Кто-то в толпе вскрикнул, кто-то громко заплакал. Маша вздрогнула и еще плотнее прижалась к Эдику, по-прежнему уткнув свое лицо в его стеганку.
— В школе это называется открытый урок... — тихо сказал Александр Степанович, — Ну, что ж, пошли... Расходились торопливо, желая поскорее уйти от того страшного, что случилось на площади, что рождало в душе не растерянность, а гнев и желание мести.
Глава шестая
ПУТИ-ДОРОГИ
Убрать Милявского было делом не простым. Он работал в городской управе, аккуратно являлся утром и уходил в шесть вечера. Иногда он пропадал на несколько дней, и ребята терялись в догадках — сидел Милявский дома или выполнял очередное задание немцев. Был изучен маршрут из дому на работу, места, куда он мог заглянуть по пути — в рабочее время тут всегда было много свидетелей. Еще больше было их по воскресным дням — этой улицей шли и ехали на рынок и с рынка.
Для того чтобы выработать окончательный план, решено было собраться у Сергея в ближайшее время, чтобы «отметить день рождения» Веры...
Вера собрала на стол, пришел Иван, надел свой лучший костюм Александр Степанович. Назначенный час миновал, а Эдика с Машей все не было.
— Не случилось ли чего? — осторожно бросила Вера. Александр Степанович молчал, но ходил по комнате больше обычного. Сергей с Иваном в который раз уже возвращались к разговору о своем дорожном мастере, который верой и правдой служил своим новым хозяевам. Наконец дверь в сенях хлопнула, и не успела Вера выйти навстречу, как в квартиру буквально ворвались Эдик и Маша. Эдик держал в руках буханку хлеба, из кармана стеганки торчало горлышко бутылки.
— Ура! — громко крикнул он. — Ура! Наши разбили гитлеровцев под Москвой и перешли в наступление.
В первую минуту все замерли. Потом хотели крикнуть «ура» вслед за Эдиком, но Александр Степанович подал предупреждающий знак, и тогда начали молча радостно поздравлять друг друга.
— Я всегда говорил, что победим, — захлёбывался от восторга Эдик. — Немножко не угадал в сроках.
— Ах, какой провидец! — улыбнулся Иван. — А кто нам дурил голову, что немецкие рабочие и крестьяне не пойдут против государства рабочих и крестьян?
— Ладно... — примирительно сказал Эдик. — Злопамятный ты, Иван.
— Садитесь за стол, — вмешался Александр Степанович. — И расскажи нам, Эдик, все по порядку. Откуда ты принес эту весть, не сообщила ли об этом городская комендатура?
Все рассмеялись.
— Только, пожалуйста, со всеми подробностями.
— А может, сначала нальем? — предложил Сергей.
— Господи, — притворно вздохнул Александр Степанович. — Кого я воспитал в своем доме?
— Яблоко от яблони недалеко падает, — смеялся Сергей, разливая по рюмкам принесенную Эдиком бутылку. — Что это?
— Очищенный спиритус денатуратус!
— Ты что, отравить нас хочешь? — отодвинула рюмку Вера.
— Дорогая именинница, — заметил Эдик. — Я пробовал его в первозданном фиолетовом виде и остался жив.
— Эдик, не тяни, — попросил Александр Степанович.
— Так вот, — сказал Эдик. — Вы знаете, что мой Шпаковский давно мучается, собирая двухламповый приемник. Вчера он мне сообщил, что сделал последнее сопротивление. Я пришел к нему вечером, мы провозились над приемником всю ночь, а он молчал как рыба. В схеме все было нормально. Пало подозрение на лампу. Шпаковский порылся в своих тайниках, заменил ее, и утром приемник заговорил. Передавали сообщение об итогах трехдневных наступательных боев Красной Армии. Я хотел записать, но не успевал за диктором. Одним словом, отбросили их больше, чем на сто километров, разгромили много войск врага, захвачены огромные трофеи. Наступление наших войск продолжается.
— Добавил от себя? — уточнил Александр Степанович.
— Нет. Так было сказано. Точно. Наступление наших войск продолжается.
— Ну, вот теперь выпьем, — сказал Александр Степанович и, когда рюмка опустела, добавил: — И немедленно листовку. Немедленно. Я передам в город, и ее размножат на гектографе. Об этом должны знать все. Сергей достал из письменного стола лист бумаги, взял чернильницу, ручку. Тарелки и рюмки отодвинули в сторону.
— Кто пишет разборчиво? — спросил Александр Степанович.
Все промолчали.
— Я так и знал, — сказал Александр Степанович, — что институты не прививают вкуса к чистописанию. Дайте сюда, — он взял бумагу и ручку. — А сочинять вместе будем...
— Дорогие товарищи! — громко сказал Эдик, и все замерли. Голос его дрогнул, словно Эдик выступал перед большой аудиторией.
