— Вы слышали легенду о том, что раньше люди были двуполыми, а потом боги на них прогневились и разъединили… — он резко замолк, потом грустно продолжил. — И теперь по свету бродят осиротевшие половинки, надеясь отыскать ту, которая когда-то была его частью. Я верю в эту легенду, потому что она многое объясняет… И вот скажите мне, разве эти две половинки одного целого обязательно должны воспитываться в одной среде, жить по одинаковым средствам? Я считаю, что если люди созданы друг для друга, то никакие преграды не могут их разлучить: ни болезни, ни расстояния, ни время, а уж тем более, ни деньги.
— Ну, ну. — Я была в некотором замешательстве — как ни крути, а человека, считающего, что классовое неравенство не преграда для любви, встречать еще не приходилось. По этому я подавила в себе желание поспорить и молча двинулась в сторону своего дома. Геркулесов, как истинный джентльмен, потащился следом — не мог же он бросить беззащитную, как ему казалось, девушку одну на темной улице.
Мы шли молча, думая каждый о своем. Причем, если судить по его все еще горящим глазам, он размышлял о том, как прекрасна любовь, а вот я… Мои мысли были гораздо прозаичнее — я с ужасом представляла, какую головомойку мне устроит завтра Сонечка.
Таким образом мы добрели до моего дома, вошли в арку. И тут он заговорил:
— А я ведь тоже не верю в то, что Блохин убийца. С самого начала не верил.
— Так зачем же арестовали?
— Задержали, — в очередной раз поправил Геркулесов, и вид при этом имел очень задумчивый. — Таковы правила, сами понимаете, эмоции в нашем деле только мешают.
— Не понимаю. Мне всегда казалось, что именно сыщики должны доверять интуиции.
— Но у меня слишком мало опыта, чтобы я мог доверять своему чутью, — грустно и, я бы даже сказала, горько сказал он.
— Но у Русова-то опыта полно. Он разве не видит…
— Он верит только фактам, а факты пока говорят, что Блохин мог убить этих женщин. — Он вновь задумался и уже у самого моего подъезда отмер. — Завтра сам за результатами экспертизы поеду. И как их получу, выпущу беднягу Блохина.
— Вы так уверены, что запись в журнале фальшивая?
— Уверен.
— Но ведь подделать почерк очень сложно.
— Тут вы заблуждаетесь. У Блохина почерк очень характерный и в то же время разборчивый: круглые, мелкие буквы с левым наклоном, такой подделать легко. Я пробовал, с 3-его раза получилось, к тому же образец был перед глазами: на листе, где имеется фальшивая запись, еще две, оставленные уже Блохиным, но за два и четыре дня до этого.
— А как вы думаете, преступник сразу решил на Леву свалить или потом?
— Думаю, потом. Я подозреваю, что запись он на следующий день подделал, воспользовавшись суматохой, до этого он не мог прикоснуться к журналу без страха быть застуканным.
Я согласно кивнула — мне тоже так казалось. И уже, было, собралась похвалить его за проницательность, но тут мы подошли к подъездной лавке и оказались аккурат перед злополучным кустом шиповника. Его оголившиеся колючки, родили не очень приятные воспоминания.
— А меня в этих кустах маньяк подкарауливал, — пожаловалась я.
— Когда?
— Не помню точно, в среду, кажется.
— Что значит — не помню! — возмутился Геркулесов. — А как это произошло, вы, надеюсь, не забыли?
— Забудешь такое, как же. Мы с ним, знаете, как боролись. Я его на свет, а он меня в заросли, я его на свет, он меня…
— Ну и? — нетерпеливо взревел Геркулесов.
— Сильный оказался, зараза. Упустила я его, — грустно поведала я, вспомнив прощальный шелест веток. — Все что ли маньяки такие жилистые? Хотя… Это мог быть и обычный грабитель…
— Грабитель? Да вы что? Да вы…! — завопил он, сверкая глазами. Видели бы вы их — как у бешенной собаки. — Нет, стоит только мне подумать, что вы не такая сумасшедшая, какой кажетесь, как вы…
— Эй, вы чего взбеленились? — испугалась я.
— Нет, вы не сумасшедшая… Вы, вы, простите меня, вы дура!
— Как дура? — еще больше испугалась я.
— Ну почему вы не сообщили в милицию, объясните?
— Но ведь со мной ничего не случилось…
— Тьфу! — он еще больше распалился. — Вы об уликах когда-нибудь слышали, об оставленных на месте преступления следах, окурках, например, отпечатках ног…
— Слышала, — обрадовалась я. — Я все проверила, он ни одной улики не оставил.
