Они есть, потому что простой народ часто бывает крепок в своих заблуждениях и духи зла не дают ему увидеть свет истины, который идет от учения пророка. Всякого, кто молится иному богу, султан обложил большим налогом. Если такой человек занимается ремеслом или торговлей, он и за это платит в казну. Султан Осман старался быть справедливым и проявлял большое терпение к заблудшим. Того же он требовал и от своих беков. Если идущее в поход войско топтало копытами своих коней посевы гяуров, живущих на земле султана, то им выплачивалось все, что полагалось за потраву. И многие иноверцы, вкусив плод справедливости, прозревали и с чистым сердцем вступали на дорогу, ведущую к истинной вере. И султан Орхан поступает по законам отца. Рассказывают такой случай. Однажды женщина-гяурка обратилась к нему с жалобой, что его воин выпил у нее молоко, а заплатить отказался. Тогда, чтобы установить истину, султан приказал вспороть воину живот и посмотреть, есть ли там молоко. Женщина оказалась права, и ее отпустили с миром. Кто осмелится после подобного свернуть с пути справедливости, по которому идет сам султан? Кто откажется ему повиноваться? Так, во всем следуя учению пророка Мухаммеда, Осман и Орхан добились того, что и народ, и войско по первому слову султана готовы пойти на смерть…
Узбек-хан нахмурился:
— Ты слишком много рассказываешь нам поучительных историй, но до сих пор не сказал ни одного слова о том, что может произойти дальше.
— Великий хан, мне ли, слезинке на реснице аллаха, судить об этом? — Жакуп опустил глаза, стараясь не встретиться со взглядом хана.
— Тогда расскажи нам, что говорят об османских тюрках знающие люди в заморских странах.
Купец оживился. Теперь, что бы он ни сказал, никто не сочтет его слова за дерзость и за попытку поучать хана. Жакуп для важности помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал:
— Всякое говорят знающие люди, но все сходятся на том, что если аллах не перемешает тот порядок, который установился на землях тюрков, и не отвернет от них своего лица, то рано или поздно султан Орхан двинет войско на Иран, а потом пошлет корабли к берегам Крыма.
Узбек-хан обвел присутствующих суровым взглядом. Он словно спрашивал их: понимают они, чем грозит Золотой Орде усиление османских тюрков? Если все произойдет так, как говорит купец, то Великий Шелковый путь никогда не будет великим — ветер засыплет глубокие колеи от тяжелых повозок, а степная полынь скроет следы караванов. Откладывать поход на Иран нельзя. Надо упредить тюрков.
Утром состоялся большой ханский совет — таганак, на котором эмиры, нойоны, бии, батыры и другая знать, приехавшая со всей Золотой Орды, единогласно решили начать поход в земли Ирана.
* * *
Сакип-Жамал и Бубеш, счастливо избежавшие смерти, скитались по дорогам Мавераннахра в поисках Акберена. Людская молва утверждала, что предводитель восставших рабов с отрядом в тысячу человек, спасшийся от преследования воинов Кутлук Темира, скрывался где-то в предгорных долинах.
Сакип-Жамал, разыскивая Акберена, не хотела думать о том, как встретит он ее. Ведь это она, только она виновата в том, что произошло с рабами. Сакип-Жамал, зная характер Акберена, не могла надеяться на прощение, но неведомая сила вела ее к нему, и она, подобно мотыльку, искала тот огонь, в котором должна была сгореть. Инстинкт женщины, которой в скором времени предстояло стать матерью, заставил ее брести по пыльным дорогам Маверан-нахра.
В Джизакской степи они наткнулись на аулы кипчаков и мангитов. Здесь женщины узнали печальную весть о том, что отряд Акберена уничтожен, а те, кому удалось спастись, разбежались кто куда. Жив ли предводитель восставших, не знал никто.
Целых два года прожили Сакип-Жамал и Бубеш в ауле кипчаков. Здесь увидел впервые солнце мальчик, рожденный Сакип-Жамал. Здесь и сделал он первые шаги.
Степные народы дорожат родством и при встрече всегда подолгу выясняют родословную друг друга до седьмого колена. И порой появляется тонкая ниточка, связывающая людей, живущих друг от друга за два-три месяца пути. Так случилось и здесь.
