Шли они бодро, неся — один за одну ручку, другой за другую — преогромную сумку, на первый взгляд пустую. И ноша их так меня заинтересовала, что я потеряла и пыл, и аргументы для достойной отмазки, чем не преминул воспользоваться Кузин:
— Значит, Леля остается. Да, Леля?
— А? — я отвернулась от окна, так как Санин с Маниным уже скрылись за дверями НИИ. — Что я делаю?
— Остаешься, — повторил Иван Львович, умоляюще глядя на меня.
— Ладно, — пожалела начальника сердобольная Леля. — А кто со мной? Вдруг наша супер-ЭВМ сломается.
— Санин с Маниным, — радостно взвизгнул начальник. — Вместе и домой поедите.
— Уху, — задумчиво кивнула я. Потом отпустила Кузина восвояси, а сама уселась под розаном шевелить мозгами.
Спросите, что меня так озадачило? Отвечу — сумка. Уж очень большая, просто огромная, такая огромная, что в ней запросто мог бы поместиться человек, если бы он соблаговолил согнуть колени. А если его положить по частям, то… Стоп! Вот оно! Сумка для расчлененного трупа…
Пусть мне сто раз повторяют, что мне привиделось; пусть я лично облазила на карачках весь задний двор, не далее как с утра, и не нашла не единого следа, не единой капли; пусть кто-то считает, что нет трупа, нет и преступления… Пусть. Я все равно уверена, что вчера кого-то укокошили. А труп спрятали. А мою квартиру обшарили еще утром и стянули со стены мой стилет, которым в последствии и укокошили этого самого кого-то. А труп его спрятали. Тьфу-ты, кажется, повторяюсь… От волнения, наверное… Но на чем я остановилась? Ах, да, на трупе, который до поры спрятали, чтобы потом вынести (замечу, по частям, чтобы не привлекать внимания) с территории института. А там сделать с ним что угодно, спустить в канализацию, например. Или выкинуть на помойку. Спросите, зачем наводить тень на плетень? Оставлял же раньше этот неизвестный убийца трупы на месте преступления, и ничего. Правильно, но раньше у милиции не было подозреваемого, а теперь есть — Вася. И так от этого нашему душегубу хорошо, так хорошо и удобно, что раскрывать он себя никак не хочет, ведь теперь режь институтских баб — не хочу, трупы по частям из НИИ выноси, никто на тебя и не подумает. Вот так-то!
Надо было подготовиться к вечеру.
Вечер
Шпионские игры и разбитый лоб
В 5 вечера, когда коридоры института опустели, я на цыпочках вышла из маш-зала. Крадущейся походкой проследовала до двери в свою комнату, тихо ее открыла. Вошла. Здесь уже я была в безопасности, по тому действия свои начала производить с изрядным шумом. Перво-наперво я помолилась электронному богу, чтобы он позволил машине поработать без поломок и без моего присмотра, потом достала из сумки сотовый телефон (не мой — мой давно отключен за неуплату — а подруги Ксюши, именно за ним я гоняла в обеденный перерыв) и газовый баллончик. Немного подумав, баллончик с газом сунула в карман, а во вторую руку взяла швабру. После, еще немного помолившись, на этот раз человеческому богу, в которого, к слову, не верю, я вышла из комнаты и слилась с темнотой коридора.
Ждать пришлось недолго. Уже минут через 10 я услышала, как открылась дверь, соединяющая лестничный пролет и коридор, потом шаги, шарканье тяжелого предмета о линолеум и, наконец, приглушенные голоса.
— Бери ее снизу, а то неудобно тащить.
— А я что делаю? — Сопение. — Тяжесть-то какая.
— Аха. А ведь выпотрошили ее.
— Уху. И внутренности ненужные выкинули, и пару верхних деталей, а, поди ж ты, тяжелая…
Я с ужасом слушала их диалог, не веря ушам своим. Это же надо с таким спокойствием говорить об убиенной ими женщине! И руки ее верхними деталями называть! Не люди, а монстры!
Тем временем Санин и Манин миновали меня, так и не заметив, что за ними кто-то наблюдает, и направились к дверям, ведущим на задний двор. Я опешила. Где ж они тогда ее прятали? Уж не у себя ли в комнате. И зачем они волокут ее во двор? Разделывать что ли? Или решили не валандаться, а просто на помойку выкинуть? Немного помявшись в нерешительности, я двинулась за ними. Риск быть замеченной, конечно, велик, но надо выяснить все до конца, а уж потом (я сжала трубку ледяными пальцами) звонить Геркулесову.
Дверь хлопнула. Выждав 5 секунд, я пронеслась по коридору и, крадучись, вышла на крыльцо. Санин с Маниным уже подтаскивали свою ношу к забору, огораживающему институт. Я притаилось за деревом, причем, спрятаться пришлось целиком, то есть вместе с головой, по этому видеть действия братьев-душегубов я не могла, могла я только слышать.
