Ему больше приходилось полагаться на интуицию. Изучая досье на капитана Кондратюка, он задержал внимание на его абсолютной верности и, сопоставив различные мелкие факты служебной, пока еще начинающейся карьеры этого кандидата, пришел к выводу, что капитан, пожалуй, больше других предан не только Советской Родине, но именно системе ГРУ. Хоть и незначительную, но достаточно важную роль в выборе сыграла и его национальность молдаванина — меньше личных знакомств и привязанностей в спецназе, где, как, впрочем, и всюду люди больше тянулись к землякам. Да и в Москве, где предстояло действовать, он никак не мог примелькаться. Сейчас, встретившись с ним, последним из пятерки отобранных, Ермолин укрепился в своем решении назначить капитана руководителем пятерки, и если пытался несколько запугать его и предлагал отказаться, то лишь потому, что обязан был это сказать.
— У нас еще есть немного времени, — Ермолин взглянул на большие настенные часы. — Для ваших подчиненных вы будете находиться в командировке в районе Герата, где сейчас активизировались моджахеды. Старший лейтенант Марьясин в ваше отсутствие справится с командованием группой?
— Справится, — заверил Игорь. — И не только в мое отсутствие.
— Приятно слышать такой отзыв о заместителе, — сказал Ермолин. — Мне известно, что к вам ребята относятся с уважением. А как вообще вы строите свои отношения с людьми? Доброжелательность, улыбка, умение слушать и другие вещи этого рода, которым вас учили, проблемы не исчерпывает. Успели вы выработать какой-то свой принцип?
— Выработать не успел, товарищ полковник. Позаимствовал. Где-то вычитал заповедь босса мафии, и она мне понравилась. Звучит это так: всегда лучше, если друг недооценивает твои достоинства, а враг преувеличивает твои недостатки.
Ермолин рассмеялся.
— Для некоторых ситуаций это неплохо. Но не всегда, далеко не всегда. Иногда бывает нужно создать как раз обратное впечатление. Скажите, трудно приходится без вашего специального снаряжения? — вдруг спросил он.
— Трудно. Сейчас уже вроде бы привыкли, притерпелись, но все равно… Особенно зимой. Днями приходится лежать в этих проклятых горах. Ветер, холод. Кажется, даже кости мерзнут. Какая там может быть боеготовность, тем более — мгновенная реакция. Все же как-то справляемся.
— Считаете, из сложившейся ситуации нельзя извлечь положительного опыта?
— Можно, — улыбнулся Игорь. — Надо учиться долезть в любом снаряжении.
— Это само собой, — усмехнулся Ермолин. — И прежде всего учиться таким подразделениям, как ваше. К сожалению, изменить в этом отношении ничего нельзя. Придется и дальше воевать при таком снаряжении, если мы не хотим раскрыть инкогнито спецназа ГРУ. А мы не хотим этого.
У парней группы Кондратюка не было специального обмундирования разведчиков, как не было и многого другого: ни автоматов с прибором бесшумной и беспламенной стрельбы — ПБС, ни ночных бесподсветных прицелов — НБП-3, ни бесшумных пистолетов — П-8, ни диверсионных ножей-стропорезов, хранивших внутри рукояти могучую пружину, которая с силой арбалета выстреливает лезвие на двадцать с лишним метров, ни аппаратуры засекречивания, ни аппаратуры сверхскоростной передачи сигналов.
Из всего предназначенного спецназу ГРУ великолепия группа имела модернизированные автоматы Калашникова, пистолеты Макарова, обычные десантные ножи, пластиковую взрывчатку, мины направленного действия, гранаты, пулеметы, гранатометы, рюкзаки десантников — РД, таблетки сухого спирта для подогрева пищи, обеззараживающие таблетки, относительно очищающие зловонные лужи, из которых потом можно пить, сдерживая тошноту. Словом, они имели лишь то, чем располагал любой разведвзвод любого мотострелкового полка. А ходить надо было в сотни раз больше, и встречаться с противником — в сто раз чаще.
— Знаю, что вам еще не приходилось попадать в ситуации, когда необходимо умертвить своего раненого или убить вполне здорового шифровальщика, — заговорил Ермолин и спросил. — А если придется, уверены, что сможете?
— Думаю, что смогу, — ответил Кондратюк.
— Вы верите, что есть мужественные люди, способные вынести любые пытки и не заговорить?
— Хоть нас и учили, что таких нет и не бывает, но я все-таки верю, что есть.