— Тоже мне мисс Марпл нашлась! А про собак-ищеек не слыхали? Ведь мы могли след взять… Глядишь, он бы уже за решеткой сидел. Эх!
— Ну не подумала, простите.
— Нет вам прощения, — отрезал Геркулесов. Потом развернулся и, возмущенно сопя, зашагал к арке.
А я осталась стоять истуканом, униженная и оскорбленная. Когда его широкая спина скрылась в темноте арочного проема, я отмерла и прокричала:
— А за дуру вы еще ответите!
Снова понедельник
Затишье перед бурей
Тропка, ведущая к институту, была на удивление чистой. Не было ни привычной грязи, ни полусгнившей листвы, видно дворник успел все это убрать, не было даже луж — они замерзли, превратившись из символов осени в символы зимы.
Вот по этой тропке я и неслась пасмурным утром понедельника, рискуя поскользнуться и сломать, как минимум, одну ногу. Пальто мое распахнулось, сумка била по боку, шейный платок сбился, но я не обращала на это внимание — главное для меня было оказаться у институтского крыльца быстрее того, кто гнался за мной от самой трамвайной остановки.
Я неслась, что есть силы, и насколько мне позволяли высоченные каблуки. Огибала лужи, лавировала, тормозила, когда ноги начинали разъезжаться. До заветного крыльца оставалось каких-то 10 метров, когда я поняла, что не успею.
— Чего тебе надо, маньяк? — выкрикнула я, обернувшись.
Преследователь затормозил, утер пот, струившийся из-под вязаной шапочки и, задыхаясь, выпалил:
— Хотел узнать, не спрашивала ли Сонечка обо мне.
— Не спрашивала, — отрезала я. — Все?
— Все, — пробормотал он расстроено.
Вот этого я и боялась! Еще вчера, когда обнаружила под дверью подкарауливающую меня Соньку, я поняла, что завтра на работе будет почти тоже самое. Только подруга интересовалась у меня, не спрашивал ли о ней Геркулесов, а вот теперь Зорин желает знать произвели ли его вокальные и ораторские способности впечатление на Соньку.
— А что она вообще обо мне говорила? — полюбопытствовал Зорин, догнав меня и пристроившись рядом.
— Ничего.
— Совсем? — Он стащил со своей косматой головы шапчонку и утер ей вспотевший лоб. Видимо, эта утренняя пробежка тяжело ему далась.
— Совсем. Мы не виделись, — соврала я, а потом пожалела — он же и завтра начнет день с того же вопроса, что и сегодня. Лучше б я сразу ему сказала, что подруга моя нашла его «булькающим бочонком». Попереживал бы, да отстал от меня.
— А ты быстро ходишь, — уважительно изрек изрядно повеселевший Зорин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Ну, ну. — Я была в некотором замешательстве — как ни крути, а человека, считающего, что классовое неравенство не преграда для любви, встречать еще не приходилось. По этому я подавила в себе желание поспорить и молча двинулась в сторону своего дома. Геркулесов, как истинный джентльмен, потащился следом — не мог же он бросить беззащитную, как ему казалось, девушку одну на темной улице.
Мы шли молча, думая каждый о своем. Причем, если судить по его все еще горящим глазам, он размышлял о том, как прекрасна любовь, а вот я… Мои мысли были гораздо прозаичнее — я с ужасом представляла, какую головомойку мне устроит завтра Сонечка.
Таким образом мы добрели до моего дома, вошли в арку. И тут он заговорил:
— А я ведь тоже не верю в то, что Блохин убийца. С самого начала не верил.
— Так зачем же арестовали?
— Задержали, — в очередной раз поправил Геркулесов, и вид при этом имел очень задумчивый. — Таковы правила, сами понимаете, эмоции в нашем деле только мешают.
— Не понимаю. Мне всегда казалось, что именно сыщики должны доверять интуиции.
— Но у меня слишком мало опыта, чтобы я мог доверять своему чутью, — грустно и, я бы даже сказала, горько сказал он.
— Но у Русова-то опыта полно. Он разве не видит…
— Он верит только фактам, а факты пока говорят, что Блохин мог убить этих женщин. — Он вновь задумался и уже у самого моего подъезда отмер. — Завтра сам за результатами экспертизы поеду. И как их получу, выпущу беднягу Блохина.
— Вы так уверены, что запись в журнале фальшивая?
— Уверен.
— Но ведь подделать почерк очень сложно.
— Тут вы заблуждаетесь. У Блохина почерк очень характерный и в то же время разборчивый: круглые, мелкие буквы с левым наклоном, такой подделать легко. Я пробовал, с 3-его раза получилось, к тому же образец был перед глазами: на листе, где имеется фальшивая запись, еще две, оставленные уже Блохиным, но за два и четыре дня до этого.
