Сначала его светлость привел в дом бедную родственницу, потом принес новорожденного ягненка, а затем трех маленьких девочек! Только Бог знает, кого еще он притащил сюда прошлой ночью!
— О Боже, спаси от него и от его бездомных, — пробурчал Харгривс и распахнул настежь дверь.
— Есть желтая роза в Техасе, которую я увижу-у-у… Да-да-да дум ди да-да… прекраснее всего на земле-е-е…
Голос Прескотта звучал громко, неприятно и фальшиво. Он лежал, развалясь на кожаном диване, с одного подлокотника которого свисали его ноги в сапогах, а на другом покоилась голова. Он размахивал в воздухе пустой бутылкой из-под виски.
— Милорд!
— …Я так рыдал, когда она покинула меня… что вдребезги разбила мое сердце, но да-дум ди дум ди да-да… мы не расстанемся больше никогда.
— Милорд!
Прескотт уставился мутными красными глазами на человека, стоявшего в двери, и широко усмехнулся.
— Эд! Как у тебя дела?
— Осмелюсь сказать лучше, чем у вас, милорд.
— Давай-ка иди сюда и выпей немного.
— Еще слишком ранний час дня, чтобы нам начинать употреблять спиртные напитки, милорд. Мы обычно ждем до вечера.
Харгривс осторожно приблизился к дивану, надеясь, что он сможет держаться в этой отвратительной ситуации, соблюдая достоинство. Хоть кто-то в этом замке должен был вести себя прилично, а поскольку его светлость, казалось, совсем не был способен делать в данный момент ничего разумного, Харгривсу пришлось употребить всю свою выдержку.
«Какой совершеннейший варвар», — подумал он.
— Так уже вечер? Точнее, даже за полночь?
— Далеко за полночь, милорд.
— А?
— Уже утро, милорд.
— Утро? — Прескотт попытался взглянуть в окно. Но тело его было тяжелым и вялым, а движения такими неуклюжими, что не успел он повернуться, как свалился с дивана на пол. — Будь все проклято, если сейчас действительно не утро!
Ворча что-то себе под нос, Харгривс помог Прескотту подняться на ноги.
— Ваша светлость еще не ложились спать? Прескотт нахмурился, стараясь вспомнить.
— Кажется, да. Один раз. А, да, теперь я вспомнил. Ребенок описался в кровати прошлой ночью и намочил меня. Потом домой пришла Люсинда, и я ушел. Эй, ты знал, что у нас здесь в замке есть темница?
— Да, милорд, мы знали.
— Она очень старая. И грязная. Кто-то должен прибраться там. Однако не надо слишком чисто. Такие негодяи, как Эмерсон, не заслуживают чистой тюремной камеры. Было бы, конечно, лучше поместить его в загон для свиней — там ему место. У нас есть здесь свиньи, Эд?
— Насколько нам известно, нет, милорд.
— Нам надо купить несколько, — Прескотт размахивал в воздухе своей пустой бутылкой из-под виски, опасно близко поднося ее к голове Харгривса. — Больших, старых, жирных, грязных свиней, которые хрюкают и все дни напролет валяются в грязи. Бьюсь об заклад, что Эмерсон почувствовал бы себя, как дома, в этом свинарнике… Эй, что ты делаешь с моим виски?
Харгривс с силой вырвал бутылку из руки Прескотта.
— Ставлю его в сторону.
— О, там уже ничего не осталось?
— Да, милорд. Вы выпили все до последней капли.
— Неужели? С меня станется. Я-то думал, что сделал только пару глотков. Ну, это служит тебе свидетельством, как мало я знаю.
— Да, милорд.
— Знаешь, это солодовое дерьмо — чертовски хорошая вещь, даже если оно и не из Кентукки, — Прескотт громко отрыгнул. — Шотландия.
Харгривс содрогнулся от запаха.
— Прошу прощения, милорд?
— Я сказал, его привезли из Шотландии. Забавно, правда? Честно говоря, я думал, что эти маменькины сынки — шотландцы с севера — только и умеют, что носить короткие юбки. Я даже не догадывался, что они могут делать такое хорошее виски, как это. Но все равно оно не так хорошо, как кислая солодовая настойка из Кентукки. Вот это был бы подходящий напиток для тебя. Бьюсь об заклад, тебе бы он понравился.