— На днях, — продолжал Иван, — под Москвой разгромлены отборные гитлеровские части.
— Нет, надо вначале сказать о контрнаступлении наших войск, — заметил Сергей.
— Правильно. — Александр Степанович зачеркнул написанное и начал сначала: — На днях под Москвой началось контрнаступление Красной Армии. Разгромлены отборные гитлеровские части, захвачены огромные трофеи.
— Красная Армия стремительно идет на запад, — добавила Маша.
— Правильно, — кивнул Александр Степанович. — Близок час нашего освобождения.
— Бейте фашистскую нечисть, — продолжала Вера. — Помогайте нашей родной Красной Армии.
— Все, — сказал Александр Степанович. — Словам тесно, и мыслям просторно. Теперь подпишем: райком КП(б)Б.
— А мы имеем право? — усомнился Эдик.
— А как же! — сказал Александр Степанович. — Все, что ты делаешь в городе против оккупантов, — делаешь по указанию и согласию райкома. За листовку нам только спасибо скажут, — Александр Степанович сложил листок вчетверо, сунул его под стельку ботинка. — Ну, вот что, Эдик. Свое задание в госпитале ты выполнил с честью. А теперь будешь раз в неделю принимать сводку Совинформбюро. Сам иногда принесешь, иногда через Митьку передашь, иногда через дядю Мотю, а то и Вера забежит к тебе с какой-нибудь кастрюлей, да и Маша по
пути заглянет... А насчет Милявского решайте сами. Я пошел.
Дверь в сенях закрылась.
— Ну и старик у тебя, — заметил Иван. — Я его таким никогда прежде не видел.
— Он весь в Сергея, ты просто не замечал, — улыбнулась Вера.
— Давайте отмечать день рождения и думать, — напомнила Маша.
— А что тут думать, — зло сказал Иван. — Пустить ему пулю в затылок, и дело с концом.
— Когда, где — на работе, прямо в кабинете, где тебя сразу схватят, или на улице, где он появляется два раза в день, да и то, наверное, не один.
— Почему — наверное? — спросил Иван.
— Мне так показалось, — заметил Сергей. — Рядом с ним вроде никого нету. Оглянешься — то впереди, то сзади появляется какой-нибудь тип.
— Эта история слишком затянулась, — вспылил Эдик. — И я из сотни вариантов предлагаю один, самый верный. Только чур, не таить на меня обиду. Предлагаю использовать неравнодушие Милявского к Вере.
Наступило неловкое молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— В школе это называется открытый урок... — тихо сказал Александр Степанович, — Ну, что ж, пошли... Расходились торопливо, желая поскорее уйти от того страшного, что случилось на площади, что рождало в душе не растерянность, а гнев и желание мести.
Глава шестая
ПУТИ-ДОРОГИ
Убрать Милявского было делом не простым. Он работал в городской управе, аккуратно являлся утром и уходил в шесть вечера. Иногда он пропадал на несколько дней, и ребята терялись в догадках — сидел Милявский дома или выполнял очередное задание немцев. Был изучен маршрут из дому на работу, места, куда он мог заглянуть по пути — в рабочее время тут всегда было много свидетелей. Еще больше было их по воскресным дням — этой улицей шли и ехали на рынок и с рынка.
Для того чтобы выработать окончательный план, решено было собраться у Сергея в ближайшее время, чтобы «отметить день рождения» Веры...
Вера собрала на стол, пришел Иван, надел свой лучший костюм Александр Степанович. Назначенный час миновал, а Эдика с Машей все не было.
— Не случилось ли чего? — осторожно бросила Вера. Александр Степанович молчал, но ходил по комнате больше обычного. Сергей с Иваном в который раз уже возвращались к разговору о своем дорожном мастере, который верой и правдой служил своим новым хозяевам. Наконец дверь в сенях хлопнула, и не успела Вера выйти навстречу, как в квартиру буквально ворвались Эдик и Маша. Эдик держал в руках буханку хлеба, из кармана стеганки торчало горлышко бутылки.
— Ура! — громко крикнул он. — Ура! Наши разбили гитлеровцев под Москвой и перешли в наступление.
В первую минуту все замерли. Потом хотели крикнуть «ура» вслед за Эдиком, но Александр Степанович подал предупреждающий знак, и тогда начали молча радостно поздравлять друг друга.
— Я всегда говорил, что победим, — захлёбывался от восторга Эдик. — Немножко не угадал в сроках.
— Ах, какой провидец! — улыбнулся Иван. — А кто нам дурил голову, что немецкие рабочие и крестьяне не пойдут против государства рабочих и крестьян?
— Ладно... — примирительно сказал Эдик. — Злопамятный ты, Иван.
— Садитесь за стол, — вмешался Александр Степанович. — И расскажи нам, Эдик, все по порядку. Откуда ты принес эту весть, не сообщила ли об этом городская комендатура?
