Он подошел к Элис:
— Я сейчас туда схожу, посмотрю, а вы оба здесь подождите.
— Нет, — покачала головой девушка, — дом большой. Где можно… человьек прятать, он лучше знает. Он там был.
— Да, — подтвердил мужик. — Я был.
— Н-ну ладно, — согласился Гурский. — Но только так — сначала я, потом он, а потом уже ты. Ясно?
— О'кей, — кивнула Элис.
Гурский пролез внутрь дощатого туалета, приоткрыл дверь, выглянул в коридор и прислушался. В доме было темно и тихо.
— Давайте, — обернулся он. — Только осторожнее, не провалитесь тут…
Они стояли в конце длинного коридора. Элис включила фонарик и держала обрез наизготовку двумя руками, чуть подняв стволы вверх, чтобы отраженный от потолка свет позволял различать предметы.
— Ну? — спросил мужика Гурский. — И где здесь что?
— Там кладовки и лестница на чердак, — объяснял тот, указывая рукой. — Там, дальше по коридору, комнаты. А с этой вот стороны, вон там, еще одна кладовка, маленькая, и кухня. На кухне погреб. Надо в погребе смотреть.
— Пошли — двинулся по коридору Гурский. Мужик пошел за ним. Последней, подсвечивая всем дорогу, шла Элис.
— Это кухня? — тихонько указал на дверь Александр.
— Да, — кивнул провожатый. Гурский толкнул дверь, вошел на кухню и огляделся.
— А погреб где?
— Вы на нем стоите.
— Да? — Александр посмотрел под ноги, сделал шаг в сторону, наклонился и, ухватившись за кольцо, потянул на себя.
— Так не откроете, — подсказал мужик. — Там запор, нужно кольцо сдвинуть немного. В сторону.
— Ишь ты, — удивился Гурский. — Прямо зинлан какой-то.
Он всмотрелся, сдвинул кольцо вдоль небольшого желоба, затем потянул за него и наконец откинул тяжелую крышку.
— Эй! — негромко позвал он, наклонившись и заглянув в темную пустоту с уходящими вниз ступенями крутой лестницы. — Есть тут кто-нибудь?
— Псс-псс! — раздалось за его спиной. Гурский распрямился и обернулся. Элис стояла на пороге кухни и напряженно ослушивалась. Наконец она, пятясь и держа обрез в правой руке стволами кверху, сделала стоящему в коридоре, возле двери одной из комнат, мужику жест левой рукой. Затем шагнула в кухню, прижалась к стене возле дверного проема, присела на одно колено и неслышно взвела курки.
Мужик вопросительно взглянул на нее, Элис кивнула, и тот резко распахнул на себя дверь комнаты, спрятавшись за нею.
В ту же секунду из распахнувшейся двери прямо на Гурского, простодушно стоящего посреди кухни, с горловым рыком бешено рванулось что-то огромное, черное, с горящими в свете фонаря дикими глазами. Почти мгновенно сумеречная тишина дома взорвалась грохотом двух оглушительно прогремевших практически одновременно выстрелов, и последнее, что запечатлелось в сознании рефлекторно отступившего к темному провалу открытого погреба Александра, была широко раскрытая, сверкающая в пламени выстрелов белыми, влажными от слюны клыками, оскаленная пасть, которая летела ему прямо в глотку.
Чудовище обрушилось ему на грудь, смело в пропасть, и, уже летя в эту бездну, он крепко шарахнулся обо что-то башкой.
Тьма сомкнулась.
31
Возвращение из небытия к действительности обернулось для Петра Волкова страшной пыткой, ибо действительность была болью. Пульсирующей, горячей, багрово-красной болью с пляшущими перед глазами черными мушками.
Он с трудом разлепил глаза, но попытка сфокусировать взгляд была настолько болезненной, что он вновь чуть не потерял сознание.
Стиснув зубы и превозмогая себя, он, стараясь загнать эту боль обратно, куда-то в глубину ее логова, пошевелился и обнаружил, что лежит на полу и связан по рукам и ногам. Опять закрыл глаза и немного отдохнул. Затем напрягся всем телом, перекатился, сгруппировался и сел, привалившись спиной к стене, в самом углу пустой комнаты. Способность фокусировать взгляд и переводить его с предмета на предмет медленно возвращалась.
Петр огляделся.
Находился он в той самой комнате, куда зашел давеча за «презентом». За пыльными стеклами небольшого окна было темно.
«Во мудак… — подумал он. — Чего ж это я так лоханулся-то, а? Ну прямо как пацан какой-то, честное слово».
— Ну? — вошел в комнату Авдей и сел на единственный стул, стоявший у письменного стола. — Чего насупился? Обиделся, что ли?
— Да уж даже и плохо представляю себе… как правильно вести себя дальше, — слабо владея языком, ломким голосом произнес Волков.
— Веди себя естественно, не напрягайся. Петр машинально повел левым плечом и ощутил под мышкой непривычную пустоту.
— Тут она, тут, — Авдей вынул из стола пистолет и показал его Волкову. — Вот она, во-лына твоя. Пусть здесь полежит пока, до времени.
— Ей без меня скучно. Она чужих рук не любит.
— Пусть привыкает.
— И чего ты хочешь?
— По жизни? Виллу на Канарах, «феррари» и ляльку блондинистую.
— И все небось чужое и на халяву.
— Да, — кивнул Авдей. — Почему нет? А ты не хочешь?
— Не думал я об этом.
— А я думал. И думаю постоянно. И поэтому ты — там, — кивнул он на угол, где сидел на полу связанный Волков, — а я — здесь. Логично?
— Трудно сказать… И что дальше?
— Я, когда мне старик позвонил про фуце-нов этих, сразу все понял. А уж когда этот баклан про бабки брякнул, ну уж тут… — Авдей развел руки.
— Ты старика подставил?
— Они ведь меня не знают, только Витьку. Его они тебе и сдали. Сдали?
— А как же…
— Ну вот. А он меня сдаст.
— Так ты б его и грохнул. Меня-то хлопотно. За меня же встанут. Оборотку получишь.
— Конечно, — кивнул Авдей. — Вот поэтому ты еще и поживешь какое-то время. Знаешь… экспертизы сейчас, говорят, появились какие-то уж больно хитрые. Когда кто помер, чуть ли не до минуты установить могут. А мне надо, чтоб все натурально было. Без прокола.
— Без прокола не бывает.
— Думаешь?
— Знаю.
— Вот смотри, Витька сейчас сюда подъедет, он мне звонил, я его позвал. Так? В нем будет пуля из твоей пушки. А в тебе — вот отсюда, — Авдей выдвинул ящик стола и вынул из него «беретту». — Я ему в руку вложу. И уж даже и не знаю, чего вы тут не поделили?.. Только я здесь не при делах. Не спорю, при мне он приехал, я как раз машину загружал. Ушли вы с ним вместе сюда, а потом — бах! бах! — и два трупа. Я сам старику и позвоню, сразу же. А? А то ведь… ну грохну я его, и что? А вдруг ты до меня все равно доковыряешься? Может же такое быть?
— Всяко может быть.
— Ну вот. Что ж я, сам себе враг, что ли? Или придурок какой?
— А Валера?
— Валера мой человек. Верный.
— Не может быть у тебя друзей. Ты жадный.
— Знаешь… если мне друг понадобится, я себе собаку заведу.
— Она тебя порвет.
— А старика мне свалить надо. Поперек горла он у меня стоит со своими законами.
— А ты хочешь, чтобы вообще без законов…
— У меня свои.
— Иди ты?
— И по этим законам я всегда прав. Потому что они мои собственные интересы блюдут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53