— А как вы думаете, преступник сразу решил на Леву свалить или потом?
— Думаю, потом. Я подозреваю, что запись он на следующий день подделал, воспользовавшись суматохой, до этого он не мог прикоснуться к журналу без страха быть застуканным.
Я согласно кивнула — мне тоже так казалось. И уже, было, собралась похвалить его за проницательность, но тут мы подошли к подъездной лавке и оказались аккурат перед злополучным кустом шиповника. Его оголившиеся колючки, родили не очень приятные воспоминания.
— А меня в этих кустах маньяк подкарауливал, — пожаловалась я.
— Когда?
— Не помню точно, в среду, кажется.
— Что значит — не помню! — возмутился Геркулесов. — А как это произошло, вы, надеюсь, не забыли?
— Забудешь такое, как же. Мы с ним, знаете, как боролись. Я его на свет, а он меня в заросли, я его на свет, он меня…
— Ну и? — нетерпеливо взревел Геркулесов.
— Сильный оказался, зараза. Упустила я его, — грустно поведала я, вспомнив прощальный шелест веток. — Все что ли маньяки такие жилистые? Хотя… Это мог быть и обычный грабитель…
— Грабитель? Да вы что? Да вы…! — завопил он, сверкая глазами. Видели бы вы их — как у бешенной собаки. — Нет, стоит только мне подумать, что вы не такая сумасшедшая, какой кажетесь, как вы…
— Эй, вы чего взбеленились? — испугалась я.
— Нет, вы не сумасшедшая… Вы, вы, простите меня, вы дура!
— Как дура? — еще больше испугалась я.
— Ну почему вы не сообщили в милицию, объясните?
— Но ведь со мной ничего не случилось…
— Тьфу! — он еще больше распалился. — Вы об уликах когда-нибудь слышали, об оставленных на месте преступления следах, окурках, например, отпечатках ног…
— Слышала, — обрадовалась я. — Я все проверила, он ни одной улики не оставил.
— Тоже мне мисс Марпл нашлась! А про собак-ищеек не слыхали? Ведь мы могли след взять… Глядишь, он бы уже за решеткой сидел. Эх!
— Ну не подумала, простите.
— Нет вам прощения, — отрезал Геркулесов. Потом развернулся и, возмущенно сопя, зашагал к арке.
А я осталась стоять истуканом, униженная и оскорбленная. Когда его широкая спина скрылась в темноте арочного проема, я отмерла и прокричала:
— А за дуру вы еще ответите!
Снова понедельник
Затишье перед бурей
Тропка, ведущая к институту, была на удивление чистой. Не было ни привычной грязи, ни полусгнившей листвы, видно дворник успел все это убрать, не было даже луж — они замерзли, превратившись из символов осени в символы зимы.
Вот по этой тропке я и неслась пасмурным утром понедельника, рискуя поскользнуться и сломать, как минимум, одну ногу. Пальто мое распахнулось, сумка била по боку, шейный платок сбился, но я не обращала на это внимание — главное для меня было оказаться у институтского крыльца быстрее того, кто гнался за мной от самой трамвайной остановки.
Я неслась, что есть силы, и насколько мне позволяли высоченные каблуки. Огибала лужи, лавировала, тормозила, когда ноги начинали разъезжаться. До заветного крыльца оставалось каких-то 10 метров, когда я поняла, что не успею.
— Чего тебе надо, маньяк? — выкрикнула я, обернувшись.
Преследователь затормозил, утер пот, струившийся из-под вязаной шапочки и, задыхаясь, выпалил:
— Хотел узнать, не спрашивала ли Сонечка обо мне.
— Не спрашивала, — отрезала я. — Все?
— Все, — пробормотал он расстроено.
Вот этого я и боялась! Еще вчера, когда обнаружила под дверью подкарауливающую меня Соньку, я поняла, что завтра на работе будет почти тоже самое. Только подруга интересовалась у меня, не спрашивал ли о ней Геркулесов, а вот теперь Зорин желает знать произвели ли его вокальные и ораторские способности впечатление на Соньку.
— А что она вообще обо мне говорила? — полюбопытствовал Зорин, догнав меня и пристроившись рядом.
— Ничего.
— Совсем? — Он стащил со своей косматой головы шапчонку и утер ей вспотевший лоб. Видимо, эта утренняя пробежка тяжело ему далась.
— Совсем. Мы не виделись, — соврала я, а потом пожалела — он же и завтра начнет день с того же вопроса, что и сегодня. Лучше б я сразу ему сказала, что подруга моя нашла его «булькающим бочонком». Попереживал бы, да отстал от меня.
— А ты быстро ходишь, — уважительно изрек изрядно повеселевший Зорин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68