— Уволю, — по своему обыкновению пугал Леон Катю, которая стояла напротив него и хлопала голубыми, старчески прозрачными глазами. — Что будешь делать, а? Ведь по дорогам пойдешь. С сумой.
А надобно сказать читателю, что у Кати была своя собственная маленькая квартирка и, уж Бог его знает каким образом, выслуженная у государства небольшая пенсия. То есть она была вполне жизнеспособной самостоятельной старушкой. И вся прелесть ситуации заключалась в том, что ни для кого это никаким секретом не было. И приходила-то она, никогда не имевшая ни семьи, ни детей, к своему «Лявону» готовить еду и прибираться исключительно по доброте душевной.
— Ведь побираться будешь, — продолжал Леон, — Христа ради у добрых людей просить. Дай денег, я тебе говорю!..
— Да Лявон! — всплескивала руками Катя. — Да я ж тебе творожку принесла, бульончик вон уже сварила. Ну нету у меня денег…
— Как это нету? А те, что отец тебе дал?
— Да это ж на продукты, чтоб я тя кормила. Я все и истратила.
— Воруешь небось?
— Да Господь с тобой… И неча те пить-то, вон какой стал… И отец расстраивается.
— Не твое дело. Забыла Ваську-матроса? А? Как я вас с ним тогда застукал, забыла? А я никому пока не рассказал.
— От вспомнил! От вспомнил! Это ж когда было… Уж в котором годе-то…
— Не важно. Дай денег. А то всем расскажу.
— От горе… — И Катя, покопавшись в стоящей на кухонном табурете своей кошелке, вынула из нее какую-то тряпицу, развязала узелок и выдала смятую трешку.
— Мало, — буркнул Леон.
— Ну вот ты точно, — отвернувшись от него, бормотала над кошелкой Катя, — ну точно как Ефим… был у нас в деревне такой. Ну вот ты точно, как он… такой же… — И она, как всегда обреченно, добавила еще какую-то денежку.
— Ну вот, а говоришь… — Леон чмокнул ее в щеку.
— Да иди ты, — отмахнулась от него Катя. — Лезешь с перегариш-шем…
Потом Гурский с Леоном вышли на улицу. Погода была замечательная. Прогуливаясь, они не спеша шли к винному магазину.
— Саша, а у вас ничего со вчерашнего дня не завалялось? — спросил Леон у Гурского. Тот пошарил по карманам:
— Нет. Вот, — он протянул на ладони монетки, — только медь какая-то.
— И у меня. — Леон пересчитывал на ходу деньги.
— Ну, что же делать. На пиво, по крайней мере, у Кати разжились, и слава Богу. Пошли в «Боченок», там бутылочное.
— Да… — Леон произвел в уме какие-то расчеты. — Скажите, Саша, а вам никогда побираться не доводилось?
— Да все… как-то не соберусь никак, — пожал плечами Гурский. — А что?
— Да, видите ли, у нас с вами на бутылку коньяку ровно двадцати копеек не хватает. Давайте попрошайничать?
— Вот еще… Во-первых, нам никто не подаст. А во-вторых, неловко как-то. И вообще, если у нас, оказывается, на коньяк всего-то чуть-чуть не хватает… ну давайте водки купим. Или вообще вина.
— Нег! Только не водки. С самого-то утра! А портвейн — это уж и на самом деле вообще… Давайте лучше побираться. Десять копеек с меня, и десять с вас. Так будет честно. А?
— Ну, — еще раз пожал плечами Адашев-Гурский. — Если вы настаиваете…
Он несколько растерянно огляделся вокруг. Был солнечный летний день, прохожие деловито шли мимо по каким-то своим неотложным делам. Приставать к ним с просьбой о материальном вспомоществовании было несколько… ну не с руки, что ли. Можно было, правда, встать возле телефона-автомата и стрелять двушки. Это было бы прилично. Но телефона нигде поблизости не наблюдалось. И вдруг Гурский увидел возле урны пустую бутылку из-под пива. Он поднял ее, зашел в магазин и сдал.
