Как ни странно, но у старенькой женщины-библиотекаря работы было много. Улучив минутку, Ева предложила выпить чаю и достала коробку дорогих конфет.
— У вас всегда так многолюдно? — посочувствовала она.
— Ой, не говорите, прикрепили ко мне училище, а эти пэтэушники такой народ! Буду помощника требовать, умаялась совсем.
— А в школе есть библиотека? — поинтересовалась Ева.
— Ну, там шикарная библиотека, только она вроде школьная, а вроде и нет. Ее собрал наш учитель, историк. Считай, все книги его, на собственные деньги купленные.
— Он местный? — Ева старалась не смотреть в маленькие старушечьи глазки, чтобы не выдать интерес.
— Вроде местный, а вроде и нет. Мало кто знает, что он здесь в интернате в детстве содержался. Правонарушителем был. Года два. Потом уехал, а вернулся недавно, лет десять тому. Культурный человек, образованный. Все хотел архив интерната найти. Сгорел архив в семьдесят пятом.
— За что же его в интернат?
— Говорит, ошибка вышла, а там кто его знает? — вздохнула библиотекарь. — Он и детишкам часто рассказывает про свое детство, про интернат, не скрывает. Вроде родителей лишили прав за пьянку, а его не довезли до места назначения в детский дом. Да. Все бывает. — Женщина осторожно зевнула, закрываясь пуховым платком. — Да вы что газеты роете? Он вам лучше любой газеты про наши места расскажет! Познакомьтесь, он мужчина культурный. Я ему раньше английские журналы заказывала. Хотите, записочку напишу, если вам неудобно идти к незнакомому мужчине? Вроде по делу пойдете. Он почти всегда в школе.
— Спасибо. — Ева встала, прощаясь. — Мне удобно. Как его по имени-отчеству?
— Болтнев Никита Иванович.
Учителя, однако, в школе не оказалось. Осмотрев небольшие окна частного дома, Ева тронула калитку. В доме тренькнул звонок.
— Прошу вас, проходите, я без собак живу. — На порог вышел невысокий, но ладненький мужчина с бородкой.
Ева вошла в дом.
— Если обувь промокла, снимайте, сушить будем, а если неудобно, так и не снимайте! — На нее смотрели открыто темные глаза из-под сросшихся бровей.
— Спасибо. — Ева огляделась в прихожей и присела на один из стульев, стоящих вдоль стены.
Небольшой круглый стол тоже стоял близко к стене, застеленный белой с вышивкой скатертью. На столе лежали стопкой тетради, несколько карандашей и ручек. Ева задержалась взглядом на странной пепельнице, которую учитель употреблял для хранения скрепок. Хорошо отполированный и покрытый лаком довольно крупный панцирь черепахи.
— Вы — приезжая, из большого города, приехали в командировку или по учительским делам! — весело сообщил учитель из-за перегородки, где он собирал чай.
— Дедуктивный метод, понимаю. — Ева напрягла голос. — Я тоже так умею!
— Давайте, — разрешил учитель, выглядывая.
— Вы — Болт.
За перегородкой установилась полная тишина. Где-то громко и миролюбиво тикали часы.
— Не угадали, — учитель вышел к ней, медленно снимая с пояса фартук, — распространенная ошибка определять зависимость клички от созвучия в фамилии. Я Болтнев, а кличка у меня была Скиф. У Болта была фамилия Проколов. Был у нас мальчик-таджик Хатуров, а звали его Чурка. Правда, например, Самосвал имел фамилию Самохвалов, созвучно. А вы кто?
— Я — Апельсин, если вы имеете в виду кличку. Дали мне такое вот название на некоторое время, к фамилии действительно не имеет никакого отношения, — улыбнулась Ева. — А Севрюга?
— Это — в точку. Севрюга был Севрюгин. — Учитель взял стул и сел напротив Евы. — Можно, я еще попробую угадать? Вы — из архива по моему запросу!
— Нет, — Ева отрицательно покачала головой, — я из уголовного розыска.
— Интересное дело, — задумчиво пробормотал учитель.
— А почему — Скиф? — спросила Ева, не давая ему задуматься.
— Я был мелкий, хилый, но очень начитанный мальчик. Спасался тем, что рассказывал на ночь истории разные. Очень любил про древних греков и про скифов. А чем, собственно говоря, я могу помочь уголовному розыску?
— Чистосердечным признанием.
— Вот так, значит, — пробормотал учитель, не удивившись.
— Вот так, — кивнула Ева.
— И как же вы на меня вышли? Вы не подумайте, я спрашиваю для интереса, потому как перед законом чист. Я Максу эту бумажку отправил просто так, для установления контакта.
— Просто так, значит, отправили Максу бумажку из банки, которую откопали со своими пионерами-следопытами? — Ева смотрела насмешливо. — Почему Максу первому, а потом Феде?
