Генуэзцы и венецианцы, видя, что междоусобица в Иране затянется на долгие годы, начали искать обходные пути.
В Китай и Индию караваны шли теперь через земли Золотой Орды, Джагатаев улус, перевалы Памира и Гиндукуша. Нелегкой была эта дорога. И в землях Мавераннахра сделалось неспокойно. Никто из купцов не был более уверен, что, пройдя беспрепятственно в одну сторону, он на обратном пути не будет ограблен или убит.
Лишь Золотая Орда оставалась могучей и единой. Но разве могла она с мехами, медом и воском, с холстами, доставляемыми из земель орусутов и булгар, из Ибир — Сибири, восполнить торговцам яркие шелка Китая, дорогие изделия из Индии?
Все реже приходили в Дешт-и-Кипчак христианские миссионеры, все реже папские посольства посещали ставку Узбек-хана.
Тревожно стало в Крыму. Набирали силу, становились дерзкими османские тюрки. После похода на Византию в их руках оказались проливы Босфор и Дарданеллы. Тюрки брали с купцов большую пошлину и грозились закрыть проливы для купеческих кораблей неугодных им государств.
И снова в который раз, возвращался Узбек-хан мыслями к Ирану. Запустение на Шелковом пути ударило по ордынской казне. Золотая река превратилась в крохотный ручеек, и звон монет делался все тише, а глаза хана все реже услаждались видом дорогих товаров из заморских стран. С каждым годом труднее становилось поддерживать связь с мамлюками Египта, а их помощь и поддержка были так нужны Узбек-хану.
Он с нетерпением и надеждой смотрел в сторону Ирана. Эмиры рвали ильханство, созданное Кулагу, на куски, словно голодные псы шкуру барана. Узбек-хан понимал: наступает такое время, когда он сможет наконец осуществить свою давнюю мечту и захватить Арран и Ширван.
Пришла пора вмешаться в борьбу и вновь сделать Шелковый путь главной дорогой торговли. Если ему удастся осуществить свой замысел, с османскими тюрками можно договориться. И опять побегут корабли чужестранцев по морям, бесконечные караваны потянутся в Сарай-Берке, который теперь, при Узбек-хане, стал называться Сарай-ад Джадид (Новый Сарай).
* * *
Кутлук Темира предали земле с почестями. На похороны собрался народ со всего Хорезма, желая удостовериться в смерти ненавистного палача. И вдруг невесть откуда пронесся слух, что Кутлук Темир отравлен Сакип-Жамал и Бубеш.
Слух дошел до детей Кутлук Темира, и по их велению обе женщины оказались в зиндане. Вскоре они должны были предстать перед биями, и, если те докажут преднамеренность отравления эмира, Сакип-Жамал и Бубеш ожидала страшная казнь.
Народ роптал, жалея женщин. Узнав о ропоте, Узбек-хан послал срочно в Ургенч гонца с приказом освободить Сакип-Жамал и Бубеш. Имамы и муллы громко заговорили о великой справедливости хана.
Но не в справедливости было дело. Даже если действительно эти женщины виновны в смерти эмира, то чем они могут быть опасны Золотой Орде, оказавшись на свободе? Народ ненавидел Кутлук Темира, считая его бичом аллаха, поэтому для него великой радостью будет освобождение женщин самим ханом Золотой Орды.
По законам шариата ни Сакип-Жамал, ни Бубеш не имели права жить. Женщина, поднявшая руку на мужа или даже замыслившая что-то недоброе против него, должна быть предана смерти. Так завещал пророк Мухаммед своим последователям. Но кто может доказать вину Сакип-Жамал и Бубеш? Пусть решит аллах, виновны они или нет, а он, хан Золотой Орды, дарует им свободу, и народ, уверовав в его справедливость, станет благославлять его имя.
* * *
Тот, кому аллах предначертал великий путь и возвел его на трон, чтобы он повелевал людьми, должен обладать тремя качествами: умом, волей и знаниями. Первые два качества были дарованы Узбек-хану богом, знания он приобрел сам. Еще в детстве овладел хан арабской письменностью, изучил иранский и тюркский языки. В молодости, когда жил в Ургенче и не был ханом, он прочитал многие книги и узнал все, что тогда было известно на Востоке о строении Земли и Неба. Улемы, побывавшие во многих государствах, рассказывали ему об их устройстве, о том, где и как правят народом. Среди потомков Чингиз-хана Узбек был, пожалуй, самым образованным человеком.
В отличие от других ханов, повелитель Золотой Орды уделял много внимания устройству своего государства, приказывал возводить медресе и мечети, приглашал ученых людей в Сарай-ад Джадид. Нередко он собирал на таганак — большой ханский совет — подвластных ему эмиров и нойонов, особенно когда предстояло решить какой-нибудь важный для Орды вопрос.