— Вот, — сказал он, протягивая Леону вырученные от реализации пустой стеклопосуды двенадцать копеек. — Теперь ваша очередь.
Теперь уже Леон окинул ищущим взглядом окружающую действительность. Вдруг он заметил одиноко сидящего на скамейке пожилого мужчину в шляпе и с тонкой белой тростью в руках.
— О! — сказал он и решительно направился к слепому.
Подойдя к нему, присел рядом, склонился к его уху и стал что-то негромко говорить. Тот полез в карман, вынул кошелек и вытряхнул на ладонь мелочь.
— Не так все и сложно, — сказал Леон, возвратившись к Гурскому. — Пошли за коньяком.
— Послушайте, Леон, — искренне заинтерсовался Александр. — А почему клянчить нужно непременно у калеки?
— Ну, Саша, это ведь очевидно. Чтобы никто не видел моего позора. Они купили выпивки и вышли из магазина.
— А где станем реанимироваться? — задумался Адашев-Гурский. — Вон там, я знаю, мороженица есть. Там чисто и светло.
— Нет, — категорически возразил Леон. — Все ваши аллюзии с Хемингуэем совершенно не уместны применительно к настоящему моменту. в такую-то погоду и в помещении? Жамэ, прошу покорно. Купировать абстинентный синдром мы станем на природе.
— На острова пешком далековато. А на такси денег нет.
— Так ведь…
— Я больше побираться не буду, — очень быстро сказал Адашев-Гурский. — Да и слепой ваш, вон, уже ушел куда-то, — кивнул он на пустую скамейку.
— Ну что ж, пошли на кладбище. Здесь Смоленка недалеко.
И они пошли пить коньяк на Смоленское кладбище.
Но это было давно.
Теперь же Леон каким-то непостижимым образом (ибо учился он в свое время на биофаке университета) сделался то ли сексологом, то ли сексопатологом в какой-то частной клинике, то ли даже кабинет у него был свой, этого Гурский толком и не знал. Важно то, что к нему, как к специалисту, досконально знающему существо проблемы (что было истинной правдой), потянулся состоятельный народ. Визит стоил недешево, и Леон благоденствовал.
17
— Саша, здравствуйте! В кои-то веки! — радушно улыбнулся Леон, открыв Адашеву-Гур-скому дверь. — Проходите, раздевайтесь, ложитесь. У меня тут гости как раз… живут.
— Гурский! Ебёна-матрёна!.. — широко раскинув для объятий руки, шел по коридору Анатолий. — Дружочек ты мой удивительный! Здравствуй, дорогой, — он обнял Александра, и тот не успел увернуться от влажного поцелуя, — здравствуй, мой любимый! Как сам-то? Не хвораешь? А я тут, знаешь… Да ты проходи сюда, на кухню, мы тут заколбасились немножко, ничего, а? Тюли-пули там, то-се… Короче, апрель в Париже. Играем Стриндберга. Танцы тут у нас. Ты как к этому делу?
— И давно они у вас гостят? — обернулся Адашев к Леону.
— Ну… я бы сказал, что это скорее похоже на оккупацию. Вот в собственный туалет, например, уже минут сорок попасть не могу. Кто у нас там?
— Зы-зы-зы… — протестующе вскинул руки Анатолий. — Только не я.
— Да? — подозрительно взглянул на него Леон.
— Ну вот же я, тут стою. Однозначно.
— Саша, вы трезвый? — с надеждой посмотрел Леон на Гурского.
— Я не пью.
— Колоссально! — округлил глаза Анатолий.
— На вас тогда вся надежда. Мы кого-то потеряли. Нас должно быть семь человек. Считайте по головам.
— Или девять… — задумчиво произнес Анатолий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53