Через странников, останавливающихся в ауле на ночлег или недолгий отдых, Бубеш узнала, что у нее есть родственники по линии матери в роде уйсунь, кочующем близ Алмалыка.
Дождавшись каравана, идущего в ту сторону, женщины упросили караванбаши взять их с собой. Нелегок был путь, и казалось, не будет ему конца, а каждая ночь, когда караван останавливался на отдых, могла стать последней для людей, отправившихся в опасный путь, — повсюду бродили шайки разбойников, выискивая добычу. Но аллах хранил караван. И караванбаши был добр —он дал женщинам верблюда, и они по очереди ехали на нем, укачивая между горбами двухлетнего сына Сакип-Жамал.
Однажды, когда до Алмалыка осталось три дня пути, на рассвете на лагерь налетел отряд конников. Они потоптали и порубили походные палатки караванщиков, убили тех, кто пытался сопротивляться. Сакип-Жамал с сыном и Бубеш удалось спастись. Целый день просидели они в камышах небольшого озерца, а когда в степи наступила тишина и рассеялась пыль, поднятая конями разбойников, отправились искать жилье.
И снова, в который раз, приютил женщин бедняцкий аул. Люди, сами живущие в страхе перед возможным нападением разбойников, дали им кров и поделились тем, что у них было.
Худой, с впалой грудью старик, пустивший их на ночевку в свою юрту, протягивая узловатые темные руки к огню костра рассказывал:
— Страшно жить на земле. Ни ханам, ни аллаху не стали нужны люди, иначе зачем они позволяют им убивать друг друга? Расположение звезд на небе было благосклонно к вам, и только поэтому вы спаслись. Те же, кого захватили в караване лихие люди, будут проданы на базарах Хорезма, Бухары и Самарканда. Так может случиться с любым из нас…— бескровные губы старика тронула горькая усмешка. — Правда, меня они не станут захватывать и продавать. Я стар… Меня просто зарубят саблей или проткнут пикой. Если бы я был молод…— старик надолго замолчал. Беззвучно вспыхивали в очаге крохотные язычки огня, и на темных войлочных стенах юрты двигались беспокойные, тревожные тени. — Если бы я был молод…— повторил вдруг старик. — Я ушел бы к людям, которые промывают пески Алтын-Эмеля и реки Или и добывают для нашего правителя золотые зерна…
— А разве там легче жить? — тихо спросила Сакип-Жамал.
Старик поднял на нее усталые за долгий век глаза:
— Там не легче, но дошел слух, что они перебили всех, кого приставил к ним правитель, и теперь свободны. Я хотел бы пожить свободным, без страха за свою жизнь…
— Кто возглавляет этих людей? — волнуясь, спросила Сакип-Жамал.
— Я не видел этого человека, дочка, ни разу. Но, говорят, он умный и смелый джигит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Узбек-хан нахмурился:
— Ты слишком много рассказываешь нам поучительных историй, но до сих пор не сказал ни одного слова о том, что может произойти дальше.
— Великий хан, мне ли, слезинке на реснице аллаха, судить об этом? — Жакуп опустил глаза, стараясь не встретиться со взглядом хана.
— Тогда расскажи нам, что говорят об османских тюрках знающие люди в заморских странах.
Купец оживился. Теперь, что бы он ни сказал, никто не сочтет его слова за дерзость и за попытку поучать хана. Жакуп для важности помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал:
— Всякое говорят знающие люди, но все сходятся на том, что если аллах не перемешает тот порядок, который установился на землях тюрков, и не отвернет от них своего лица, то рано или поздно султан Орхан двинет войско на Иран, а потом пошлет корабли к берегам Крыма.
Узбек-хан обвел присутствующих суровым взглядом. Он словно спрашивал их: понимают они, чем грозит Золотой Орде усиление османских тюрков? Если все произойдет так, как говорит купец, то Великий Шелковый путь никогда не будет великим — ветер засыплет глубокие колеи от тяжелых повозок, а степная полынь скроет следы караванов. Откладывать поход на Иран нельзя. Надо упредить тюрков.
Утром состоялся большой ханский совет — таганак, на котором эмиры, нойоны, бии, батыры и другая знать, приехавшая со всей Золотой Орды, единогласно решили начать поход в земли Ирана.
