По-прежнему раздавались команды, топот ног, скрежет вагонных дверей.
Потом высокий в командирском френче и обожженной шинели, давно небритый пленный, который стоял рядом с Иваном, сказал неожиданно молодым голосом:
— Вы видели, ребята, что в наш вагон попал парень с воли? Ты что, добровольно или как?
— Вы же слышали, — сказал Иван. — За мной гнались.
— Борешься с новой властью? — В голосе небритого прозвучала ирония.
Ивану не понравился тон командира.
— А что, лучше, чтоб тебя загоняли, как скот, в телятник?
Слова Ивана больно ударили небритого. Замер, услышав их, весь вагон.
— Сопляк, — как-то равнодушно сказал небритый. — Что ты знаешь о войне? Ни фига. Тебе бы только поиграть в нее со своими пацанами.
Иван почувствовал, что разговор становится резким. Он замолчал и задумался. Только теперь он начал понимать, что добровольно попал в ловушку, из которой никогда не выбраться. Вместе с этими людьми будет умирать он медленной смертью, если удастся выжить в этом забитом до отказа вагоне. Уставший от погони, Иван хотел было присесть, но сделать это не было никакой возможности: люди тесно упирались друг в друга.
Кажется, подали паровоз. Вагоны лязгнули буферами, дернулись и поплыли. «Вот и все, — подумал Иван, — прощайте, ребята, ах как глупо все это получилось. Надо было бежать в сторону депо, там было пустынно. Авось охранник промахнулся бы. Зато там начинался угольный склад, за складом в овраге поселок, а за поселком спасительный Печорский лес».
Он смотрел на этих измученных озлобленных людей, и ему хотелось сделать что-то такое, чтобы помочь им, чтоб они снова почувствовали себя участниками этой грандиозной битвы с врагом.
— Товарищи! — громко сказал Иван, и голос его дрогнул. — Товарищи! На днях под Москвой разгромлены отборные гитлеровские части и Красная Армия перешла в решительное контрнаступление!
В вагоне установилась такая тишина, что слышно было тяжелое дыхание людей.
— Ребята, вы слышали, что сказал этот парень с воли? — громко спросил небритый.
— Що вин там бормоче? Хай скаже як трэба, каб уси чулы!
И опять слышно было только дыхание.
— Ну, — ласково подтолкнул Ивана небритый. — Объяви еще раз. Только так, чтобы все мы поняли. Иван пожал плечами — кажется, в том, что он говорил, было все понятно, но люди, наверное, были оглушены этим сообщением и никак не могли прийти в себя.
— На днях мы приняли сообщение Московского радио о том, что в первых числах декабря в ожесточенных боях под Москвой разгромлены отборные гитлеровские дивизии и Красная Армия перешла в контрнаступление... — Иван говорил громко, медленно, чеканя каждое слово, будто давал диктант этому необычному классу.
В вагоне стояла гнетущая тишина, такая напряженная, что Ивану стало страшно.
— Тихо! — приказал небритый. — Давайте тихо крикнем «ура».
— А почему тихо? — спросил из угла басовитый голос. — Пусть этим гадам станет известно, что мы знаем о победе под Москвой.
— Зачем? Чтоб они обнаружили нашего паренька и бросили его в тюрьму?
Иван заметил, как по небритой щеке соседа скатилась слеза. Иван посмотрел в его веселые повлажневшие глаза и улыбнулся.
— Спасибо тебе, парень. Кстати, как тебя зовут?
— Иван.
— Запомните, ребята, — обратился к пленным командир. — Зовут его Ваня.
— Гарное имя, хлопче, — сказал украинец.
— А меня зовут Михаил, — представился небритый командир. — Я перед войной Минское пехотное окончил. Служил в Бобруйске. Дрался за переправу на Березине. Кто уцелел из наших — добрались до Могилева, а тут влились в 388-й полк.
— Кутеповский... — сказал Иван.
— А ты откуда знаешь? — спросил Михаил.
— Оттуда, что я дрался в ополчении, потом был ранен, потом мать забрала домой из госпиталя.
— Еще раз прости... — попросил Михаил. — Знаешь, я думал, ты так...
Наступило молчание.
— Хто казав, що бога немае? — заговорил украинец. — А хто нам послав этого хлопца, этого парубка дорогого. Ось гналы нас до станции — жить не хотелось, хай бы кончалы конвоиры просто на майдани, а теперь...
— Надо что-то придумать, — тоном приказа произнес
Михаил. — Посмотрите там вдоль стен. Может, доска послабее найдется.
Вдоль стен прошло движение.
— Черта с два, — сказал из угла басовитый голос.
— Ломик бы какой-нибудь... — сказал кто-то.
— От дурень, — незлобно упрекнул украинец. — Какой ломик, когда в кармане даже гвоздя нету.
«В, кармане?» Ивану стало жарко при одной мысли. У него в кармане был перочинный ножик. Он носил его при себе с той поры, как пошел работать в бригаду путейцев вместе с Сергеем. Он со страхом ощупал карман— а вдруг потерял, когда бегал, пригибаясь, под вагонами? Нет, ножик был на месте.
