Неодетыми выскакивали из юрт люди.
Джанибек, хищно сощурившись, еще несколько мгновений смотрел на растревоженный, похожий на муравейник аул, и на скулах его под туго натянутой серой кожей играли желваки.
Он неторопливо спустился в низину, снял путы с коня, взнуздал его, подтянул подпруги и, тяжело взобравшись в седло, поехал в сторону своей Орды.
Луна светила ему в глаза, потом она упала за гребень далекого увала, и наступила густая предрассветная тьма.
* * *
Долгим было правление Узбек-хана, и многое переменилось за эти годы в Золотой Орде. Если раньше всякие тяжбы между родами, дела о грабежах и насилиях, о драках и убийствах разбирали лица духовные — шейхи, кади, ишаны и кази, — то теперь это стали делать назначенные ханом судьи-бии.
Медлительна жизнь в степи, трудно поддается она переменам, хорошее и плохое часто прокатывается по степи, словно перекати-поле, не задерживаясь надолго, не останавливаясь, но и великая Дешт-и-Кипчак подвластная времени, и не в силах противиться ему ни древний уклад, ни человеческая душа.
К голосу биев стали прислушиваться эмиры и ханы, каждый старался перетянуть их на свою сторону, потому что за биями стоял род и, пусть небольшое, войско.
Бий Тюре имел большое тело и тихий голос. Никто и никогда не слышал, чтобы он закричал или оскорбил пришедшего к нему за справедливостью человека худым словом, но в решениях своих он был тверд и даже жесток. Тюре-бий любил смеяться, и в такие моменты лицо его становилось простецким и добрым, и незнающий человек никогда бы не подумал, что перед ним суровый и безжалостный судья. Никто еще не сумел прочитать его мысли, угадать, о чем он думает, глядя на собеседника. И если Тюре задумывал отомстить кому-нибудь, не было преград для властолюбивого бия. Разбирая тяжбу или оповещая народ о своем решении, он прежде всего думал о своей выгоде, о том, что это даст его роду и племени. Аллах не обидел его красноречием, и ему всегда удавалось убедить хана в правильности своего поступка.
Тюре-бий знал жизнь и умел поступать всегда так, как требовали того обстоятельства. Перед грозным Узбек-ханом он бывал мягче пуховой подушки, преданнее сторожевого пса, и никто лучше его не мог угодить желаниям повелителя Золотой Орды. Незаметно, подобно ужу, пробрался он в сердце хана и сделался его любимцем. В последние годы жизни Узбек нуждался в людях, говоривших ему угодливые слова, беспрестанно повторявших о его величии. Тюре-бий знал об этом и умел к месту сказать нужное слово.
Незадолго до своей скоропостижной кончины хан назначил его на должность субе-бия. Это было большое возвышение. Отныне Тюре становился вторым судьей — бием Золотой Орды. Выше него теперь был только Мангили, носивший звание тюбе-бия — первого судьи. Одной из причин назначения Тюре на эту должность явилось и то, что живущие в Дешт-и-Кипчак роды и племена стали в известной степени одной из прочных опор Узбек-хана.
Но ничто в этом мире не вечно. Стоило умереть Узбек-хану, и судьба отвернула свое лицо от Тюре. Он это почувствовал сразу. Но не таким человеком был бий, чтобы покориться обстоятельствам. На трон Золотой Орды сел новый хан, и надо было искать свой путь к его сердцу. Тюре отправил в ставку целый караван подарков, пообещал выдать за сына хана самую красивую девушку племени. Таныбек принял подарки, благосклонно отнесся к предложению женить своего сына на красавице, но своего отношения к Тюре не изменил.
Бий понял: с Таныбеком ему едва ли найти общий язык, едва ли тот станет прислушиваться к его советам. А что такое бий, которому не покровительствует повелитель Золотой Орды? Пройдет немного времени, и даже собственное племя, почувствовав, как ослабла узда, выйдет из повиновения, а это грозит потерей привычного уклада жизни.
Именно поэтому, спасая себя, и пригласил бий нынешней весной в свои владения среднего сына Узбек-хана — Джанибека. Длинно степное лето, и кто знает, как откроется при встречах мирза, — Тюре не знал ни одного чингизида, который бы легко смирился с потерей трона. Едва ли исключением в этом был и Джанибек. А если Джанибеку помочь, если он станет ханом?.. Мысль была дерзкой, заманчивой и страшной. Узнай о ней Таныбек — не сносить бию головы. Но трусливый никогда не добивается своего.
Утром того же дня, когда Джанибек совершил месть над пастухом, решившим опозорить его перед людьми, Тюре и мирза встретились. Чтобы никто не смог их подслушать, бий велел расстелить гостевой дастархан на вершине зеленой сопки в стороне от аула.