— И, вероятно, к ним причисляете себя, — усмехнулся Ермолин. — Так вот. Не верьте. Выбросите это из головы. Таких людей нет. Запомните это.
— А как же Кампанелла, товарищ полковник? — спросил Кондратюк. — Который выдержал все мыслимые и немыслимые пытки инквизиции?
— Инквизиторы — это даже не абитуриенты по сравнению с академиками из КГБ. Я не имею в виду психотропные препараты. Впрочем, у нас тоже есть специалисты соответствующего профиля, — ответил Ермолин и продолжал. — Вы мне не очень уверенно ответили: «думаю, что смогу». Это тот случай, когда думать не надо, надо действовать, быстро, без раздумий. Оставить раненого врагам — значит погубить группу. Насколько я осведомлен, до сих пор вам в этом отношении везло.
— Эта группа у меня четвертая, — выждав, не продолжит ли собеседник, заговорил Игорь. — И во время выполнения заданий не было ни одного убитого или раненого. За эти годы у меня двое погибли и пятеро получили ранения, но в расположении наших войск. Подорвались на минах в БМП и БТР. Таким же образом и я был ранен.
— И через неделю вернулись в строй, — дополнил Ермолин и снова посмотрел на часы. — Вопросы ко мне есть?
— Есть, товарищ полковник… Духи знают о том, что здесь действует спецназ ГРУ?
— Знают. Но обнаружить пока не могут.
Капитан улыбнулся с гордостью за своих ребят и их товарищей из других групп.
— Знаете, иногда хоть специально с собой трупы носи, чтобы показать моджахедам: тут действуем не мы, а другие, которых вы способны убивать.
— Всем бы нам такие проблемы, — улыбнулся Ермолин.
— Товарищ полковник, хочу сказать… — начал и замялся Кондратюк.
— Ну, ну… — подбодрил Ермолин.
— В последней операции после уничтожения каравана мы нашли небольшой тюк, набитый афгани. Я отдал деньги ребятам, — капитан замолчал, с тревогой ожидая реакции высокого начальника.
— Один и небольшой тюк? — переспросил Ермолин.
— Да, один и небольшой. Сколько там было денег, не знаю.
— И вы не сдали его в финчасть, потому что вспомнили, чем кончилась, вернее, чем не кончилась история с теми миллионами и свое поведение в кабинете следователя?
— Да, — Игорь уже не удивлялся осведомленности собеседника.
— Себе ничего не взяли?
— Не взял.
— Напрасно. Надо было взять, но сообщить об этом нам. И вы, и ваши парни это заслужили.
— Вот я и сообщил, — неуверенно заявил Игорь.
— А почему сообщили?
Кондратюк заколебался, но встретил излучающий жесткую волю взгляд Ермолина и словно бросился с обрыва в ледяную воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— У нас еще есть немного времени, — Ермолин взглянул на большие настенные часы. — Для ваших подчиненных вы будете находиться в командировке в районе Герата, где сейчас активизировались моджахеды. Старший лейтенант Марьясин в ваше отсутствие справится с командованием группой?
— Справится, — заверил Игорь. — И не только в мое отсутствие.
— Приятно слышать такой отзыв о заместителе, — сказал Ермолин. — Мне известно, что к вам ребята относятся с уважением. А как вообще вы строите свои отношения с людьми? Доброжелательность, улыбка, умение слушать и другие вещи этого рода, которым вас учили, проблемы не исчерпывает. Успели вы выработать какой-то свой принцип?
— Выработать не успел, товарищ полковник. Позаимствовал. Где-то вычитал заповедь босса мафии, и она мне понравилась. Звучит это так: всегда лучше, если друг недооценивает твои достоинства, а враг преувеличивает твои недостатки.
Ермолин рассмеялся.
— Для некоторых ситуаций это неплохо. Но не всегда, далеко не всегда. Иногда бывает нужно создать как раз обратное впечатление. Скажите, трудно приходится без вашего специального снаряжения? — вдруг спросил он.
— Трудно. Сейчас уже вроде бы привыкли, притерпелись, но все равно… Особенно зимой. Днями приходится лежать в этих проклятых горах. Ветер, холод. Кажется, даже кости мерзнут. Какая там может быть боеготовность, тем более — мгновенная реакция. Все же как-то справляемся.
— Считаете, из сложившейся ситуации нельзя извлечь положительного опыта?
— Можно, — улыбнулся Игорь. — Надо учиться долезть в любом снаряжении.
— Это само собой, — усмехнулся Ермолин. — И прежде всего учиться таким подразделениям, как ваше. К сожалению, изменить в этом отношении ничего нельзя. Придется и дальше воевать при таком снаряжении, если мы не хотим раскрыть инкогнито спецназа ГРУ. А мы не хотим этого.