Иван с трудом пошевелился, сунул руку в карман, взял нож, теплый и гладкий, и протянул его Михаилу.
— Сгодится?
Михаил стиснул Ивана в объятиях, щекоча своей рыжеватой небритой бородой.
— Ребята! — объявил он, чтобы всем было слышно. — У нас на всех есть один перочинный нож. Давайте помозгуем, что можно им сделать.
— Распороть брюхо Гитлеру, — зло произнес басовитый голос.
— А еще?
— Воткнуть его себе в задницу, — проворчал украинец.
— В нашем положении такими кусками не бросаются, — рассердился Михаил. — А ну-ка, Ваня, отодвинься от двери.
— Легко сказать...
— Ребята, пожмитесь немного, дайте глянуть, что на этих дверях творится... — Михаил уцепился за болт, который проходил стенку насквозь и крепился в середине вагона гайкой и контргайкой. — Как думаешь, что это за штука? — спросил он Ивана.
Иван посмотрел на дверь. На уровне болта, продетого сквозь стену, находился второй, закрепленный на двери.
— Это крюк, на который опускается задвижка...
Михаил задумался. В вагоне было тихо. Все прислушивались к разговору Ивана и Михаила. Прислушивались затаив дыхание, боясь помешать осуществлению чего-то важного, что может решить их судьбу раз и навсегда. — А если этот крюк, к примеру, вытолкнуть?
— Дверь откроется, — улыбнулся Иван.
— Вот именно. Дверь откроется, — задумчиво повторил Михаил. — Но для того чтобы его вытолкнуть, надо вырезать толстый слой дерева вокруг болта, на котором держится крюк... Слыхали, ребята?
— Слыхали... — пришел в движение вагон.
Михаил повертел в руках ножик, раскрыл его, обнажив два довольно крепких лезвия, и крякнул:
— Ну, ребята, за работу. Начнем мы с Иваном, а потом каждый кто сколько сумеет. Кроме раненых и больных. Главное, чтоб мы работали день и ночь, день и ночь без отдыха. Иначе нам хана...
Они решили поменяться местами с Иваном. Сделать это было нелегко. Для того чтобы уступить свое место Михаилу, Иван должен был упереться руками в дверь, чтобы отодвинуть своих соседей. Послышался стон, кто-то громко и матерно выругался.
— Ничего, браток, потерпи, — мягко сказал Михаил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Потом высокий в командирском френче и обожженной шинели, давно небритый пленный, который стоял рядом с Иваном, сказал неожиданно молодым голосом:
— Вы видели, ребята, что в наш вагон попал парень с воли? Ты что, добровольно или как?
— Вы же слышали, — сказал Иван. — За мной гнались.
— Борешься с новой властью? — В голосе небритого прозвучала ирония.
Ивану не понравился тон командира.
— А что, лучше, чтоб тебя загоняли, как скот, в телятник?
Слова Ивана больно ударили небритого. Замер, услышав их, весь вагон.
— Сопляк, — как-то равнодушно сказал небритый. — Что ты знаешь о войне? Ни фига. Тебе бы только поиграть в нее со своими пацанами.
Иван почувствовал, что разговор становится резким. Он замолчал и задумался. Только теперь он начал понимать, что добровольно попал в ловушку, из которой никогда не выбраться. Вместе с этими людьми будет умирать он медленной смертью, если удастся выжить в этом забитом до отказа вагоне. Уставший от погони, Иван хотел было присесть, но сделать это не было никакой возможности: люди тесно упирались друг в друга.
Кажется, подали паровоз. Вагоны лязгнули буферами, дернулись и поплыли. «Вот и все, — подумал Иван, — прощайте, ребята, ах как глупо все это получилось. Надо было бежать в сторону депо, там было пустынно. Авось охранник промахнулся бы. Зато там начинался угольный склад, за складом в овраге поселок, а за поселком спасительный Печорский лес».
Он смотрел на этих измученных озлобленных людей, и ему хотелось сделать что-то такое, чтобы помочь им, чтоб они снова почувствовали себя участниками этой грандиозной битвы с врагом.
— Товарищи! — громко сказал Иван, и голос его дрогнул. — Товарищи! На днях под Москвой разгромлены отборные гитлеровские части и Красная Армия перешла в решительное контрнаступление!
В вагоне установилась такая тишина, что слышно было тяжелое дыхание людей.
— Ребята, вы слышали, что сказал этот парень с воли? — громко спросил небритый.
— Що вин там бормоче? Хай скаже як трэба, каб уси чулы!
И опять слышно было только дыхание.
— Ну, — ласково подтолкнул Ивана небритый. — Объяви еще раз. Только так, чтобы все мы поняли. Иван пожал плечами — кажется, в том, что он говорил, было все понятно, но люди, наверное, были оглушены этим сообщением и никак не могли прийти в себя.
