Какой-то рьяный городской архитектор при въезде поставил оштукатуренную арку кремового цвета, некоторые здания выполнил в испанском стиле и почти ко всем прилепил крытые галереи и выкрасил тротуары. Над этим хитроумным, обсаженным пальмами ландшафтом сверкал отель «Майами Билтмор», растянувшийся без конца и края, с центральной башней, соединенной с крыльями, образующими мягко изогнутую букву "С".
Служитель, которому я оставил мою машину, по-видимому, не верил, что я могу поселиться в таком дорогом месте, да я и сам не верил. Я протащил чемодан через вестибюль, уставленный пальмами в кадках, переполненный мебелью и цветочными горшками, а также собравшимися в вестибюле политиками, курящими сигары, громко смеющимися и разговаривающими – в общем отлично проводящими время, как всякие победители, делящие прибыль.
Джима Фарли, правой руки вновь избранного президента, который должен был стать министром почты и телеграфа, а в настоящее время был шефом патронажа, среди демократов, толпящихся в вестибюле «Билтмора», не было. Но его присутствие чувствовалось; среди сигарного дыма и непристойных баек строились предположения, кому что достанется, и люди эти находились в Майами только затем, чтобы встретиться с Фарли. Именно Фарли и был целью сермэковского приезда.
Место мне было зарезервировано, и коридорный отвел меня в комнату с двуспальной кроватью и видом на поле для гольфа. Было два часа дня. Я позвонил портье и попросил разбудить меня звонком через два часа. Я заснул мгновенно, а когда телефон зазвонил, сразу вскочил, почувствовав себя отдохнувшим.
Я побрился и снова надел белый костюм. У меня также были шляпа и солнечные очки, короче, вид, как у нескольких тысяч других людей в Майами. Я оставил чемодан в комнате, но взял с собой обе пушки: свой пистолет – в кобуре под мышкой, а «бульдог» – за поясом так, что его короткий ствол упирался мне в живот.
* * *
Железнодорожный вокзал был в нижней части города на Первой Флеглера, вблизи величественного административного центра графства Дейд, большого здания готического стиля в виде свадебного торта, слои которого насчитывали двадцать восемь этажей. Железнодорожная станция «Восточное побережье Флориды», напротив, была зданием длинным и низким, цвета горчицы, из дерева и кирпича, с изогнутой, низко свисающей крышей, и вывеской «Майами» на тот случай, если вы забыли, куда едете. Этот динозавр остался еще с тех времен, когда в Майами не было туристского бума – здание в пограничном стиле, на котором можно было ожидать, что вместо поезда встретишь дилижанс. Я оставил «форд» на парковочной площадке и вошел внутрь, купил в газетном киоске «Майами Дейли Ньюс» и нашел себе местечко в углу на одной из скамеек с высокой спинкой, откуда мог видеть сразу все двери и наблюдать, делая вид, что читаю.
Было пять часов, а прибытие Сермэка ожидалось в шесть. Помещение, бывшее почти пустым, когда я пришел сюда, стало быстро заполняться людьми.
Я заметил несколько довольно хорошеньких женщин – белые зубы сверкали на загорелых лицах, загорелые ноги мелькали из-под платьев с ярким рисунком – и обменялся флиртующими улыбками с теми, кто не шел под руку со своими приятелями, и с несколькими из тех, кто шел, да кавалер в этот момент отвлекался. Это навело меня на мысль, что это, должно быть, неплохой городок, чтобы в нем расположиться. К несчастью, всякий раз, когда я видел блондинку, мне приходилось вспоминать цель своего путешествия, а когда попадались темноволосые девушки (особенно с короткими волосами), я думал о Мэри Энн Бим. 1
В поезде полдороге в Майами у меня в мозгу вертелся не один только блондин-киллер, в мозгу у меня, как Айседора Дункан, танцевала Мэри Энн Бим – задала она мне задачку. У меня было не так уж много женщин. Девственником, конечно, я не был, – но и про нее думал так же. То, что случилось, меня взволновало. Может быть, я в нее влюбился? Но она могла меня и использовать, наподобие актера в пьесе, режиссером которой она была в маленьком театрике ее ума. Я не хотел встречаться с ней никогда больше, и в то же время страстно желал быть с ней немедленно.
Почему бы не подцепить какую-нибудь девушку на ночь? Я ничем не обязан Мэри Энн Бим – она всего-навсего моя клиентка. Хорошо, она отдала мне девственность, ну и что из этого? Это был ее второй гонорар, разве нет?