Не нарушая законов степного гостеприимства, Тюре не спешил с разговором. Он угощал мирзу сочным и жирным мясом яловой кобылы, заботливо подливал в его пиалу пахнущий степными травами кумыс, рассказывал новости, которые приносил в его аул степной узункулак.
Незаметно разговор перешел на дела Орды. Тюре умел задеть в человеке те струнки, которые сам же и выбирал. Недаром говорят, что если открытой раны касаться даже мягким шелком, все равно будет больно. Бий говорил о троне, о Таныбеке, и в голосе его слышалось то сожаление, то осуждение. И слова его достигли сердца Джанибека. Слушая Тюре, он поверил, что трон должен принадлежать только ему одному, и никому больше из сыновей Узбека. Править Золотой Ордой может только человек, который не боится переступить узы родства и который не останавливается ни перед какими препятствиями, появляющимися на его пути.
Прощаясь с мирзой, Тюре-бий многозначительно сказал:
— Если кто-то задумает тебя обидеть, то смелые мои джигиты будут на твоей стороне.
Это был уже не намек, а твердое обещание поддержки, если Джанибек решится выступить против брата.
* * *
Джанибек вернулся в Орду вечером. Еще издали увидел он, что перед каждой юртой воткнут шест с черным конским хвостом. Это была верная примета, что умер кто-то из уважаемых людей, принадлежащих к ханскому роду.
По обычаю, первым встретил его у юрты старик аксакал, чтобы сообщить печальную весть.
— Горе нам! — сказал аксакал. — Сегодня ночью кто-то убил стрелой твоего младшего брата Хизырбека близ юрты твоей токал Жанбике!..
Кровь отлила от лица Джанибека. Он вскинул голову и сквозь зубы спросил:
— Что делал среди ночи мой брат у юрты Жанбике-хатун?
Аксакал прикрыл глаза тяжелыми морщинистыми веками. Он понял намек, который прозвучал в словах мирзы: действительно, что делать человеку ночью возле юрты жены брата?
Старик вздохнул.
— Хизырбек, говорят, ехал из табуна… Может быть, его мучила жажда, и к кому как не к жене брата заехать, чтобы выпить чашу кумыса, если юрта ее на пути твоего коня?
Джанибек понял, что аксакал обо всем догадывается, но стоит согласиться с ним, и тогда убийство Хизырбека будет выглядеть не как месть, а как заранее задуманное преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Джанибек, хищно сощурившись, еще несколько мгновений смотрел на растревоженный, похожий на муравейник аул, и на скулах его под туго натянутой серой кожей играли желваки.
Он неторопливо спустился в низину, снял путы с коня, взнуздал его, подтянул подпруги и, тяжело взобравшись в седло, поехал в сторону своей Орды.
Луна светила ему в глаза, потом она упала за гребень далекого увала, и наступила густая предрассветная тьма.
* * *
Долгим было правление Узбек-хана, и многое переменилось за эти годы в Золотой Орде. Если раньше всякие тяжбы между родами, дела о грабежах и насилиях, о драках и убийствах разбирали лица духовные — шейхи, кади, ишаны и кази, — то теперь это стали делать назначенные ханом судьи-бии.
Медлительна жизнь в степи, трудно поддается она переменам, хорошее и плохое часто прокатывается по степи, словно перекати-поле, не задерживаясь надолго, не останавливаясь, но и великая Дешт-и-Кипчак подвластная времени, и не в силах противиться ему ни древний уклад, ни человеческая душа.
К голосу биев стали прислушиваться эмиры и ханы, каждый старался перетянуть их на свою сторону, потому что за биями стоял род и, пусть небольшое, войско.
Бий Тюре имел большое тело и тихий голос. Никто и никогда не слышал, чтобы он закричал или оскорбил пришедшего к нему за справедливостью человека худым словом, но в решениях своих он был тверд и даже жесток. Тюре-бий любил смеяться, и в такие моменты лицо его становилось простецким и добрым, и незнающий человек никогда бы не подумал, что перед ним суровый и безжалостный судья. Никто еще не сумел прочитать его мысли, угадать, о чем он думает, глядя на собеседника. И если Тюре задумывал отомстить кому-нибудь, не было преград для властолюбивого бия. Разбирая тяжбу или оповещая народ о своем решении, он прежде всего думал о своей выгоде, о том, что это даст его роду и племени. Аллах не обидел его красноречием, и ему всегда удавалось убедить хана в правильности своего поступка.
Тюре-бий знал жизнь и умел поступать всегда так, как требовали того обстоятельства. Перед грозным Узбек-ханом он бывал мягче пуховой подушки, преданнее сторожевого пса, и никто лучше его не мог угодить желаниям повелителя Золотой Орды. Незаметно, подобно ужу, пробрался он в сердце хана и сделался его любимцем. В последние годы жизни Узбек нуждался в людях, говоривших ему угодливые слова, беспрестанно повторявших о его величии. Тюре-бий знал об этом и умел к месту сказать нужное слово.
