.. Всего доброго, Аркадий Яковлевич.
— Паша, я ведь в хорошее место тебя свозил? — обернулся Халандовский с переднего сиденья.
— Прекрасное.
— С женщиной познакомился... Смотри, какая красавица! А как она на тебя смотрит, ты только взгляни, как на тебя смотрит! Ты не обижай ее, Паша, она хорошая.
— Я знаю.
Выйдя из машины, Халандовский тихонько притворил за собой дверь, постоял на тротуаре, дождался зеленого света светофора, махнул на прощанье рукой и неохотно зашагал к своему дому. Не хотелось, видимо, ему возвращаться одному в пустую квартиру, не хотелось.
— Куда, Павел Николаевич? — спросил Андрей.
— Не домой же...
— В контору-то поздновато...
— Пропустят.
— Если с этим сложности, могу кое-что предложить, — сказала Оля.
— Чуть попозже.
— Сколько с вас Игорь взял?
— Тысячу.
— Нормально.
— Сказал, что и тебе я задолжал.
— Еще не задолжали.
— Все впереди? — усмехнулся Пафнутьев.
— Да, так можно сказать. Все впереди.
— Давно в городе?
— В городе? — переспросила Оля и на какое-то время замолчала. Видимо, вопрос ей показался необычным, видимо, такого вопроса ей клиенты не задавали. — С Нового года. А почему вы решили, что я не местная? Одежда? Вид? Манеры?
— Говорок у тебя немного непривычный.
— Это хорошо или плохо?
— Ни то ни другое.
— Некоторым нравится.
— Это хорошо, — кивнул Пафнутьев.
— Почему хорошо?
— Ты не оставляешь людей равнодушными. Они, наверное, благодарны за это?
— По-разному бывает.
— Домой не тянет?
— У меня под коленками тянет. От долгого стояния на ветру. Простите, конечно. Я понимаю, что такие подробности вряд ли кого возбудят. Но вы сами заговорили на посторонние темы.
— Дом — это посторонняя тема?
— Да.
— А непосторонние — это какие?
— Любовь и ласка. Зачем вам остальное? Об остальном вы поговорите с женой.
— Тоже верно, — вынужден был согласиться Пафнутьев.
— Далеко едем? — спросила Оля.
— Уже приехали.
Андрей остановил машину перед шлагбаумом, посигналил, из будки кто-то долго всматривался в машину и, только убедившись, что приехал свой, поднял шлагбаум.
— Когда подъехать? — спросил Андрей, не оглядываясь, словно опасался увидеть на заднем сиденье нечто непристойное.
— Через час-полтора, — неуверенно ответил Пафнутьев. — Хочешь отлучиться?
— Надо повидать одного человека.
— Если надо, значит, надо, — вздохнул Пафнутьев и вылез из машины. — Прошу, — сказал он Оле. — Мы уже дома.
— А дом-то казенный.
— Какой есть. Не самый плохой, между прочим.
— Надо же... А я уж губу раскатала — клиент подвернулся приличный, спокойный.
— Бывают неспокойные?
— О! — рассмеялась Оля. — Это долгий разговор... Не на одну бутылку.
— Игорь, который взял у меня деньги... Как его фамилия?
— Игоря? — Тон Оли неуловимо изменился. — Не знаю. Я о нем ничего не знаю. Ничего об Игоре я не знаю.
— Ну, нет так нет, — пожал плечами Пафнутьев. — Я подумал, что к нему можно время от времени обращаться с деликатными просьбами, уж коли у него столько добра. Мне кажется, он должен приветствовать каждого постоянного клиента. Пойдем, — Пафнутьев распахнул дверь. — Я должен вернуть долг.
— Какой долг?
— Чай. Я угощу тебя, Оля, потрясающим чаем.
* * *
Коридоры управления были пусты, затемнены. Горели лишь слабые дежурные лампочки. Пафнутьев шагал почти неслышно, зато четкий стук Олиных каблучков отдавался гулким эхом. Скрывая растерянность, она шла с некоторым вызовом, независимо помахивала сложенным зонтиком, с которого все еще продолжали падать редкие капли того блудного дождя, под которым увидел ее Пафнутьев. По сторонам она не смотрела, лишь изредка бросая взгляды на таблички, прибитые к дверям. Но было темно, и ни одной надписи так и не успела прочитать.
Пафнутьев открыл дверь своего кабинета, шагнул в сторону.
— Прошу!
— Спасибо, — Оля вошла опасливо, не представляя, что увидит, когда вспыхнет свет. — Мы так... В темноте и будем сидеть?
— Почему же сидеть? — спросил Пафнутьев, нажимая кнопку выключателя. — Сидят те, кого посадили. А мы люди свободные, поступаем, как сами того пожелаем, — он прошел к своему столу, уселся, показал Оле на кресло. — Присаживайся.
— Спасибо, — Оля прошла в угол, села, закинув ногу на ногу. Неплохие коленки, отметил про себя Пафнутьев. Прекрасной лепки, как сказал бы скульптор, художник или какой-нибудь многоопытный распутник. Оля вынула сигарету, уже хотела было щелкнуть зажигалкой, но спохватилась. — Я закурю?
