Ему постоянно приходилось иметь дело с раздраженными родственниками пациентов. Вот, буквально только что принял у виконтессы пятую дочь. О реакции папаши не стоит и вспоминать.
Не обращая внимания на Патрика, доктор Ламбет деловито приблизился к постели Софи и двумя пальцами прикоснулся ко лбу.
— Жар, — задумчиво проговорил он, затем повернулся к Патрику. — Схваток еще не было?
— Каких схваток? — не понял Патрик. — Ей же еще два месяца.
— У вашей супруги ожидается выкидыш, — сухо бросил доктор. Разводить сантименты времени сейчас не было.
— Выкидыш? — Патрику показалось, что в его сердце вонзили кинжал. — С чего вы взяли?
— Я осматривал ее сегодня утром. — Доктор не стал вдаваться в объяснения и, увидев, что Патрик открыл рот, чтобы задать какой-то вопрос, предупреждающе поднял палец. Сосчитав пульс, он влил Софи в рот обильную дозу настойки опия. Теперь я вынужден просить вашу светлость покинуть комнату.
Патрик не сдвинулся с места. В своей многолетней практике доктору Ламбету приходилось встречать мужей различного типа, но этот выглядел настоящим дьяволом. Что там случилось, он толком не понял, но история с падением молодой герцогини ему не понравилась.
Прошла минута, другая. Патрик встал.
— Я предпочел бы остаться здесь. — Он сделал шаг назад.
Доктор пожал плечами. Быстрыми решительными движениями он сбросил с Софи одеяло и поднял рубашку. Скосил глаза на Патрика. Тот напряженно следил за его действиями. Беглый осмотр показал, что воды уже отошли. Значит, теперь недолго.
Он развернулся, готовясь к неприятному разговору с мужем, чье лицо стало сейчас очень бледным. Однако мужчинам в комнате роженицы находиться не положено.
— Я вынужден настаивать, чтобы вы вышли, — произнес доктор Ламбет твердо.
Патрик метнул в сторону доктора горящий взгляд.
— Почему?
— Ваше присутствие нежелательно, — напрямик заявил Ламбет. — Мне сейчас необходимо сосредоточиться. Роженица находится в полубессознательном состоянии, у нее жар.
— Доктор, постарайтесь сохранить ребенка, — тихо буркнул Патрик. — Все-таки семимесячный…
— К сожалению, он уже мертв, — решительно произнес Ламбет.
Патрик вздрогнул, как от удара плетью.
— Я не буду ничего делать. Только постою. Вон там. — Патрик показал на стену.
— Нет.
Патрик посмотрел на доктора и понял, что нужно подчиниться.
— Жизнь моей жены в опасности?
— Не думаю, — спокойно ответил Ламбет, бросив взгляд на пациентку. — С учетом того, что плод не успел полностью развиться, роды для ее светлости не должны быть слишком болезненными.
Патрик облизнул пересохшие губы и направился к двери.
— Я хочу увидеть младенца, — хрипло произнес он, обернувшись. — Когда он родится.
— Зачем это вам, ваша светлость? — Доктор Ламбет насупился. — Если это был наследник, я обязательно сообщу.
Глаза Патрика вспыхнули.
— Черт возьми, при чем здесь пол ребенка! Я просто хочу его увидеть, доктор. Ведь Софи сейчас в таком состоянии, что не сможет… — Он на секунду замолк. — Потом она захочет знать, как выглядел ее ребенок. Понимаете?
Доктор Ламбет позволил себе слабо улыбнуться. Такого от супругов пациенток ему еще слышать не доводилось.
— В нужный момент я пошлю за вами, ваша светлость, — мягко проговорил он, провожая Патрика к двери.
Патрик оцепенело спустился вниз. Присел у подножия лестницы и зачем-то ощупал то место, куда несколько часов назад упала Софи. Потом поднялся и стоял, как будто превратившись в соляной столб. Из ступора его вывело появление одетой в белое сестры, которая, сделав реверанс, в сопровождении Клеменса поспешила наверх.
«Боже мой, зачем я начал на нее кричать! Но ведь я не предполагал, что у нее жар, что она плохо себя чувствует». Не зная, куда себя деть, Патрик прощел в библиотеку, налил себе бренди и надолго застыл над ним.
А затем начал ходить туда-сюда, по одной и той же полоске ковра, от дубового книжного шкафа до отцовского бюро и обратно. Час, два… Все время задавая один и тот же вопрос: «Почему я себя не сдерживал? Почему не осознавал, что жена в горячке? Ведь я знал, что она никогда не применяет румяна!»
К тому времени, когда раздался негромкий стук в дверь, Патрик чувствовал себя постаревшим по крайней мере лет на двадцать, полностью опустошенным, задавленным ненавистью к себе. На пороге стояла сестра Мейдерс и с опаской смотрела на него. Ей уже успели рассказать (она пила чай со слугами), что герцог очень сильно накричал на жену, так что она не выдержала и потеряла сознание, упав с лестницы. От такого изверга можно ожидать чего угодно.