— Пролезет, как думаешь?
— Должна. Только тихо надо, а то вахтер может услышать.
— Аха. — Кряхтение и скрежет. — Да тихо ты! Не то застукают!
— А какая статья нам за это грозит?
— Откуда я знаю? Тащи давай.
— Никак, — послушался сдавленный голос Манина. — А если вахтер нас засечет, что будем делать?
— Что, что? Придется… — Тут Санин замолчал, что-то, видимо, изображая, а потом издал такой звук: — Фьють!
Я зажмурилась. Живо представив, как Манин проводит ладонью по горлу и свистит, смысл жеста понятен и дураку.
— А если Леля хватится?
— И что? Искать нас что ли пойдет?
— Она пойдет, не сомневайся, а мы тут вот… Что с ней будем делать?
Я похолодела и вжалась в дерево, притворившись, как ящерица, виденная в учебнике зоологии, высохшей веткой.
— Что, что? Тоже…фьють!
Вот тут самообладание меня покинуло, и я пискнула. Тут же, испугавшись своего голоса, выглянула из укрытия, чтобы проверить, услышали ли меня душегубы, и с ужасом обнаружила, что да — услышали. Санин и Манин стояли в полусогнутом положении, обхватывая обеими руками бока сумки, и таращились на меня со зверским выражением на лицах. Я поняла, что пропала.
— Руки вверх! — заорала я, выставляя перед собой черенок швабры.
Братья-садисты переглянулись, недоуменно, типа, что это за вша там орет, но руки от сумки оторвали. Я, окрыленная успехом, заорала еще громче и в этот раз без дрожи в голосе:
— Вверх, говорю!
Они послушно вытянули свои пятерни, наверняка, надеясь, что я потеряю бдительность от их сговорчивости. Но я была начеку. Отшвырнув нелепую швабру, я вынула баллончик, вытянула его, демонстрируя надпись, и продолжила стращать:
— Это вам не «Черемуха», это настоящий нервно-паралитический газ, как прысну, мало не покажется. А это, — я выставила перед собой сотовый, — телефон и палец мой лежит на курке… на кнопке…кнопке включения. Шаг в мою сторону, я тут же звоню Геркулесову.
Санин с Маниным переглянулись и еще выше подняли руки. А я стояла, как агент ФБР из американского фильма, (кажется из «Молчания ягнят) на полусогнутых, резко поворачивалась то в одну, то в другую сторону, выставляла то телефон, то баллончик, сипло дышала: и была похожа на перепуганную курицу (точно, как Клариса Старлинг).
— Тебе, Лель, чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Значит, Леля остается. Да, Леля?
— А? — я отвернулась от окна, так как Санин с Маниным уже скрылись за дверями НИИ. — Что я делаю?
— Остаешься, — повторил Иван Львович, умоляюще глядя на меня.
— Ладно, — пожалела начальника сердобольная Леля. — А кто со мной? Вдруг наша супер-ЭВМ сломается.
— Санин с Маниным, — радостно взвизгнул начальник. — Вместе и домой поедите.
— Уху, — задумчиво кивнула я. Потом отпустила Кузина восвояси, а сама уселась под розаном шевелить мозгами.
Спросите, что меня так озадачило? Отвечу — сумка. Уж очень большая, просто огромная, такая огромная, что в ней запросто мог бы поместиться человек, если бы он соблаговолил согнуть колени. А если его положить по частям, то… Стоп! Вот оно! Сумка для расчлененного трупа…
Пусть мне сто раз повторяют, что мне привиделось; пусть я лично облазила на карачках весь задний двор, не далее как с утра, и не нашла не единого следа, не единой капли; пусть кто-то считает, что нет трупа, нет и преступления… Пусть. Я все равно уверена, что вчера кого-то укокошили. А труп спрятали. А мою квартиру обшарили еще утром и стянули со стены мой стилет, которым в последствии и укокошили этого самого кого-то. А труп его спрятали. Тьфу-ты, кажется, повторяюсь… От волнения, наверное… Но на чем я остановилась? Ах, да, на трупе, который до поры спрятали, чтобы потом вынести (замечу, по частям, чтобы не привлекать внимания) с территории института. А там сделать с ним что угодно, спустить в канализацию, например. Или выкинуть на помойку. Спросите, зачем наводить тень на плетень? Оставлял же раньше этот неизвестный убийца трупы на месте преступления, и ничего. Правильно, но раньше у милиции не было подозреваемого, а теперь есть — Вася. И так от этого нашему душегубу хорошо, так хорошо и удобно, что раскрывать он себя никак не хочет, ведь теперь режь институтских баб — не хочу, трупы по частям из НИИ выноси, никто на тебя и не подумает. Вот так-то!
Надо было подготовиться к вечеру.