Ладно, в Майами я приехал не для загара. Находился здесь из-за тысячедолларового задатка, неплохого подарка для всякого, но заработать его не так-то легко... Моя ночь уже занята: я должен торчать около Его Чести, когда он появится, и, возможно, ночи напролет. Вот почему я урвал два часа сна в «Билтморе», вот почему у меня с собой в «форде» был термос с горячим кофе.
Проведя на скамейке уже около часа, я внимательно прочел первую страницу «Новостей». Были новости и из Чикаго: с тех пор, как я уехал, вдобавок ко всему начался снегопад. Буран парализовал город, но, чтобы откопать графство Кук, были наняты пятнадцать тысяч безработных и делались попытки по расселению горемык из парков и жителей из Гувервиллей. Так что от морозов больше никто не должен был умереть, если только несчастных не прихватит на лестнице инсульт или сердечная болезнь... Было также отмечено, что Сермэк уезжает во Флориду как раз после того, как разразился буран...
Первая страница была посвящена и генералу Дэйвсу. Он находился в Вашингтоне, округ Колумбия, вызванный в суд Сенатским комитетом по фондовой бирже, чтобы дать показания о своей роли в связи с Семюелем Инсалом. Инсал производил промышленное оборудование, в двадцатые годы возглавлял компанию стоимостью в четыре миллиарда долларов, а личное состояние имел почти в сто пятьдесят миллионов. Была одна новая настольная игра, в которую мы с Джейни играли несколько раз, – «Монополия». Так вот, Инсал превратил бизнес с электричеством, газом и железными дорогами в такую же игру. А когда он ее закончил, его бумажная империя стоила не больше тех цветных «денег», которые вам нужны, чтобы выкупить картонное поле.
Всего два года назад банки Чикаго отмахнулись от просьбы города о кредитах, зато облагодетельствовали Инсала. Один из кредитов, в размере одиннадцати миллионов долларов, был предоставлен банком Дэйвса. Сейчас генерал стоял в суде перед Сенатским комитетом а Инсал находился где-то в Европе.
Генерал вывернулся, что называется, без потерь – самым заурядным способом. Но тот факт, что из-за этого он попал на первую страницу «Майами Дейли Ньюс», означал, что скандал был общенациональным, – едва ли это была для Чикаго реклама, которую хотел бы генерал в год проведения Выставки. Потому я и улыбался.
Непосредственно ко мне отношение имела маленькая заметка, объявляющая, что торжественный обед в честь Джеймса Фарли, председателя Национального исполнительного комитета демократов, будет дан Рузвельтом в «Президент-Клабе» в «Билтморе» в субботу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Служитель, которому я оставил мою машину, по-видимому, не верил, что я могу поселиться в таком дорогом месте, да я и сам не верил. Я протащил чемодан через вестибюль, уставленный пальмами в кадках, переполненный мебелью и цветочными горшками, а также собравшимися в вестибюле политиками, курящими сигары, громко смеющимися и разговаривающими – в общем отлично проводящими время, как всякие победители, делящие прибыль.
Джима Фарли, правой руки вновь избранного президента, который должен был стать министром почты и телеграфа, а в настоящее время был шефом патронажа, среди демократов, толпящихся в вестибюле «Билтмора», не было. Но его присутствие чувствовалось; среди сигарного дыма и непристойных баек строились предположения, кому что достанется, и люди эти находились в Майами только затем, чтобы встретиться с Фарли. Именно Фарли и был целью сермэковского приезда.
Место мне было зарезервировано, и коридорный отвел меня в комнату с двуспальной кроватью и видом на поле для гольфа. Было два часа дня. Я позвонил портье и попросил разбудить меня звонком через два часа. Я заснул мгновенно, а когда телефон зазвонил, сразу вскочил, почувствовав себя отдохнувшим.
Я побрился и снова надел белый костюм. У меня также были шляпа и солнечные очки, короче, вид, как у нескольких тысяч других людей в Майами. Я оставил чемодан в комнате, но взял с собой обе пушки: свой пистолет – в кобуре под мышкой, а «бульдог» – за поясом так, что его короткий ствол упирался мне в живот.
* * *
Железнодорожный вокзал был в нижней части города на Первой Флеглера, вблизи величественного административного центра графства Дейд, большого здания готического стиля в виде свадебного торта, слои которого насчитывали двадцать восемь этажей. Железнодорожная станция «Восточное побережье Флориды», напротив, была зданием длинным и низким, цвета горчицы, из дерева и кирпича, с изогнутой, низко свисающей крышей, и вывеской «Майами» на тот случай, если вы забыли, куда едете. Этот динозавр остался еще с тех времен, когда в Майами не было туристского бума – здание в пограничном стиле, на котором можно было ожидать, что вместо поезда встретишь дилижанс. Я оставил «форд» на парковочной площадке и вошел внутрь, купил в газетном киоске «Майами Дейли Ньюс» и нашел себе местечко в углу на одной из скамеек с высокой спинкой, откуда мог видеть сразу все двери и наблюдать, делая вид, что читаю.
