Он по-прежнему был угодлив. Никто не догадывался, что черные мысли завладели Тюре. Незаметно, исподволь он претянул на свою сторону влиятельных биев Жагалтая и Тайши. По подсказке Тюре хан назначил начальником тысячи одного из кипчакских батыров, преданного бию.
Ткалась невидимая паутина вокруг Джанибека, и Тюре уже начал прикидывать, кто бы мог со временем занять ханский трон. Взгляд его все чаще останавливался на сыне Джанибека — Бердибеке. Бий легко нашел путь к сердцу этого человека. Бердибек был пуглив, как гиена, но жаден к славе. И Тюре, подогревая в нем честолюбие, учил, что добиваться своего необязательно в открытую, куда лучше, если все делается в ночной тьме, и нет ничего позорного в том, если враг будет устранен ударом в спину.
Мудрый Джанибек слушал сладкие речи окружающих и все больше пьянел от них. Все чаще отодвигал он от себя дела, связанные с жизнью Золотой Орды, и поручал решать их совету эмиров. Совет в большинстве своем уже давно состоял из людей Тюре. Разбирая ссоры между родами, эмиры поступали так, как хотел он. Постаревший тюбе-бий Мангили не мог противостоять людям Тюре и часто уступал в спорах. Тихо и незаметно забирал власть в свои руки субе-бий.
* * *
Однажды Джанибек собрал совет эмиров. Смуглый, горбоносый, в парчовом чапане, похожий на перса, сидел он на золотом троне. У подножья трона, на цветастом мягком ковре, подогнув под себя ноги, устроились те, кого он считал своей надежной опорой: белый как лунь тюбе-бий Мангили, широколицый, жирный Тюре, худой и поджарый, как гончая собака — тазы, Жагалтай, коренастый, плотно сложенный визирь Махмуд, бледнолицый, всегда настороженный эмир Кутлук Бука. Одеты они богато, ярко, и на лицах застыло величие и высокомерие.
Джанибек давно отвык советоваться со своими приближенными, поэтому и на сей раз он собрал их для того, чтобы сказать, что настало время приступить к выполнению условий договора, заключенного с венецианскими и генуэзскими купцами из Крыма. В год свиньи (1347) Золотая Орда пообещала им не пропускать идущие из Китая и Руси караваны через Мангышлак в земли Ирана.
Не прекращались смуты в Иране, и из-за страха быть ограбленными, а то и убитыми купцы все чаще поворачивали свои караваны в сторону Азак-Тана или Крыма. Все это устраивало генуэзцев, и теперь они уговорили золотоордынского хана сделать этот путь главным для всех. Отныне шелк и чай, соболь и лисьи меха, мед и воск грузились в Азак-Тана и Судаке на корабли, которые через проливы, минуя османских тюрок, отправлялись в страны Средиземноморья. Немалую прибыль получали от этого генуэзские купцы, не оставалась в убытке и Золотая Орда.
С почтением выслушали собравшиеся Джанибека и едва начали говорить слова восхищения и одобрения его мудростью, как в зал проскользнул слуга и, преклонив колено, нагнув голову, негромко сказал хану:
— Тахсир, в Орду приехал великий жирау Асанкайгы…
Собравшиеся зашевелились, начали переглядываться. Во всей Дешт-и-Кипчак не нашлось бы человека, который не знал бы Асанкайгы — Асана Печального. Прославленный сказитель, он был совестью степняков и жил всегда их радостями и горестями, мечтами и желаниями. Сказания, сложенные им, и крылатые слова его передавались из уст в уста, и, услышав их, джигиты насмерть загоняли самых быстрых скакунов, торопясь донести до других мудрые мысли великого жирау.
Пожалуй, из всех, кто присутствовал в этот раз на совете, один Тюре-бий был не рад приезду Асанкайгы. Великий старец умел видеть людей насквозь, легко угадывал их мысли и желания, и суеверный страх охватил бия. А что, если жирау разгадает его замыслы и расскажет о них хану?
— Где он сейчас? — спросил Джанибек.
— Он здесь, у дворца. Только что сошел со своего верблюда Желмая.
Лицо хана расплылось в улыбке.
— Жив мудрец… Проводите его в покои для гостей. Я сейчас приду… Властным жестом руки Джанибек дал понять, что совет закончен и все свободны.
Давно не видел он великого жирау. С той самой поры, когда начал заново отстраивать Сарай-Берке. Асанкайгы сказал тогда:
— Зачем ты строишь свой город рядом с орусутскими княжествами? Горе ждет тебя…
Хан в ответ на его слова рассмеялся:
— Что могут сделать орусуты, платящие Орде дань?