— Ничего я Феде не отсылал. Только Максу. Когда нашел эту банку… Как это объяснить? Я ведь понял, что там было написано. Вы так странно со мной разговариваете, как будто знаете, о чем речь в этой бумажке!
— Так почему Максу первому, Никита Иванович?
Учитель встал, помедлил, потом, словно решившись, ушел в другую комнату. Он шелестел бумажками, Ева взяла в руки пепельницу-панцирь.
— Вот. — Учитель положил перед Евой два листка из тетради.
— Понятно. — Ева посмотрела листки, не прикасаясь к ним. — Значит, Феде вы ничего не посылали, почему же он приехал сюда искать дерево?
— Не знаю. Он не приходил ко мне. Я принял меры предосторожности и отправил Максу письмо из районного центра. Я написал, что, если он интересуется двумя другими бумажками, пусть напишет до востребования на почту в центре.
— Написал?
— Скорей, нарисовал. Очень впечатляющий рисунок. Не могу показать, потому как уничтожил его, да и женщине не надо видеть такое… Неприличность абсолютная. Я подумал, что он так и… Ну, понимаете?
— Так и остался дебилом? — пришла на помощь Ева.
— Вроде того. И вдруг узнаю, что был скандал на складах у старой станции. Спустя месяца три после получения мной ответа.
— Значит, у вас не получилось, — задумчиво протянула Ева. Учитель молчал.
— Сколько вы хотели с них содрать, Никита Иванович? Учитель молчал.
— Ну что вы стесняетесь, это же наверняка не себе, а на школьные нужды, на книги, оборудование, так ведь?
— Мы можем с вами поспорить насчет состава преступления. Я в этих делах не очень разбираюсь, но даже с моим убогим опытом юридических отношений могу предположить, что обнаружение мною жестяной банки и то, что я отослал письмо… Вряд ли это уголовно наказуемый поступок.
— Тут вы абсолютно правы, — согласилась Ева. — А почему вы вообще это сделали? Можно было бы предположить, что Макс содержится в психлечебнице, как вы нашли его?
Учитель встал и еще раз ушел в другую комнату. Он вернулся со старой газетой. С довольно качественной фотографии на Еву смотрел Федя Самосвал, угрюмо и вызывающе. Сзади выпирало удивленное вспышкой фотоаппарата лицо Макса Черепахи.
— Скандальчик был небольшой. Здесь написано. — Учитель показал пальцем на небольшую статью.
В статье коротко и без подробностей говорилось о том, что сделка между двумя известными банками по покупке акций никелевого комбината признана недействительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— У вас всегда так многолюдно? — посочувствовала она.
— Ой, не говорите, прикрепили ко мне училище, а эти пэтэушники такой народ! Буду помощника требовать, умаялась совсем.
— А в школе есть библиотека? — поинтересовалась Ева.
— Ну, там шикарная библиотека, только она вроде школьная, а вроде и нет. Ее собрал наш учитель, историк. Считай, все книги его, на собственные деньги купленные.
— Он местный? — Ева старалась не смотреть в маленькие старушечьи глазки, чтобы не выдать интерес.
— Вроде местный, а вроде и нет. Мало кто знает, что он здесь в интернате в детстве содержался. Правонарушителем был. Года два. Потом уехал, а вернулся недавно, лет десять тому. Культурный человек, образованный. Все хотел архив интерната найти. Сгорел архив в семьдесят пятом.
— За что же его в интернат?
— Говорит, ошибка вышла, а там кто его знает? — вздохнула библиотекарь. — Он и детишкам часто рассказывает про свое детство, про интернат, не скрывает. Вроде родителей лишили прав за пьянку, а его не довезли до места назначения в детский дом. Да. Все бывает. — Женщина осторожно зевнула, закрываясь пуховым платком. — Да вы что газеты роете? Он вам лучше любой газеты про наши места расскажет! Познакомьтесь, он мужчина культурный. Я ему раньше английские журналы заказывала. Хотите, записочку напишу, если вам неудобно идти к незнакомому мужчине? Вроде по делу пойдете. Он почти всегда в школе.
— Спасибо. — Ева встала, прощаясь. — Мне удобно. Как его по имени-отчеству?
— Болтнев Никита Иванович.
Учителя, однако, в школе не оказалось. Осмотрев небольшие окна частного дома, Ева тронула калитку. В доме тренькнул звонок.
— Прошу вас, проходите, я без собак живу. — На порог вышел невысокий, но ладненький мужчина с бородкой.
Ева вошла в дом.
— Если обувь промокла, снимайте, сушить будем, а если неудобно, так и не снимайте! — На нее смотрели открыто темные глаза из-под сросшихся бровей.
— Спасибо. — Ева огляделась в прихожей и присела на один из стульев, стоящих вдоль стены.