Вечер
Шпионские игры и разбитый лоб
В 5 вечера, когда коридоры института опустели, я на цыпочках вышла из маш-зала. Крадущейся походкой проследовала до двери в свою комнату, тихо ее открыла. Вошла. Здесь уже я была в безопасности, по тому действия свои начала производить с изрядным шумом. Перво-наперво я помолилась электронному богу, чтобы он позволил машине поработать без поломок и без моего присмотра, потом достала из сумки сотовый телефон (не мой — мой давно отключен за неуплату — а подруги Ксюши, именно за ним я гоняла в обеденный перерыв) и газовый баллончик. Немного подумав, баллончик с газом сунула в карман, а во вторую руку взяла швабру. После, еще немного помолившись, на этот раз человеческому богу, в которого, к слову, не верю, я вышла из комнаты и слилась с темнотой коридора.
Ждать пришлось недолго. Уже минут через 10 я услышала, как открылась дверь, соединяющая лестничный пролет и коридор, потом шаги, шарканье тяжелого предмета о линолеум и, наконец, приглушенные голоса.
— Бери ее снизу, а то неудобно тащить.
— А я что делаю? — Сопение. — Тяжесть-то какая.
— Аха. А ведь выпотрошили ее.
— Уху. И внутренности ненужные выкинули, и пару верхних деталей, а, поди ж ты, тяжелая…
Я с ужасом слушала их диалог, не веря ушам своим. Это же надо с таким спокойствием говорить об убиенной ими женщине! И руки ее верхними деталями называть! Не люди, а монстры!
Тем временем Санин и Манин миновали меня, так и не заметив, что за ними кто-то наблюдает, и направились к дверям, ведущим на задний двор. Я опешила. Где ж они тогда ее прятали? Уж не у себя ли в комнате. И зачем они волокут ее во двор? Разделывать что ли? Или решили не валандаться, а просто на помойку выкинуть? Немного помявшись в нерешительности, я двинулась за ними. Риск быть замеченной, конечно, велик, но надо выяснить все до конца, а уж потом (я сжала трубку ледяными пальцами) звонить Геркулесову.
Дверь хлопнула. Выждав 5 секунд, я пронеслась по коридору и, крадучись, вышла на крыльцо. Санин с Маниным уже подтаскивали свою ношу к забору, огораживающему институт. Я притаилось за деревом, причем, спрятаться пришлось целиком, то есть вместе с головой, по этому видеть действия братьев-душегубов я не могла, могла я только слышать.
— Пролезет, как думаешь?
— Должна. Только тихо надо, а то вахтер может услышать.
— Аха. — Кряхтение и скрежет. — Да тихо ты! Не то застукают!
— А какая статья нам за это грозит?
— Откуда я знаю? Тащи давай.
— Никак, — послушался сдавленный голос Манина. — А если вахтер нас засечет, что будем делать?
— Что, что? Придется… — Тут Санин замолчал, что-то, видимо, изображая, а потом издал такой звук: — Фьють!
Я зажмурилась. Живо представив, как Манин проводит ладонью по горлу и свистит, смысл жеста понятен и дураку.
— А если Леля хватится?
— И что? Искать нас что ли пойдет?
— Она пойдет, не сомневайся, а мы тут вот… Что с ней будем делать?
Я похолодела и вжалась в дерево, притворившись, как ящерица, виденная в учебнике зоологии, высохшей веткой.
— Что, что? Тоже…фьють!
Вот тут самообладание меня покинуло, и я пискнула. Тут же, испугавшись своего голоса, выглянула из укрытия, чтобы проверить, услышали ли меня душегубы, и с ужасом обнаружила, что да — услышали. Санин и Манин стояли в полусогнутом положении, обхватывая обеими руками бока сумки, и таращились на меня со зверским выражением на лицах. Я поняла, что пропала.
— Руки вверх! — заорала я, выставляя перед собой черенок швабры.
Братья-садисты переглянулись, недоуменно, типа, что это за вша там орет, но руки от сумки оторвали. Я, окрыленная успехом, заорала еще громче и в этот раз без дрожи в голосе:
— Вверх, говорю!
Они послушно вытянули свои пятерни, наверняка, надеясь, что я потеряю бдительность от их сговорчивости. Но я была начеку. Отшвырнув нелепую швабру, я вынула баллончик, вытянула его, демонстрируя надпись, и продолжила стращать:
— Это вам не «Черемуха», это настоящий нервно-паралитический газ, как прысну, мало не покажется. А это, — я выставила перед собой сотовый, — телефон и палец мой лежит на курке… на кнопке…кнопке включения. Шаг в мою сторону, я тут же звоню Геркулесову.
Санин с Маниным переглянулись и еще выше подняли руки. А я стояла, как агент ФБР из американского фильма, (кажется из «Молчания ягнят) на полусогнутых, резко поворачивалась то в одну, то в другую сторону, выставляла то телефон, то баллончик, сипло дышала: и была похожа на перепуганную курицу (точно, как Клариса Старлинг).
— Тебе, Лель, чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68