— Ваша светлость… — Сестра замолкла. Ей еще ни разу не приходилось встречаться с отцом, который желал посмотреть на мертвого ребенка. Она приносила отцам сыновей, объявляя, что у них родился «замечательный наследник», или дочерей, «прекрасных, крошечных существ». Но сейчас этот опыт ей вряд ли мог пригодиться.
— Девочка, — наконец произнесла она.
Патрик быстро взял из ее рук крошечный сверток и отрывисто бросил:
— Идите.
Сестра Мейдерс с облегчением упорхнула обратно наверх, собираясь сказать доктору, что забирать бедного мертвого младенца пусть посылает кого-нибудь другого. Она идти туда боится, потому что это не человек, а какой-то дьявол. Одни брови чего стоят! Сестра Мейдерс поежилась, с восхищением предвкушая, как она расскажет об этом завтра утром матери.
Оставшись один, Патрик уселся в свое любимое кресло и развернул пеленку. Крошечное личико было очень белое, как свежевыпавший первый снег. Он сидел очень долго, вглядываясь в лицо дочери, затем поднялся и медленно направился к двери. Сейчас ему можно было дать не тридцать лет, а все девяносто.
Окончательно Софи пришла в себя только через четыре дня. Рука нервно задвигалась по животу — он был отвратительно плоским. Все ушло, ушло, как будто ребенок там никогда и не находился, не ударял ножками, плавая в своем маленьком домике.
Рядом, внимательно разглядывая стену напротив, в кресле сидел Патрик. Момент, которого он все эти дни страшился, пришел. Она смотрела перед собой, не видя его, и по ее щекам медленно стекали слезы.
Патрик опустился на колени, взял ладони жены и зарылся в них лицом.
Софи молча смотрела на мужа, роняя на него одну за другой слезинки.
— Извини, Софи. — Слова приходили откуда-то из самой глубины души. — Знаю, что никогда не смогу возместить тебе эту потерю, но поверь, я скорблю невероятно.
Лицо Софи чуть оживилось.
— Выходит, ты хотел ребенка?
Патрик поднял голову, и она с ужасом осознала, что его щеки мокры от слез.
— Хотел ли я ребенка? — Он горько усмехнулся. — Да я безумно его хотел. Понимаешь, безумно. И сам не знаю, почему сказал тогда Брэддону эти жестокие слова. Разумеется, это была неправда, потому что все время я только и думал что о ребенке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Не обращая внимания на Патрика, доктор Ламбет деловито приблизился к постели Софи и двумя пальцами прикоснулся ко лбу.
— Жар, — задумчиво проговорил он, затем повернулся к Патрику. — Схваток еще не было?
— Каких схваток? — не понял Патрик. — Ей же еще два месяца.
— У вашей супруги ожидается выкидыш, — сухо бросил доктор. Разводить сантименты времени сейчас не было.
— Выкидыш? — Патрику показалось, что в его сердце вонзили кинжал. — С чего вы взяли?
— Я осматривал ее сегодня утром. — Доктор не стал вдаваться в объяснения и, увидев, что Патрик открыл рот, чтобы задать какой-то вопрос, предупреждающе поднял палец. Сосчитав пульс, он влил Софи в рот обильную дозу настойки опия. Теперь я вынужден просить вашу светлость покинуть комнату.
Патрик не сдвинулся с места. В своей многолетней практике доктору Ламбету приходилось встречать мужей различного типа, но этот выглядел настоящим дьяволом. Что там случилось, он толком не понял, но история с падением молодой герцогини ему не понравилась.
Прошла минута, другая. Патрик встал.
— Я предпочел бы остаться здесь. — Он сделал шаг назад.
Доктор пожал плечами. Быстрыми решительными движениями он сбросил с Софи одеяло и поднял рубашку. Скосил глаза на Патрика. Тот напряженно следил за его действиями. Беглый осмотр показал, что воды уже отошли. Значит, теперь недолго.
Он развернулся, готовясь к неприятному разговору с мужем, чье лицо стало сейчас очень бледным. Однако мужчинам в комнате роженицы находиться не положено.
— Я вынужден настаивать, чтобы вы вышли, — произнес доктор Ламбет твердо.
Патрик метнул в сторону доктора горящий взгляд.
— Почему?
— Ваше присутствие нежелательно, — напрямик заявил Ламбет. — Мне сейчас необходимо сосредоточиться. Роженица находится в полубессознательном состоянии, у нее жар.
— Доктор, постарайтесь сохранить ребенка, — тихо буркнул Патрик. — Все-таки семимесячный…
— К сожалению, он уже мертв, — решительно произнес Ламбет.
Патрик вздрогнул, как от удара плетью.
— Я не буду ничего делать. Только постою. Вон там. — Патрик показал на стену.