Жирау покачал головой:
— Не мне, странствующему сказителю, поучать ханов, но ты сидишь на золотом троне и должен видеть дальше. Ты стал самонадеян и горд. А рядом с этими птицами вьет всегда гнездо птица несчастья…
Джанибек тогда не прислушался к словам жирау, и тот уехал обиженный. При всем уважении к сказителю хан не мог представить себе такого, что орусуты когда-нибудь смогут собрать силу, способную угрожать могуществу Орды.
И сейчас, готовясь встретиться с Асанкайгы, он вспомнил песню-обращение, которую тот спел на тое, прежде чем уехать в глубь степей Дешт-и-Кипчак:
Эй, хан, если не скажу тебе я,
То откуда узнаешь ты…
Ты не хочешь принять мой совет.
Раскрасневшись, пьешь кумыс
И потеешь, разгорячившись телом.
Будь спокоен и послушай.
Меж китайцами и орусутами
Беззаботно строишь ты свой город.
Разве этого ты не видишь?
Послушайся моего совета —
Выбери землю другую.
На своем быстроногом Желмае
Найду ее я тебе.
И пусть откочует туда народ.
Если же словам моим не внемлешь
И не поступишь так,
Орусуты захватят город твой.
Горько заплачут жены и дети.
И это будет не сон, а правда.
Я вижу, хан, не веришь ты мне…
Помни, всякое случается в жизни.
Были времена, когда щука выходила из воды,
Чтобы построить свое гнездо на сосне.
Так говорят старые люди…
Послушай меня и поверь,
Если же уши твои закрыты для моих слов —
Я позабуду дорогу к тебе…
Из уважения к великому жирау Джанибек не стал спорить с ним. Даже мудрая старость может ошибиться, и именно пожилым людям чаще всего снятся плохие и страшные сны.
Тогда он сказал с плохо скрытым лукавством:
— Пусть будет по-твоему, Асанкайгы. Если ты найдешь реку прекрасней Итиля и землю лучше Сакистана , я прикажу народу пойти туда, куда ты укажешь.
И вот теперь великий жирау вернулся. На этот раз он приехал не один — его сопровождал известный в степи острослов Жиренше шешен. Ему за пятьдесят, но по сравнению с белым как лунь Асанкайгы он выглядел молодым ястребом.
С великим почтением встретил Джанибек уважаемых в степи людей. Он первым поклонился им и спросил о здоровье. И уже после, когда был съеден бесбармак, приготовленный из мяса молодой кобылицы, специально зарезанной для почтенных гостей, и младшая жена хана Тайдолла-ханум разлила в серебряные кисе ароматный кумыс, Джанибек сказал:
— Аксакал, вы вернулись в Сарай-Берке. Значит, то, ради чего отправлялись вы в далекое странствие, достигнуто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Ткалась невидимая паутина вокруг Джанибека, и Тюре уже начал прикидывать, кто бы мог со временем занять ханский трон. Взгляд его все чаще останавливался на сыне Джанибека — Бердибеке. Бий легко нашел путь к сердцу этого человека. Бердибек был пуглив, как гиена, но жаден к славе. И Тюре, подогревая в нем честолюбие, учил, что добиваться своего необязательно в открытую, куда лучше, если все делается в ночной тьме, и нет ничего позорного в том, если враг будет устранен ударом в спину.
Мудрый Джанибек слушал сладкие речи окружающих и все больше пьянел от них. Все чаще отодвигал он от себя дела, связанные с жизнью Золотой Орды, и поручал решать их совету эмиров. Совет в большинстве своем уже давно состоял из людей Тюре. Разбирая ссоры между родами, эмиры поступали так, как хотел он. Постаревший тюбе-бий Мангили не мог противостоять людям Тюре и часто уступал в спорах. Тихо и незаметно забирал власть в свои руки субе-бий.
* * *
Однажды Джанибек собрал совет эмиров. Смуглый, горбоносый, в парчовом чапане, похожий на перса, сидел он на золотом троне. У подножья трона, на цветастом мягком ковре, подогнув под себя ноги, устроились те, кого он считал своей надежной опорой: белый как лунь тюбе-бий Мангили, широколицый, жирный Тюре, худой и поджарый, как гончая собака — тазы, Жагалтай, коренастый, плотно сложенный визирь Махмуд, бледнолицый, всегда настороженный эмир Кутлук Бука. Одеты они богато, ярко, и на лицах застыло величие и высокомерие.
Джанибек давно отвык советоваться со своими приближенными, поэтому и на сей раз он собрал их для того, чтобы сказать, что настало время приступить к выполнению условий договора, заключенного с венецианскими и генуэзскими купцами из Крыма. В год свиньи (1347) Золотая Орда пообещала им не пропускать идущие из Китая и Руси караваны через Мангышлак в земли Ирана.