* * *
Сакип-Жамал и Бубеш, счастливо избежавшие смерти, скитались по дорогам Мавераннахра в поисках Акберена. Людская молва утверждала, что предводитель восставших рабов с отрядом в тысячу человек, спасшийся от преследования воинов Кутлук Темира, скрывался где-то в предгорных долинах.
Сакип-Жамал, разыскивая Акберена, не хотела думать о том, как встретит он ее. Ведь это она, только она виновата в том, что произошло с рабами. Сакип-Жамал, зная характер Акберена, не могла надеяться на прощение, но неведомая сила вела ее к нему, и она, подобно мотыльку, искала тот огонь, в котором должна была сгореть. Инстинкт женщины, которой в скором времени предстояло стать матерью, заставил ее брести по пыльным дорогам Маверан-нахра.
В Джизакской степи они наткнулись на аулы кипчаков и мангитов. Здесь женщины узнали печальную весть о том, что отряд Акберена уничтожен, а те, кому удалось спастись, разбежались кто куда. Жив ли предводитель восставших, не знал никто.
Целых два года прожили Сакип-Жамал и Бубеш в ауле кипчаков. Здесь увидел впервые солнце мальчик, рожденный Сакип-Жамал. Здесь и сделал он первые шаги.
Степные народы дорожат родством и при встрече всегда подолгу выясняют родословную друг друга до седьмого колена. И порой появляется тонкая ниточка, связывающая людей, живущих друг от друга за два-три месяца пути. Так случилось и здесь.
Через странников, останавливающихся в ауле на ночлег или недолгий отдых, Бубеш узнала, что у нее есть родственники по линии матери в роде уйсунь, кочующем близ Алмалыка.
Дождавшись каравана, идущего в ту сторону, женщины упросили караванбаши взять их с собой. Нелегок был путь, и казалось, не будет ему конца, а каждая ночь, когда караван останавливался на отдых, могла стать последней для людей, отправившихся в опасный путь, — повсюду бродили шайки разбойников, выискивая добычу. Но аллах хранил караван. И караванбаши был добр —он дал женщинам верблюда, и они по очереди ехали на нем, укачивая между горбами двухлетнего сына Сакип-Жамал.
Однажды, когда до Алмалыка осталось три дня пути, на рассвете на лагерь налетел отряд конников. Они потоптали и порубили походные палатки караванщиков, убили тех, кто пытался сопротивляться. Сакип-Жамал с сыном и Бубеш удалось спастись. Целый день просидели они в камышах небольшого озерца, а когда в степи наступила тишина и рассеялась пыль, поднятая конями разбойников, отправились искать жилье.
И снова, в который раз, приютил женщин бедняцкий аул. Люди, сами живущие в страхе перед возможным нападением разбойников, дали им кров и поделились тем, что у них было.
Худой, с впалой грудью старик, пустивший их на ночевку в свою юрту, протягивая узловатые темные руки к огню костра рассказывал:
— Страшно жить на земле. Ни ханам, ни аллаху не стали нужны люди, иначе зачем они позволяют им убивать друг друга? Расположение звезд на небе было благосклонно к вам, и только поэтому вы спаслись. Те же, кого захватили в караване лихие люди, будут проданы на базарах Хорезма, Бухары и Самарканда. Так может случиться с любым из нас…— бескровные губы старика тронула горькая усмешка. — Правда, меня они не станут захватывать и продавать. Я стар… Меня просто зарубят саблей или проткнут пикой. Если бы я был молод…— старик надолго замолчал. Беззвучно вспыхивали в очаге крохотные язычки огня, и на темных войлочных стенах юрты двигались беспокойные, тревожные тени. — Если бы я был молод…— повторил вдруг старик. — Я ушел бы к людям, которые промывают пески Алтын-Эмеля и реки Или и добывают для нашего правителя золотые зерна…
— А разве там легче жить? — тихо спросила Сакип-Жамал.
Старик поднял на нее усталые за долгий век глаза:
— Там не легче, но дошел слух, что они перебили всех, кого приставил к ним правитель, и теперь свободны. Я хотел бы пожить свободным, без страха за свою жизнь…
— Кто возглавляет этих людей? — волнуясь, спросила Сакип-Жамал.
— Я не видел этого человека, дочка, ни разу. Но, говорят, он умный и смелый джигит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68