Мать строго спросила:
— Вы где, святая троица, вчера были?
— В кино.
— Домой шли вместе?
— Нет.
— Почему это? Иван замялся.
— Понимаешь, мама... Тут такое дело...
Женщины насторожились.
— Он увидел знакомую девушку и пошел ее провожать.
— А вы?
— Мы домой. Тут такое дело... Мать Сергея всхлипнула.
— Да что случилось, Дарья Лукинична? — спросил Иван.
— В больнице мой Сережка... По «скорой»...
Ивана и Эдика в палату не пустили,
— Поменьше бы хулиганили, — проворчала дежурная сестра. — Из-за вас кажинный день беда...
— Да мы тут при чем? — огрызнулся Иван. — Мы друзья, понимаете?
— Какие ж вы друзья, если не вступились?
Иван не нашелся что ответить. Эдик вышел вслед за ним на крыльцо и закурил. Ему так хотелось напомнить Ивану их вчерашний разговор, но после упрека дежурной сестры это было излишним.
До института шли молча. Эдику казалось — Иван жалеет о том, что вчера не пошел вслед за товарищем. Он не хотел сыпать соль на свежую рану и ждал, когда Иван сам признает свою ошибку. Но Иван упрямо молчал.
В вестибюле института их встретил шумный говор студентов. Первокурсники всех факультетов уезжали завтра утром на уборку картофеля. Лекции отменялись вплоть до возвращения.
Эдик с Иваном вышли на улицу…
— Может, снова попробуем в больницу пробиться? — спросил Эдик.
— Нет. Оставим у его мамы записку и поедем,
— Каменный ты человек, — сказал Эдик.
Иван промолчал. Видно, ему не хотелось сейчас говорить о Сергее, о том, что произошло. Он энергично потирал лоб, и между густыми его темно-русыми бровями выступило красное пятно.
В деревне Иван с Эдиком поселились в одной хате. Была она чистенькая, как и ее немолодая хозяйка и ее отец — старик лет семидесяти, с бравыми буденовскими усами, аккуратно выбритый. Голова его была лысая, крупная. Глаза быстрые, острые, чему-то все время хитро улыбались.
«С этим дедом не соскучишься», — подумал Иван и спросил:
— Вы не против квартирантов?
— Проходите, проходите, вот вам и комнатка отдельная, — суетилась хозяйка, приглашая Ивана и Эдика за дощатую перегородку, где стояли две железные койки. — Вот тут мой сынок с невесткой жили, а теперь завербовались. Заработать хотят на свою хату. Тут и располагайтесь.
— Спасибо, — сказал Иван.
Хозяйка вышла. Ребята оглядели комнату, оклеенную голубоватыми обоями. На койке лежали байковые одеяла, подушки были накрыты вышитыми накидками. На туалетном столике стояло зеркало и рядом фотография молодого парня с круглолицей девушкой.
— Такая на любых заготовках выдержит, — улыбнулся Эдик и, кивнув на подушки, добавил: — Надо попросить хозяйку, чтобы убрала эти вышивки — нам они ни
к чему.
Когда вышли, дед хитро улыбнулся:
— Вот уж колхознички рады-радехоньки. Такая сила нагрянула. Вам эта картошка пара пустяков.
— Я не специалист, — признался Эдик. — Дома у нас пару соток, так мама сама управляется.
— Городской, значит?
— Городской.
— В городе, наверное, думают, что картошка на деревьях растет?
Эдик спокойно ответил:
— Зачем же? Я говорил — мы свою выращиваем.
— Прости, глуховат стал, — улыбнулся дед. А Иван подумал: «Ну, и ловок же ты притворяться».
В это время скрипнула дверь, вошел босой вихрастый мальчишка и громко объявил:
— Студенты, в контору на сходку!
— Это что еще за сходка? — спросил Иван.
— Бригадир приказал. Ну, я побежал...
У конторы стоял стол, накрытый красным материалом, и за ним на стуле сидел Милявский. На нем был военного покроя френч, темно-синие брюки галифе и сапоги.
— Трудно ему будет, — улыбнулся Эдик. — Сапоги — не туфли, быстро не сбросишь.
Когда первокурсники плотной стеной окружили стол, Милявский встал, погладил крашеную бородку и кашлянул.
— Дорогие коллеги! — произнес он приятным густым баритоном. — Я прислан сюда дирекцией, парткомом и местным комитетом нашего института в качестве руководителя студенческой трудовой бригады. Осень нынче ожидается ранняя, и своевременная уборка картофеля обеспечит наши промышленные центры и нашу армию так называемым вторым хлебом…
Говорил Милявский долго и нудно. Студенты потихоньку загудели. Раздались голоса! — Все ясно!
— Ближе к делу!
— Давайте объем работ и сроки! Милявский услышал реплики, снял пенсне, протер носовым платком и сказал:
— Юности кажется, что у нее все позади, а оказывается, все впереди...
На этом, не совсем понятном афоризме он закончил и сел.
К столу подошла Вера. Была она в спортивном костюме, с гладко зачесанными волосами.
— Разрешите? — склонилась она к Милявскому. Тот кивнул. Эдик шепнул Ивану:
— Сергей в больнице, а она речи толкает... Иван промолчал.
— Тут наш руководитель, — сказала Вера, — очень интересно рассказывал о так называемых наших общих и частных задачах, и после этого мы, конечно, уразумели, что от нас требуется. А теперь я хочу спросить самое главное, где мы будем питаться, где мыться и так далее и тому подобное.
Студенты дружно загалдели. К столу подошел высокий небритый мужчина в кепке и поднял руку.
— Я тут работаю бригадиром, чтоб вы знали. Будем в поле встречаться. А девушка правильно ставит вопрос, и мы его, к вашему сведению, продумали еще до вашего приезда, потому как вы наши гости, а про гостя заботится хозяин...
Иван слушал бригадира и улыбался. Вот выступал перед этим ученый человек, кандидат наук, говорил гладко и грамотно, а вдумаешься — словесная трескотня. Бригадир был далеко не краснобай, а говорил конкретно, толково, по-деловому,
— Посмотри на Милявского, — вдруг шепнул Эдик Ивану. — По-моему, и он клюнул...
Иван увидел, что Милявского за столом уже нет. Он о чем-то оживленно беседовал с Верой. Потом снял пенсне, протер, еще постоял и, когда бригадир объявил о работах на завтра и закрыл собрание, пошел рядом с Верой по деревенской улице.
— Принял ее критику к сердцу, — сказал Иван.
— Не везет нашему Сережке, — вздохнул Эдик.
— Наоборот, — сказал Иван, но Эдик не понял товарища. Однако расспрашивать не стал. А Иван круто повернулся и направился к дому.
— Не везет нашему Сережке, — опять сказал Эдик, чтоб завязать угаснувший разговор.
— Слушай, Эдик, — вспылил Иван, — да ну их ко всем чертям, и этого старого ловеласа Милявского, и эту раскрасавицу Веру. Пойдем лучше в нашу хату и отдохнем.
Но намерению Ивана не суждено было сбыться. В хате дед пригласил их к столу. На столе стояли тарелки с солеными огурцами, квашеной капустой, чугунок с дымящимся картофелем и посредине высокая бутыль темно-зеленого стекла.
— Чем богаты, тем и рады, — сказал старик. — Зовите меня просто Филипповичем. А вас как величать?
Из темно-зеленой бутылки он налил хлопцам по полстакана, а себе поменьше.
— Вы молодые, вам это семечки... Ну, для знакомства, — он лихо опрокинул самогон, крякнул и потянулся за огурцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116