— Нет.
Патрик посмотрел на доктора и понял, что нужно подчиниться.
— Жизнь моей жены в опасности?
— Не думаю, — спокойно ответил Ламбет, бросив взгляд на пациентку. — С учетом того, что плод не успел полностью развиться, роды для ее светлости не должны быть слишком болезненными.
Патрик облизнул пересохшие губы и направился к двери.
— Я хочу увидеть младенца, — хрипло произнес он, обернувшись. — Когда он родится.
— Зачем это вам, ваша светлость? — Доктор Ламбет насупился. — Если это был наследник, я обязательно сообщу.
Глаза Патрика вспыхнули.
— Черт возьми, при чем здесь пол ребенка! Я просто хочу его увидеть, доктор. Ведь Софи сейчас в таком состоянии, что не сможет… — Он на секунду замолк. — Потом она захочет знать, как выглядел ее ребенок. Понимаете?
Доктор Ламбет позволил себе слабо улыбнуться. Такого от супругов пациенток ему еще слышать не доводилось.
— В нужный момент я пошлю за вами, ваша светлость, — мягко проговорил он, провожая Патрика к двери.
Патрик оцепенело спустился вниз. Присел у подножия лестницы и зачем-то ощупал то место, куда несколько часов назад упала Софи. Потом поднялся и стоял, как будто превратившись в соляной столб. Из ступора его вывело появление одетой в белое сестры, которая, сделав реверанс, в сопровождении Клеменса поспешила наверх.
«Боже мой, зачем я начал на нее кричать! Но ведь я не предполагал, что у нее жар, что она плохо себя чувствует». Не зная, куда себя деть, Патрик прощел в библиотеку, налил себе бренди и надолго застыл над ним.
А затем начал ходить туда-сюда, по одной и той же полоске ковра, от дубового книжного шкафа до отцовского бюро и обратно. Час, два… Все время задавая один и тот же вопрос: «Почему я себя не сдерживал? Почему не осознавал, что жена в горячке? Ведь я знал, что она никогда не применяет румяна!»
К тому времени, когда раздался негромкий стук в дверь, Патрик чувствовал себя постаревшим по крайней мере лет на двадцать, полностью опустошенным, задавленным ненавистью к себе. На пороге стояла сестра Мейдерс и с опаской смотрела на него. Ей уже успели рассказать (она пила чай со слугами), что герцог очень сильно накричал на жену, так что она не выдержала и потеряла сознание, упав с лестницы. От такого изверга можно ожидать чего угодно.
— Ваша светлость… — Сестра замолкла. Ей еще ни разу не приходилось встречаться с отцом, который желал посмотреть на мертвого ребенка. Она приносила отцам сыновей, объявляя, что у них родился «замечательный наследник», или дочерей, «прекрасных, крошечных существ». Но сейчас этот опыт ей вряд ли мог пригодиться.
— Девочка, — наконец произнесла она.
Патрик быстро взял из ее рук крошечный сверток и отрывисто бросил:
— Идите.
Сестра Мейдерс с облегчением упорхнула обратно наверх, собираясь сказать доктору, что забирать бедного мертвого младенца пусть посылает кого-нибудь другого. Она идти туда боится, потому что это не человек, а какой-то дьявол. Одни брови чего стоят! Сестра Мейдерс поежилась, с восхищением предвкушая, как она расскажет об этом завтра утром матери.
Оставшись один, Патрик уселся в свое любимое кресло и развернул пеленку. Крошечное личико было очень белое, как свежевыпавший первый снег. Он сидел очень долго, вглядываясь в лицо дочери, затем поднялся и медленно направился к двери. Сейчас ему можно было дать не тридцать лет, а все девяносто.
Окончательно Софи пришла в себя только через четыре дня. Рука нервно задвигалась по животу — он был отвратительно плоским. Все ушло, ушло, как будто ребенок там никогда и не находился, не ударял ножками, плавая в своем маленьком домике.
Рядом, внимательно разглядывая стену напротив, в кресле сидел Патрик. Момент, которого он все эти дни страшился, пришел. Она смотрела перед собой, не видя его, и по ее щекам медленно стекали слезы.
Патрик опустился на колени, взял ладони жены и зарылся в них лицом.
Софи молча смотрела на мужа, роняя на него одну за другой слезинки.
— Извини, Софи. — Слова приходили откуда-то из самой глубины души. — Знаю, что никогда не смогу возместить тебе эту потерю, но поверь, я скорблю невероятно.
Лицо Софи чуть оживилось.
— Выходит, ты хотел ребенка?
Патрик поднял голову, и она с ужасом осознала, что его щеки мокры от слез.
— Хотел ли я ребенка? — Он горько усмехнулся. — Да я безумно его хотел. Понимаешь, безумно. И сам не знаю, почему сказал тогда Брэддону эти жестокие слова. Разумеется, это была неправда, потому что все время я только и думал что о ребенке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97