Все рассмеялись.
— Только, пожалуйста, со всеми подробностями.
— А может, сначала нальем? — предложил Сергей.
— Господи, — притворно вздохнул Александр Степанович. — Кого я воспитал в своем доме?
— Яблоко от яблони недалеко падает, — смеялся Сергей, разливая по рюмкам принесенную Эдиком бутылку. — Что это?
— Очищенный спиритус денатуратус!
— Ты что, отравить нас хочешь? — отодвинула рюмку Вера.
— Дорогая именинница, — заметил Эдик. — Я пробовал его в первозданном фиолетовом виде и остался жив.
— Эдик, не тяни, — попросил Александр Степанович.
— Так вот, — сказал Эдик. — Вы знаете, что мой Шпаковский давно мучается, собирая двухламповый приемник. Вчера он мне сообщил, что сделал последнее сопротивление. Я пришел к нему вечером, мы провозились над приемником всю ночь, а он молчал как рыба. В схеме все было нормально. Пало подозрение на лампу. Шпаковский порылся в своих тайниках, заменил ее, и утром приемник заговорил. Передавали сообщение об итогах трехдневных наступательных боев Красной Армии. Я хотел записать, но не успевал за диктором. Одним словом, отбросили их больше, чем на сто километров, разгромили много войск врага, захвачены огромные трофеи. Наступление наших войск продолжается.
— Добавил от себя? — уточнил Александр Степанович.
— Нет. Так было сказано. Точно. Наступление наших войск продолжается.
— Ну, вот теперь выпьем, — сказал Александр Степанович и, когда рюмка опустела, добавил: — И немедленно листовку. Немедленно. Я передам в город, и ее размножат на гектографе. Об этом должны знать все. Сергей достал из письменного стола лист бумаги, взял чернильницу, ручку. Тарелки и рюмки отодвинули в сторону.
— Кто пишет разборчиво? — спросил Александр Степанович.
Все промолчали.
— Я так и знал, — сказал Александр Степанович, — что институты не прививают вкуса к чистописанию. Дайте сюда, — он взял бумагу и ручку. — А сочинять вместе будем...
— Дорогие товарищи! — громко сказал Эдик, и все замерли. Голос его дрогнул, словно Эдик выступал перед большой аудиторией.
— На днях, — продолжал Иван, — под Москвой разгромлены отборные гитлеровские части.
— Нет, надо вначале сказать о контрнаступлении наших войск, — заметил Сергей.
— Правильно. — Александр Степанович зачеркнул написанное и начал сначала: — На днях под Москвой началось контрнаступление Красной Армии. Разгромлены отборные гитлеровские части, захвачены огромные трофеи.
— Красная Армия стремительно идет на запад, — добавила Маша.
— Правильно, — кивнул Александр Степанович. — Близок час нашего освобождения.
— Бейте фашистскую нечисть, — продолжала Вера. — Помогайте нашей родной Красной Армии.
— Все, — сказал Александр Степанович. — Словам тесно, и мыслям просторно. Теперь подпишем: райком КП(б)Б.
— А мы имеем право? — усомнился Эдик.
— А как же! — сказал Александр Степанович. — Все, что ты делаешь в городе против оккупантов, — делаешь по указанию и согласию райкома. За листовку нам только спасибо скажут, — Александр Степанович сложил листок вчетверо, сунул его под стельку ботинка. — Ну, вот что, Эдик. Свое задание в госпитале ты выполнил с честью. А теперь будешь раз в неделю принимать сводку Совинформбюро. Сам иногда принесешь, иногда через Митьку передашь, иногда через дядю Мотю, а то и Вера забежит к тебе с какой-нибудь кастрюлей, да и Маша по
пути заглянет... А насчет Милявского решайте сами. Я пошел.
Дверь в сенях закрылась.
— Ну и старик у тебя, — заметил Иван. — Я его таким никогда прежде не видел.
— Он весь в Сергея, ты просто не замечал, — улыбнулась Вера.
— Давайте отмечать день рождения и думать, — напомнила Маша.
— А что тут думать, — зло сказал Иван. — Пустить ему пулю в затылок, и дело с концом.
— Когда, где — на работе, прямо в кабинете, где тебя сразу схватят, или на улице, где он появляется два раза в день, да и то, наверное, не один.
— Почему — наверное? — спросил Иван.
— Мне так показалось, — заметил Сергей. — Рядом с ним вроде никого нету. Оглянешься — то впереди, то сзади появляется какой-нибудь тип.
— Эта история слишком затянулась, — вспылил Эдик. — И я из сотни вариантов предлагаю один, самый верный. Только чур, не таить на меня обиду. Предлагаю использовать неравнодушие Милявского к Вере.
Наступило неловкое молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116