— Конечно.
— А вы напрасно тащили меня сюда таким хитрым и коварным способом. Я бы и сама позвонила. Ваша визитка цела, да и номер запоминается легко.
— Я не знал, что встречу тебя в том дворе. Все получилось случайно. Так что не было никакой хитрости, никакого коварства.
— Тогда ладно, тогда прощаю, — Оля изо всех сил старалась выглядеть независимой. Пустив струю дыма к потолку, она снова затянулась. — А между прочим... Вы имеете право вот так среди ночи арестовывать людей, вести в служебный кабинет, устраивать допросы?
Пафнутьев помолчал, достал из стола папку уголовного дела, вынул из нее конверты с фотографиями, положил на стол и, подняв голову, посмотрел на женщину, напряженно сидящую в его низком затертом кресле.
— А я тебя не арестовывал.
— Как же это понимать? — Оля обвела недоуменным взглядом кабинет.
— Я тебя снял. И уже заплатил деньги. Аванс. Так что твое пребывание здесь оплачено.
— Аванс — это хорошо. Будет и основная проплата?
— Если заработаешь.
— Я готова. — Она поменяла положение ног, и теперь на Пафнутьева смотрела уже не правая коленка, а левая. И, как он заметил, левая была ничуть не хуже правой, она даже показалась ему лучше, но, скорее всего, это объяснялось тем, что он начал привыкать к ним и находить достоинства, которых не заметил с первого взгляда. — Правда, помещение у вас не слишком приспособлено...
— Это дело привычки, — Пафнутьев махнул рукой. — Пройдет совсем немного времени, и тебе даже понравится. Скажи, с Димой Величковским вы земляки?
Оля помолчала, поискала глазами, куда бы стряхнуть пепел с сигареты, и, увидев на полу блюдце с окурками, поняла, что оно для этого и предназначено.
— Как говорится, вопрос на засыпку? — спросила она.
— Ничуть. Вопрос по простоте душевной. Ведь ты с ним знакома?
— Знакома.
— Близко?
— Достаточно.
— Ты, Оля, такая разговорчивая, слова так и сыпятся, так и сыпятся! Не можешь умолкнуть ни на единую секунду! С тобой так интересно разговаривать!
— Простите... Если я не ошибаюсь, вас зовут Павел Николаевич? Кажется, так называла вас Пахомова?
— Совершенно верно. Павел Николаевич. А друзья называют меня просто Паша. И я откликаюсь. Очень даже охотно. И на Павла Николаевича, и на Пашу. Я не виноват, это папа с мамой меня так назвали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Паша, я ведь в хорошее место тебя свозил? — обернулся Халандовский с переднего сиденья.
— Прекрасное.
— С женщиной познакомился... Смотри, какая красавица! А как она на тебя смотрит, ты только взгляни, как на тебя смотрит! Ты не обижай ее, Паша, она хорошая.
— Я знаю.
Выйдя из машины, Халандовский тихонько притворил за собой дверь, постоял на тротуаре, дождался зеленого света светофора, махнул на прощанье рукой и неохотно зашагал к своему дому. Не хотелось, видимо, ему возвращаться одному в пустую квартиру, не хотелось.
— Куда, Павел Николаевич? — спросил Андрей.
— Не домой же...
— В контору-то поздновато...
— Пропустят.
— Если с этим сложности, могу кое-что предложить, — сказала Оля.
— Чуть попозже.
— Сколько с вас Игорь взял?
— Тысячу.
— Нормально.
— Сказал, что и тебе я задолжал.
— Еще не задолжали.
— Все впереди? — усмехнулся Пафнутьев.
— Да, так можно сказать. Все впереди.
— Давно в городе?
— В городе? — переспросила Оля и на какое-то время замолчала. Видимо, вопрос ей показался необычным, видимо, такого вопроса ей клиенты не задавали. — С Нового года. А почему вы решили, что я не местная? Одежда? Вид? Манеры?
— Говорок у тебя немного непривычный.
— Это хорошо или плохо?
— Ни то ни другое.
— Некоторым нравится.
— Это хорошо, — кивнул Пафнутьев.
— Почему хорошо?
— Ты не оставляешь людей равнодушными. Они, наверное, благодарны за это?
— По-разному бывает.
— Домой не тянет?
— У меня под коленками тянет. От долгого стояния на ветру. Простите, конечно. Я понимаю, что такие подробности вряд ли кого возбудят. Но вы сами заговорили на посторонние темы.
— Дом — это посторонняя тема?
— Да.
— А непосторонние — это какие?
— Любовь и ласка. Зачем вам остальное? Об остальном вы поговорите с женой.
— Тоже верно, — вынужден был согласиться Пафнутьев.
— Далеко едем? — спросила Оля.
— Уже приехали.
Андрей остановил машину перед шлагбаумом, посигналил, из будки кто-то долго всматривался в машину и, только убедившись, что приехал свой, поднял шлагбаум.
— Когда подъехать? — спросил Андрей, не оглядываясь, словно опасался увидеть на заднем сиденье нечто непристойное.