— На днях мы приняли сообщение Московского радио о том, что в первых числах декабря в ожесточенных боях под Москвой разгромлены отборные гитлеровские дивизии и Красная Армия перешла в контрнаступление... — Иван говорил громко, медленно, чеканя каждое слово, будто давал диктант этому необычному классу.
В вагоне стояла гнетущая тишина, такая напряженная, что Ивану стало страшно.
— Тихо! — приказал небритый. — Давайте тихо крикнем «ура».
— А почему тихо? — спросил из угла басовитый голос. — Пусть этим гадам станет известно, что мы знаем о победе под Москвой.
— Зачем? Чтоб они обнаружили нашего паренька и бросили его в тюрьму?
Иван заметил, как по небритой щеке соседа скатилась слеза. Иван посмотрел в его веселые повлажневшие глаза и улыбнулся.
— Спасибо тебе, парень. Кстати, как тебя зовут?
— Иван.
— Запомните, ребята, — обратился к пленным командир. — Зовут его Ваня.
— Гарное имя, хлопче, — сказал украинец.
— А меня зовут Михаил, — представился небритый командир. — Я перед войной Минское пехотное окончил. Служил в Бобруйске. Дрался за переправу на Березине. Кто уцелел из наших — добрались до Могилева, а тут влились в 388-й полк.
— Кутеповский... — сказал Иван.
— А ты откуда знаешь? — спросил Михаил.
— Оттуда, что я дрался в ополчении, потом был ранен, потом мать забрала домой из госпиталя.
— Еще раз прости... — попросил Михаил. — Знаешь, я думал, ты так...
Наступило молчание.
— Хто казав, що бога немае? — заговорил украинец. — А хто нам послав этого хлопца, этого парубка дорогого. Ось гналы нас до станции — жить не хотелось, хай бы кончалы конвоиры просто на майдани, а теперь...
— Надо что-то придумать, — тоном приказа произнес
Михаил. — Посмотрите там вдоль стен. Может, доска послабее найдется.
Вдоль стен прошло движение.
— Черта с два, — сказал из угла басовитый голос.
— Ломик бы какой-нибудь... — сказал кто-то.
— От дурень, — незлобно упрекнул украинец. — Какой ломик, когда в кармане даже гвоздя нету.
«В, кармане?» Ивану стало жарко при одной мысли. У него в кармане был перочинный ножик. Он носил его при себе с той поры, как пошел работать в бригаду путейцев вместе с Сергеем. Он со страхом ощупал карман— а вдруг потерял, когда бегал, пригибаясь, под вагонами? Нет, ножик был на месте.
Иван с трудом пошевелился, сунул руку в карман, взял нож, теплый и гладкий, и протянул его Михаилу.
— Сгодится?
Михаил стиснул Ивана в объятиях, щекоча своей рыжеватой небритой бородой.
— Ребята! — объявил он, чтобы всем было слышно. — У нас на всех есть один перочинный нож. Давайте помозгуем, что можно им сделать.
— Распороть брюхо Гитлеру, — зло произнес басовитый голос.
— А еще?
— Воткнуть его себе в задницу, — проворчал украинец.
— В нашем положении такими кусками не бросаются, — рассердился Михаил. — А ну-ка, Ваня, отодвинься от двери.
— Легко сказать...
— Ребята, пожмитесь немного, дайте глянуть, что на этих дверях творится... — Михаил уцепился за болт, который проходил стенку насквозь и крепился в середине вагона гайкой и контргайкой. — Как думаешь, что это за штука? — спросил он Ивана.
Иван посмотрел на дверь. На уровне болта, продетого сквозь стену, находился второй, закрепленный на двери.
— Это крюк, на который опускается задвижка...
Михаил задумался. В вагоне было тихо. Все прислушивались к разговору Ивана и Михаила. Прислушивались затаив дыхание, боясь помешать осуществлению чего-то важного, что может решить их судьбу раз и навсегда. — А если этот крюк, к примеру, вытолкнуть?
— Дверь откроется, — улыбнулся Иван.
— Вот именно. Дверь откроется, — задумчиво повторил Михаил. — Но для того чтобы его вытолкнуть, надо вырезать толстый слой дерева вокруг болта, на котором держится крюк... Слыхали, ребята?
— Слыхали... — пришел в движение вагон.
Михаил повертел в руках ножик, раскрыл его, обнажив два довольно крепких лезвия, и крякнул:
— Ну, ребята, за работу. Начнем мы с Иваном, а потом каждый кто сколько сумеет. Кроме раненых и больных. Главное, чтоб мы работали день и ночь, день и ночь без отдыха. Иначе нам хана...
Они решили поменяться местами с Иваном. Сделать это было нелегко. Для того чтобы уступить свое место Михаилу, Иван должен был упереться руками в дверь, чтобы отодвинуть своих соседей. Послышался стон, кто-то громко и матерно выругался.
— Ничего, браток, потерпи, — мягко сказал Михаил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116