Так было и на этот раз.
* * *
На летовку в этом году Узбек откочевал в низовья Итиля, не удаляясь далеко от своей столицы. Его ставка из шести белых юрт расположилась на берегу реки. На расстоянии, которое легко мог преодолеть и не сбить дыхания жеребенок-стригунок, он велел поставить юрты своих жен, еще дальше жили его сыновья Таныбек и Джанибек, а за ними раскинулись аулы эмиров и нойонов.
Непривычно выглядело в эту весну низовье Итиля. Насколько охватывал взор, под голубым небом стояли юрты и паслись бесчисленные стада. Травы поднялись до седла всадника.
Спокойно и размеренно шла жизнь на летовке. В вечерние часы, когда солнце касалось вершин далеких курганов, а волны Итиля становились розовыми, можно было видеть, как возвращались из степи группы всадников с ловчими птицами или со сворами борзых — тазы — длинноногих, поджарых, с узкими мордами. После вечернего водопоя, схватывая на ходу сочные клочки травы, поднимались от Итиля косяки коней с блестящими от сытости крупами.
Далеко в стороне от юрт хана и знати стояли аулы тех, кто пасет скот, готовит казы, чужук и жая , сквашивает молоко для курта , доит кобылиц, чтобы эмиры, спокойно беседуя, могли пить белый как снег и ароматный, как настой степных трав, кумыс.
Из серого войлока юрты тех, кто заботится о благополучии хана, его эмиров и нойонов, но и здесь идет своя жизнь, и здесь по-своему радуются. Поднимаются к потемневшему вечернему небу сизые дымки от разведенных перед юртами кизячных костров, хлопочут над черными, закопченными казанами женщины, где-то слышен звонкий девичий смех.
Уходит за край земли солнце, густеют сумерки, и невидимками становятся серые юрты бедняков. Но зато долго светятся во тьме белые ханские шатры, похожие на чаек, опустившихся на темно-зеленые волны безбрежного травяного моря по имени Дешт-и-Кипчак.
В юрте Узбек-хана самые близкие ему люди. Завтра потянутся к его ставке отряды и караваны со всех концов Золотой Орды — приедут эмиры, нойоны, бии, батыры на большой ханский таганак. Еще многолюднее сделается в степи, больше станет работы у черного люда. Всех надо накормить и напоить, потому что ханская щедрость должна быть такой же необъятной, как сам великий Итиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
В Китай и Индию караваны шли теперь через земли Золотой Орды, Джагатаев улус, перевалы Памира и Гиндукуша. Нелегкой была эта дорога. И в землях Мавераннахра сделалось неспокойно. Никто из купцов не был более уверен, что, пройдя беспрепятственно в одну сторону, он на обратном пути не будет ограблен или убит.
Лишь Золотая Орда оставалась могучей и единой. Но разве могла она с мехами, медом и воском, с холстами, доставляемыми из земель орусутов и булгар, из Ибир — Сибири, восполнить торговцам яркие шелка Китая, дорогие изделия из Индии?
Все реже приходили в Дешт-и-Кипчак христианские миссионеры, все реже папские посольства посещали ставку Узбек-хана.
Тревожно стало в Крыму. Набирали силу, становились дерзкими османские тюрки. После похода на Византию в их руках оказались проливы Босфор и Дарданеллы. Тюрки брали с купцов большую пошлину и грозились закрыть проливы для купеческих кораблей неугодных им государств.
И снова в который раз, возвращался Узбек-хан мыслями к Ирану. Запустение на Шелковом пути ударило по ордынской казне. Золотая река превратилась в крохотный ручеек, и звон монет делался все тише, а глаза хана все реже услаждались видом дорогих товаров из заморских стран. С каждым годом труднее становилось поддерживать связь с мамлюками Египта, а их помощь и поддержка были так нужны Узбек-хану.
Он с нетерпением и надеждой смотрел в сторону Ирана. Эмиры рвали ильханство, созданное Кулагу, на куски, словно голодные псы шкуру барана. Узбек-хан понимал: наступает такое время, когда он сможет наконец осуществить свою давнюю мечту и захватить Арран и Ширван.
Пришла пора вмешаться в борьбу и вновь сделать Шелковый путь главной дорогой торговли. Если ему удастся осуществить свой замысел, с османскими тюрками можно договориться. И опять побегут корабли чужестранцев по морям, бесконечные караваны потянутся в Сарай-Берке, который теперь, при Узбек-хане, стал называться Сарай-ад Джадид (Новый Сарай).
* * *
Кутлук Темира предали земле с почестями. На похороны собрался народ со всего Хорезма, желая удостовериться в смерти ненавистного палача. И вдруг невесть откуда пронесся слух, что Кутлук Темир отравлен Сакип-Жамал и Бубеш.