Не прекращались смуты в Иране, и из-за страха быть ограбленными, а то и убитыми купцы все чаще поворачивали свои караваны в сторону Азак-Тана или Крыма. Все это устраивало генуэзцев, и теперь они уговорили золотоордынского хана сделать этот путь главным для всех. Отныне шелк и чай, соболь и лисьи меха, мед и воск грузились в Азак-Тана и Судаке на корабли, которые через проливы, минуя османских тюрок, отправлялись в страны Средиземноморья. Немалую прибыль получали от этого генуэзские купцы, не оставалась в убытке и Золотая Орда.
С почтением выслушали собравшиеся Джанибека и едва начали говорить слова восхищения и одобрения его мудростью, как в зал проскользнул слуга и, преклонив колено, нагнув голову, негромко сказал хану:
— Тахсир, в Орду приехал великий жирау Асанкайгы…
Собравшиеся зашевелились, начали переглядываться. Во всей Дешт-и-Кипчак не нашлось бы человека, который не знал бы Асанкайгы — Асана Печального. Прославленный сказитель, он был совестью степняков и жил всегда их радостями и горестями, мечтами и желаниями. Сказания, сложенные им, и крылатые слова его передавались из уст в уста, и, услышав их, джигиты насмерть загоняли самых быстрых скакунов, торопясь донести до других мудрые мысли великого жирау.
Пожалуй, из всех, кто присутствовал в этот раз на совете, один Тюре-бий был не рад приезду Асанкайгы. Великий старец умел видеть людей насквозь, легко угадывал их мысли и желания, и суеверный страх охватил бия. А что, если жирау разгадает его замыслы и расскажет о них хану?
— Где он сейчас? — спросил Джанибек.
— Он здесь, у дворца. Только что сошел со своего верблюда Желмая.
Лицо хана расплылось в улыбке.
— Жив мудрец… Проводите его в покои для гостей. Я сейчас приду… Властным жестом руки Джанибек дал понять, что совет закончен и все свободны.
Давно не видел он великого жирау. С той самой поры, когда начал заново отстраивать Сарай-Берке. Асанкайгы сказал тогда:
— Зачем ты строишь свой город рядом с орусутскими княжествами? Горе ждет тебя…
Хан в ответ на его слова рассмеялся:
— Что могут сделать орусуты, платящие Орде дань?
Жирау покачал головой:
— Не мне, странствующему сказителю, поучать ханов, но ты сидишь на золотом троне и должен видеть дальше. Ты стал самонадеян и горд. А рядом с этими птицами вьет всегда гнездо птица несчастья…
Джанибек тогда не прислушался к словам жирау, и тот уехал обиженный. При всем уважении к сказителю хан не мог представить себе такого, что орусуты когда-нибудь смогут собрать силу, способную угрожать могуществу Орды.
И сейчас, готовясь встретиться с Асанкайгы, он вспомнил песню-обращение, которую тот спел на тое, прежде чем уехать в глубь степей Дешт-и-Кипчак:
Эй, хан, если не скажу тебе я,
То откуда узнаешь ты…
Ты не хочешь принять мой совет.
Раскрасневшись, пьешь кумыс
И потеешь, разгорячившись телом.
Будь спокоен и послушай.
Меж китайцами и орусутами
Беззаботно строишь ты свой город.
Разве этого ты не видишь?
Послушайся моего совета —
Выбери землю другую.
На своем быстроногом Желмае
Найду ее я тебе.
И пусть откочует туда народ.
Если же словам моим не внемлешь
И не поступишь так,
Орусуты захватят город твой.
Горько заплачут жены и дети.
И это будет не сон, а правда.
Я вижу, хан, не веришь ты мне…
Помни, всякое случается в жизни.
Были времена, когда щука выходила из воды,
Чтобы построить свое гнездо на сосне.
Так говорят старые люди…
Послушай меня и поверь,
Если же уши твои закрыты для моих слов —
Я позабуду дорогу к тебе…
Из уважения к великому жирау Джанибек не стал спорить с ним. Даже мудрая старость может ошибиться, и именно пожилым людям чаще всего снятся плохие и страшные сны.
Тогда он сказал с плохо скрытым лукавством:
— Пусть будет по-твоему, Асанкайгы. Если ты найдешь реку прекрасней Итиля и землю лучше Сакистана , я прикажу народу пойти туда, куда ты укажешь.
И вот теперь великий жирау вернулся. На этот раз он приехал не один — его сопровождал известный в степи острослов Жиренше шешен. Ему за пятьдесят, но по сравнению с белым как лунь Асанкайгы он выглядел молодым ястребом.
С великим почтением встретил Джанибек уважаемых в степи людей. Он первым поклонился им и спросил о здоровье. И уже после, когда был съеден бесбармак, приготовленный из мяса молодой кобылицы, специально зарезанной для почтенных гостей, и младшая жена хана Тайдолла-ханум разлила в серебряные кисе ароматный кумыс, Джанибек сказал:
— Аксакал, вы вернулись в Сарай-Берке. Значит, то, ради чего отправлялись вы в далекое странствие, достигнуто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68