Было пять часов, а прибытие Сермэка ожидалось в шесть. Помещение, бывшее почти пустым, когда я пришел сюда, стало быстро заполняться людьми.
Я заметил несколько довольно хорошеньких женщин – белые зубы сверкали на загорелых лицах, загорелые ноги мелькали из-под платьев с ярким рисунком – и обменялся флиртующими улыбками с теми, кто не шел под руку со своими приятелями, и с несколькими из тех, кто шел, да кавалер в этот момент отвлекался. Это навело меня на мысль, что это, должно быть, неплохой городок, чтобы в нем расположиться. К несчастью, всякий раз, когда я видел блондинку, мне приходилось вспоминать цель своего путешествия, а когда попадались темноволосые девушки (особенно с короткими волосами), я думал о Мэри Энн Бим. 1
В поезде полдороге в Майами у меня в мозгу вертелся не один только блондин-киллер, в мозгу у меня, как Айседора Дункан, танцевала Мэри Энн Бим – задала она мне задачку. У меня было не так уж много женщин. Девственником, конечно, я не был, – но и про нее думал так же. То, что случилось, меня взволновало. Может быть, я в нее влюбился? Но она могла меня и использовать, наподобие актера в пьесе, режиссером которой она была в маленьком театрике ее ума. Я не хотел встречаться с ней никогда больше, и в то же время страстно желал быть с ней немедленно.
Почему бы не подцепить какую-нибудь девушку на ночь? Я ничем не обязан Мэри Энн Бим – она всего-навсего моя клиентка. Хорошо, она отдала мне девственность, ну и что из этого? Это был ее второй гонорар, разве нет?
Ладно, в Майами я приехал не для загара. Находился здесь из-за тысячедолларового задатка, неплохого подарка для всякого, но заработать его не так-то легко... Моя ночь уже занята: я должен торчать около Его Чести, когда он появится, и, возможно, ночи напролет. Вот почему я урвал два часа сна в «Билтморе», вот почему у меня с собой в «форде» был термос с горячим кофе.
Проведя на скамейке уже около часа, я внимательно прочел первую страницу «Новостей». Были новости и из Чикаго: с тех пор, как я уехал, вдобавок ко всему начался снегопад. Буран парализовал город, но, чтобы откопать графство Кук, были наняты пятнадцать тысяч безработных и делались попытки по расселению горемык из парков и жителей из Гувервиллей. Так что от морозов больше никто не должен был умереть, если только несчастных не прихватит на лестнице инсульт или сердечная болезнь... Было также отмечено, что Сермэк уезжает во Флориду как раз после того, как разразился буран...
Первая страница была посвящена и генералу Дэйвсу. Он находился в Вашингтоне, округ Колумбия, вызванный в суд Сенатским комитетом по фондовой бирже, чтобы дать показания о своей роли в связи с Семюелем Инсалом. Инсал производил промышленное оборудование, в двадцатые годы возглавлял компанию стоимостью в четыре миллиарда долларов, а личное состояние имел почти в сто пятьдесят миллионов. Была одна новая настольная игра, в которую мы с Джейни играли несколько раз, – «Монополия». Так вот, Инсал превратил бизнес с электричеством, газом и железными дорогами в такую же игру. А когда он ее закончил, его бумажная империя стоила не больше тех цветных «денег», которые вам нужны, чтобы выкупить картонное поле.
Всего два года назад банки Чикаго отмахнулись от просьбы города о кредитах, зато облагодетельствовали Инсала. Один из кредитов, в размере одиннадцати миллионов долларов, был предоставлен банком Дэйвса. Сейчас генерал стоял в суде перед Сенатским комитетом а Инсал находился где-то в Европе.
Генерал вывернулся, что называется, без потерь – самым заурядным способом. Но тот факт, что из-за этого он попал на первую страницу «Майами Дейли Ньюс», означал, что скандал был общенациональным, – едва ли это была для Чикаго реклама, которую хотел бы генерал в год проведения Выставки. Потому я и улыбался.
Непосредственно ко мне отношение имела маленькая заметка, объявляющая, что торжественный обед в честь Джеймса Фарли, председателя Национального исполнительного комитета демократов, будет дан Рузвельтом в «Президент-Клабе» в «Билтморе» в субботу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97