У парней группы Кондратюка не было специального обмундирования разведчиков, как не было и многого другого: ни автоматов с прибором бесшумной и беспламенной стрельбы — ПБС, ни ночных бесподсветных прицелов — НБП-3, ни бесшумных пистолетов — П-8, ни диверсионных ножей-стропорезов, хранивших внутри рукояти могучую пружину, которая с силой арбалета выстреливает лезвие на двадцать с лишним метров, ни аппаратуры засекречивания, ни аппаратуры сверхскоростной передачи сигналов.
Из всего предназначенного спецназу ГРУ великолепия группа имела модернизированные автоматы Калашникова, пистолеты Макарова, обычные десантные ножи, пластиковую взрывчатку, мины направленного действия, гранаты, пулеметы, гранатометы, рюкзаки десантников — РД, таблетки сухого спирта для подогрева пищи, обеззараживающие таблетки, относительно очищающие зловонные лужи, из которых потом можно пить, сдерживая тошноту. Словом, они имели лишь то, чем располагал любой разведвзвод любого мотострелкового полка. А ходить надо было в сотни раз больше, и встречаться с противником — в сто раз чаще.
— Знаю, что вам еще не приходилось попадать в ситуации, когда необходимо умертвить своего раненого или убить вполне здорового шифровальщика, — заговорил Ермолин и спросил. — А если придется, уверены, что сможете?
— Думаю, что смогу, — ответил Кондратюк.
— Вы верите, что есть мужественные люди, способные вынести любые пытки и не заговорить?
— Хоть нас и учили, что таких нет и не бывает, но я все-таки верю, что есть.
— И, вероятно, к ним причисляете себя, — усмехнулся Ермолин. — Так вот. Не верьте. Выбросите это из головы. Таких людей нет. Запомните это.
— А как же Кампанелла, товарищ полковник? — спросил Кондратюк. — Который выдержал все мыслимые и немыслимые пытки инквизиции?
— Инквизиторы — это даже не абитуриенты по сравнению с академиками из КГБ. Я не имею в виду психотропные препараты. Впрочем, у нас тоже есть специалисты соответствующего профиля, — ответил Ермолин и продолжал. — Вы мне не очень уверенно ответили: «думаю, что смогу». Это тот случай, когда думать не надо, надо действовать, быстро, без раздумий. Оставить раненого врагам — значит погубить группу. Насколько я осведомлен, до сих пор вам в этом отношении везло.
— Эта группа у меня четвертая, — выждав, не продолжит ли собеседник, заговорил Игорь. — И во время выполнения заданий не было ни одного убитого или раненого. За эти годы у меня двое погибли и пятеро получили ранения, но в расположении наших войск. Подорвались на минах в БМП и БТР. Таким же образом и я был ранен.
— И через неделю вернулись в строй, — дополнил Ермолин и снова посмотрел на часы. — Вопросы ко мне есть?
— Есть, товарищ полковник… Духи знают о том, что здесь действует спецназ ГРУ?
— Знают. Но обнаружить пока не могут.
Капитан улыбнулся с гордостью за своих ребят и их товарищей из других групп.
— Знаете, иногда хоть специально с собой трупы носи, чтобы показать моджахедам: тут действуем не мы, а другие, которых вы способны убивать.
— Всем бы нам такие проблемы, — улыбнулся Ермолин.
— Товарищ полковник, хочу сказать… — начал и замялся Кондратюк.
— Ну, ну… — подбодрил Ермолин.
— В последней операции после уничтожения каравана мы нашли небольшой тюк, набитый афгани. Я отдал деньги ребятам, — капитан замолчал, с тревогой ожидая реакции высокого начальника.
— Один и небольшой тюк? — переспросил Ермолин.
— Да, один и небольшой. Сколько там было денег, не знаю.
— И вы не сдали его в финчасть, потому что вспомнили, чем кончилась, вернее, чем не кончилась история с теми миллионами и свое поведение в кабинете следователя?
— Да, — Игорь уже не удивлялся осведомленности собеседника.
— Себе ничего не взяли?
— Не взял.
— Напрасно. Надо было взять, но сообщить об этом нам. И вы, и ваши парни это заслужили.
— Вот я и сообщил, — неуверенно заявил Игорь.
— А почему сообщили?
Кондратюк заколебался, но встретил излучающий жесткую волю взгляд Ермолина и словно бросился с обрыва в ледяную воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89