— Через час-полтора, — неуверенно ответил Пафнутьев. — Хочешь отлучиться?
— Надо повидать одного человека.
— Если надо, значит, надо, — вздохнул Пафнутьев и вылез из машины. — Прошу, — сказал он Оле. — Мы уже дома.
— А дом-то казенный.
— Какой есть. Не самый плохой, между прочим.
— Надо же... А я уж губу раскатала — клиент подвернулся приличный, спокойный.
— Бывают неспокойные?
— О! — рассмеялась Оля. — Это долгий разговор... Не на одну бутылку.
— Игорь, который взял у меня деньги... Как его фамилия?
— Игоря? — Тон Оли неуловимо изменился. — Не знаю. Я о нем ничего не знаю. Ничего об Игоре я не знаю.
— Ну, нет так нет, — пожал плечами Пафнутьев. — Я подумал, что к нему можно время от времени обращаться с деликатными просьбами, уж коли у него столько добра. Мне кажется, он должен приветствовать каждого постоянного клиента. Пойдем, — Пафнутьев распахнул дверь. — Я должен вернуть долг.
— Какой долг?
— Чай. Я угощу тебя, Оля, потрясающим чаем.
* * *
Коридоры управления были пусты, затемнены. Горели лишь слабые дежурные лампочки. Пафнутьев шагал почти неслышно, зато четкий стук Олиных каблучков отдавался гулким эхом. Скрывая растерянность, она шла с некоторым вызовом, независимо помахивала сложенным зонтиком, с которого все еще продолжали падать редкие капли того блудного дождя, под которым увидел ее Пафнутьев. По сторонам она не смотрела, лишь изредка бросая взгляды на таблички, прибитые к дверям. Но было темно, и ни одной надписи так и не успела прочитать.
Пафнутьев открыл дверь своего кабинета, шагнул в сторону.
— Прошу!
— Спасибо, — Оля вошла опасливо, не представляя, что увидит, когда вспыхнет свет. — Мы так... В темноте и будем сидеть?
— Почему же сидеть? — спросил Пафнутьев, нажимая кнопку выключателя. — Сидят те, кого посадили. А мы люди свободные, поступаем, как сами того пожелаем, — он прошел к своему столу, уселся, показал Оле на кресло. — Присаживайся.
— Спасибо, — Оля прошла в угол, села, закинув ногу на ногу. Неплохие коленки, отметил про себя Пафнутьев. Прекрасной лепки, как сказал бы скульптор, художник или какой-нибудь многоопытный распутник. Оля вынула сигарету, уже хотела было щелкнуть зажигалкой, но спохватилась. — Я закурю?
— Конечно.
— А вы напрасно тащили меня сюда таким хитрым и коварным способом. Я бы и сама позвонила. Ваша визитка цела, да и номер запоминается легко.
— Я не знал, что встречу тебя в том дворе. Все получилось случайно. Так что не было никакой хитрости, никакого коварства.
— Тогда ладно, тогда прощаю, — Оля изо всех сил старалась выглядеть независимой. Пустив струю дыма к потолку, она снова затянулась. — А между прочим... Вы имеете право вот так среди ночи арестовывать людей, вести в служебный кабинет, устраивать допросы?
Пафнутьев помолчал, достал из стола папку уголовного дела, вынул из нее конверты с фотографиями, положил на стол и, подняв голову, посмотрел на женщину, напряженно сидящую в его низком затертом кресле.
— А я тебя не арестовывал.
— Как же это понимать? — Оля обвела недоуменным взглядом кабинет.
— Я тебя снял. И уже заплатил деньги. Аванс. Так что твое пребывание здесь оплачено.
— Аванс — это хорошо. Будет и основная проплата?
— Если заработаешь.
— Я готова. — Она поменяла положение ног, и теперь на Пафнутьева смотрела уже не правая коленка, а левая. И, как он заметил, левая была ничуть не хуже правой, она даже показалась ему лучше, но, скорее всего, это объяснялось тем, что он начал привыкать к ним и находить достоинства, которых не заметил с первого взгляда. — Правда, помещение у вас не слишком приспособлено...
— Это дело привычки, — Пафнутьев махнул рукой. — Пройдет совсем немного времени, и тебе даже понравится. Скажи, с Димой Величковским вы земляки?
Оля помолчала, поискала глазами, куда бы стряхнуть пепел с сигареты, и, увидев на полу блюдце с окурками, поняла, что оно для этого и предназначено.
— Как говорится, вопрос на засыпку? — спросила она.
— Ничуть. Вопрос по простоте душевной. Ведь ты с ним знакома?
— Знакома.
— Близко?
— Достаточно.
— Ты, Оля, такая разговорчивая, слова так и сыпятся, так и сыпятся! Не можешь умолкнуть ни на единую секунду! С тобой так интересно разговаривать!
— Простите... Если я не ошибаюсь, вас зовут Павел Николаевич? Кажется, так называла вас Пахомова?
— Совершенно верно. Павел Николаевич. А друзья называют меня просто Паша. И я откликаюсь. Очень даже охотно. И на Павла Николаевича, и на Пашу. Я не виноват, это папа с мамой меня так назвали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100