Слух дошел до детей Кутлук Темира, и по их велению обе женщины оказались в зиндане. Вскоре они должны были предстать перед биями, и, если те докажут преднамеренность отравления эмира, Сакип-Жамал и Бубеш ожидала страшная казнь.
Народ роптал, жалея женщин. Узнав о ропоте, Узбек-хан послал срочно в Ургенч гонца с приказом освободить Сакип-Жамал и Бубеш. Имамы и муллы громко заговорили о великой справедливости хана.
Но не в справедливости было дело. Даже если действительно эти женщины виновны в смерти эмира, то чем они могут быть опасны Золотой Орде, оказавшись на свободе? Народ ненавидел Кутлук Темира, считая его бичом аллаха, поэтому для него великой радостью будет освобождение женщин самим ханом Золотой Орды.
По законам шариата ни Сакип-Жамал, ни Бубеш не имели права жить. Женщина, поднявшая руку на мужа или даже замыслившая что-то недоброе против него, должна быть предана смерти. Так завещал пророк Мухаммед своим последователям. Но кто может доказать вину Сакип-Жамал и Бубеш? Пусть решит аллах, виновны они или нет, а он, хан Золотой Орды, дарует им свободу, и народ, уверовав в его справедливость, станет благославлять его имя.
* * *
Тот, кому аллах предначертал великий путь и возвел его на трон, чтобы он повелевал людьми, должен обладать тремя качествами: умом, волей и знаниями. Первые два качества были дарованы Узбек-хану богом, знания он приобрел сам. Еще в детстве овладел хан арабской письменностью, изучил иранский и тюркский языки. В молодости, когда жил в Ургенче и не был ханом, он прочитал многие книги и узнал все, что тогда было известно на Востоке о строении Земли и Неба. Улемы, побывавшие во многих государствах, рассказывали ему об их устройстве, о том, где и как правят народом. Среди потомков Чингиз-хана Узбек был, пожалуй, самым образованным человеком.
В отличие от других ханов, повелитель Золотой Орды уделял много внимания устройству своего государства, приказывал возводить медресе и мечети, приглашал ученых людей в Сарай-ад Джадид. Нередко он собирал на таганак — большой ханский совет — подвластных ему эмиров и нойонов, особенно когда предстояло решить какой-нибудь важный для Орды вопрос.
Так было и на этот раз.
* * *
На летовку в этом году Узбек откочевал в низовья Итиля, не удаляясь далеко от своей столицы. Его ставка из шести белых юрт расположилась на берегу реки. На расстоянии, которое легко мог преодолеть и не сбить дыхания жеребенок-стригунок, он велел поставить юрты своих жен, еще дальше жили его сыновья Таныбек и Джанибек, а за ними раскинулись аулы эмиров и нойонов.
Непривычно выглядело в эту весну низовье Итиля. Насколько охватывал взор, под голубым небом стояли юрты и паслись бесчисленные стада. Травы поднялись до седла всадника.
Спокойно и размеренно шла жизнь на летовке. В вечерние часы, когда солнце касалось вершин далеких курганов, а волны Итиля становились розовыми, можно было видеть, как возвращались из степи группы всадников с ловчими птицами или со сворами борзых — тазы — длинноногих, поджарых, с узкими мордами. После вечернего водопоя, схватывая на ходу сочные клочки травы, поднимались от Итиля косяки коней с блестящими от сытости крупами.
Далеко в стороне от юрт хана и знати стояли аулы тех, кто пасет скот, готовит казы, чужук и жая , сквашивает молоко для курта , доит кобылиц, чтобы эмиры, спокойно беседуя, могли пить белый как снег и ароматный, как настой степных трав, кумыс.
Из серого войлока юрты тех, кто заботится о благополучии хана, его эмиров и нойонов, но и здесь идет своя жизнь, и здесь по-своему радуются. Поднимаются к потемневшему вечернему небу сизые дымки от разведенных перед юртами кизячных костров, хлопочут над черными, закопченными казанами женщины, где-то слышен звонкий девичий смех.
Уходит за край земли солнце, густеют сумерки, и невидимками становятся серые юрты бедняков. Но зато долго светятся во тьме белые ханские шатры, похожие на чаек, опустившихся на темно-зеленые волны безбрежного травяного моря по имени Дешт-и-Кипчак.
В юрте Узбек-хана самые близкие ему люди. Завтра потянутся к его ставке отряды и караваны со всех концов Золотой Орды — приедут эмиры, нойоны, бии, батыры на большой ханский таганак. Еще многолюднее сделается в степи, больше станет работы у черного люда. Всех надо накормить и напоить, потому что ханская щедрость должна быть такой же необъятной, как сам великий Итиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68