Незадолго до своей скоропостижной кончины хан назначил его на должность субе-бия. Это было большое возвышение. Отныне Тюре становился вторым судьей — бием Золотой Орды. Выше него теперь был только Мангили, носивший звание тюбе-бия — первого судьи. Одной из причин назначения Тюре на эту должность явилось и то, что живущие в Дешт-и-Кипчак роды и племена стали в известной степени одной из прочных опор Узбек-хана.
Но ничто в этом мире не вечно. Стоило умереть Узбек-хану, и судьба отвернула свое лицо от Тюре. Он это почувствовал сразу. Но не таким человеком был бий, чтобы покориться обстоятельствам. На трон Золотой Орды сел новый хан, и надо было искать свой путь к его сердцу. Тюре отправил в ставку целый караван подарков, пообещал выдать за сына хана самую красивую девушку племени. Таныбек принял подарки, благосклонно отнесся к предложению женить своего сына на красавице, но своего отношения к Тюре не изменил.
Бий понял: с Таныбеком ему едва ли найти общий язык, едва ли тот станет прислушиваться к его советам. А что такое бий, которому не покровительствует повелитель Золотой Орды? Пройдет немного времени, и даже собственное племя, почувствовав, как ослабла узда, выйдет из повиновения, а это грозит потерей привычного уклада жизни.
Именно поэтому, спасая себя, и пригласил бий нынешней весной в свои владения среднего сына Узбек-хана — Джанибека. Длинно степное лето, и кто знает, как откроется при встречах мирза, — Тюре не знал ни одного чингизида, который бы легко смирился с потерей трона. Едва ли исключением в этом был и Джанибек. А если Джанибеку помочь, если он станет ханом?.. Мысль была дерзкой, заманчивой и страшной. Узнай о ней Таныбек — не сносить бию головы. Но трусливый никогда не добивается своего.
Утром того же дня, когда Джанибек совершил месть над пастухом, решившим опозорить его перед людьми, Тюре и мирза встретились. Чтобы никто не смог их подслушать, бий велел расстелить гостевой дастархан на вершине зеленой сопки в стороне от аула.
Не нарушая законов степного гостеприимства, Тюре не спешил с разговором. Он угощал мирзу сочным и жирным мясом яловой кобылы, заботливо подливал в его пиалу пахнущий степными травами кумыс, рассказывал новости, которые приносил в его аул степной узункулак.
Незаметно разговор перешел на дела Орды. Тюре умел задеть в человеке те струнки, которые сам же и выбирал. Недаром говорят, что если открытой раны касаться даже мягким шелком, все равно будет больно. Бий говорил о троне, о Таныбеке, и в голосе его слышалось то сожаление, то осуждение. И слова его достигли сердца Джанибека. Слушая Тюре, он поверил, что трон должен принадлежать только ему одному, и никому больше из сыновей Узбека. Править Золотой Ордой может только человек, который не боится переступить узы родства и который не останавливается ни перед какими препятствиями, появляющимися на его пути.
Прощаясь с мирзой, Тюре-бий многозначительно сказал:
— Если кто-то задумает тебя обидеть, то смелые мои джигиты будут на твоей стороне.
Это был уже не намек, а твердое обещание поддержки, если Джанибек решится выступить против брата.
* * *
Джанибек вернулся в Орду вечером. Еще издали увидел он, что перед каждой юртой воткнут шест с черным конским хвостом. Это была верная примета, что умер кто-то из уважаемых людей, принадлежащих к ханскому роду.
По обычаю, первым встретил его у юрты старик аксакал, чтобы сообщить печальную весть.
— Горе нам! — сказал аксакал. — Сегодня ночью кто-то убил стрелой твоего младшего брата Хизырбека близ юрты твоей токал Жанбике!..
Кровь отлила от лица Джанибека. Он вскинул голову и сквозь зубы спросил:
— Что делал среди ночи мой брат у юрты Жанбике-хатун?
Аксакал прикрыл глаза тяжелыми морщинистыми веками. Он понял намек, который прозвучал в словах мирзы: действительно, что делать человеку ночью возле юрты жены брата?
Старик вздохнул.
— Хизырбек, говорят, ехал из табуна… Может быть, его мучила жажда, и к кому как не к жене брата заехать, чтобы выпить чашу кумыса, если юрта ее на пути твоего коня?
Джанибек понял, что аксакал обо всем догадывается, но стоит согласиться с ним, и тогда убийство Хизырбека будет выглядеть не как месть, а как заранее задуманное преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68