Небольшой круглый стол тоже стоял близко к стене, застеленный белой с вышивкой скатертью. На столе лежали стопкой тетради, несколько карандашей и ручек. Ева задержалась взглядом на странной пепельнице, которую учитель употреблял для хранения скрепок. Хорошо отполированный и покрытый лаком довольно крупный панцирь черепахи.
— Вы — приезжая, из большого города, приехали в командировку или по учительским делам! — весело сообщил учитель из-за перегородки, где он собирал чай.
— Дедуктивный метод, понимаю. — Ева напрягла голос. — Я тоже так умею!
— Давайте, — разрешил учитель, выглядывая.
— Вы — Болт.
За перегородкой установилась полная тишина. Где-то громко и миролюбиво тикали часы.
— Не угадали, — учитель вышел к ней, медленно снимая с пояса фартук, — распространенная ошибка определять зависимость клички от созвучия в фамилии. Я Болтнев, а кличка у меня была Скиф. У Болта была фамилия Проколов. Был у нас мальчик-таджик Хатуров, а звали его Чурка. Правда, например, Самосвал имел фамилию Самохвалов, созвучно. А вы кто?
— Я — Апельсин, если вы имеете в виду кличку. Дали мне такое вот название на некоторое время, к фамилии действительно не имеет никакого отношения, — улыбнулась Ева. — А Севрюга?
— Это — в точку. Севрюга был Севрюгин. — Учитель взял стул и сел напротив Евы. — Можно, я еще попробую угадать? Вы — из архива по моему запросу!
— Нет, — Ева отрицательно покачала головой, — я из уголовного розыска.
— Интересное дело, — задумчиво пробормотал учитель.
— А почему — Скиф? — спросила Ева, не давая ему задуматься.
— Я был мелкий, хилый, но очень начитанный мальчик. Спасался тем, что рассказывал на ночь истории разные. Очень любил про древних греков и про скифов. А чем, собственно говоря, я могу помочь уголовному розыску?
— Чистосердечным признанием.
— Вот так, значит, — пробормотал учитель, не удивившись.
— Вот так, — кивнула Ева.
— И как же вы на меня вышли? Вы не подумайте, я спрашиваю для интереса, потому как перед законом чист. Я Максу эту бумажку отправил просто так, для установления контакта.
— Просто так, значит, отправили Максу бумажку из банки, которую откопали со своими пионерами-следопытами? — Ева смотрела насмешливо. — Почему Максу первому, а потом Феде?
— Ничего я Феде не отсылал. Только Максу. Когда нашел эту банку… Как это объяснить? Я ведь понял, что там было написано. Вы так странно со мной разговариваете, как будто знаете, о чем речь в этой бумажке!
— Так почему Максу первому, Никита Иванович?
Учитель встал, помедлил, потом, словно решившись, ушел в другую комнату. Он шелестел бумажками, Ева взяла в руки пепельницу-панцирь.
— Вот. — Учитель положил перед Евой два листка из тетради.
— Понятно. — Ева посмотрела листки, не прикасаясь к ним. — Значит, Феде вы ничего не посылали, почему же он приехал сюда искать дерево?
— Не знаю. Он не приходил ко мне. Я принял меры предосторожности и отправил Максу письмо из районного центра. Я написал, что, если он интересуется двумя другими бумажками, пусть напишет до востребования на почту в центре.
— Написал?
— Скорей, нарисовал. Очень впечатляющий рисунок. Не могу показать, потому как уничтожил его, да и женщине не надо видеть такое… Неприличность абсолютная. Я подумал, что он так и… Ну, понимаете?
— Так и остался дебилом? — пришла на помощь Ева.
— Вроде того. И вдруг узнаю, что был скандал на складах у старой станции. Спустя месяца три после получения мной ответа.
— Значит, у вас не получилось, — задумчиво протянула Ева. Учитель молчал.
— Сколько вы хотели с них содрать, Никита Иванович? Учитель молчал.
— Ну что вы стесняетесь, это же наверняка не себе, а на школьные нужды, на книги, оборудование, так ведь?
— Мы можем с вами поспорить насчет состава преступления. Я в этих делах не очень разбираюсь, но даже с моим убогим опытом юридических отношений могу предположить, что обнаружение мною жестяной банки и то, что я отослал письмо… Вряд ли это уголовно наказуемый поступок.
— Тут вы абсолютно правы, — согласилась Ева. — А почему вы вообще это сделали? Можно было бы предположить, что Макс содержится в психлечебнице, как вы нашли его?
Учитель встал и еще раз ушел в другую комнату. Он вернулся со старой газетой. С довольно качественной фотографии на Еву смотрел Федя Самосвал, угрюмо и вызывающе. Сзади выпирало удивленное вспышкой фотоаппарата лицо Макса Черепахи.
— Скандальчик был небольшой. Здесь написано. — Учитель показал пальцем на небольшую статью.
В статье коротко и без подробностей говорилось о том, что сделка между двумя известными банками по покупке акций никелевого комбината признана недействительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80