— Да, милорд.
Почти волоча на себе беспомощного Прескотта, который, казалось, весил целую тонну, Харгривс медленно продвигался к двери библиотеки.
— Мескаль, однако… У-у, дружище! Это дерьмо свело бы тебя с ума. Я слышал о паре добрых старых ребят у себя дома, в Техасе, которые даже ослепли, выпив эту дрянь.
На полпути к двери Прескотт внезапно остановился, обхватив рукой Харгривса за шею и крепко прижав его к себе.
— Ведь то, что я пил, это был не мескаль, правда?
— Нет, милорд.
— Ты уверен?
— Я мог бы даже в этом поклясться, милорд.
— Потому что, мне кажется, что я все-таки проглотил этого чертового червяка.
Харгривс не знал, что такое мескаль и не имел ни малейшего желания узнать, каким образом в него попал червяк, так что он решил не продолжать эту тему. Он только молился о том, чтобы и его светлость не возобновил этого разговора и прекратил разговаривать вообще.
— Куда мы идем? — спросил Прескотт, когда Харгривс провел его по холлу и они начали подниматься по лестнице.
— В комнату Вашей светлости.
— Мою комнату?
— Да, милорд.
— Эй, подожди, ведь ты не собираешься раздевать меня, не так ли?
— Нет, милорд.
— Потому что мне это не нравится, Эд, мне это совершенно не нравится.
— Я вполне понимаю, милорд.
— Я ничего не имею против тебя. Ты хороший человек. Немного чопорный, но в полном порядке.
— Да, милорд.
— Понимаешь, дело в том, что я всегда раздевался сам уже с тех пор, как был маленьким-маленьким мальчиком.
— Да, милорд.
— И мне становится совсем неловко, когда другой взрослый мужчина снимает с меня одежду. Я ведь не маменькин сынок, Эд.
— Конечно нет, милорд.
— Мне нравятся женщины.
— Да, милорд.
— Конечно, уже прошло порядочно времени с тех пор, как я в последний раз… — он замолчал, когда приступ тошноты подкатил к его горлу. — Эд, я себя не очень хорошо чувствую.
— Мы понимаем, милорд. Мы уложим вас в постель и Ваша светлость сможет — как это вы, американцы, говорите? Ах, да — проспаться.
— Да, спать. Хорошая идея. Я пытался поспать прошлой ночью, но ребенок описался в кровати.
— Вы уже об этом говорили, милорд.
— Хорошенький маленький ребенок. Все эти три девочки — хорошенькие маленькие детки. Как маленькая троица светловолосых голубоглазых китайских кукол. Их мама умерла, вы знаете? — пьяные слезы навернулись Прескотту на глаза, и его голос задрожал. — Этот мерзкий сукин сын убил ее.
— Милорд?
— Ты слышишь меня? Этот негодяй Эмерсон убил их мать. Я так же хорошо это знаю, как свое собственное имя, и эти три драгоценные маленькие девочки видели все это. Я никогда не знал свою родную мать, теперь и они не будут знать свою. Однако я знал своего отца. Прекрасный человек. Действительно прекрасный. Соль земли — вот кто был мой отец. Он отдал бы с себя последнюю рубаху, и не думайте, что эти чертовы Кандервуды не захотели взять ее. Конечно, взяли. Взяли его рубаху, его гордость, в конце концов взяли даже его жену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— О Боже, спаси от него и от его бездомных, — пробурчал Харгривс и распахнул настежь дверь.
— Есть желтая роза в Техасе, которую я увижу-у-у… Да-да-да дум ди да-да… прекраснее всего на земле-е-е…
Голос Прескотта звучал громко, неприятно и фальшиво. Он лежал, развалясь на кожаном диване, с одного подлокотника которого свисали его ноги в сапогах, а на другом покоилась голова. Он размахивал в воздухе пустой бутылкой из-под виски.
— Милорд!
— …Я так рыдал, когда она покинула меня… что вдребезги разбила мое сердце, но да-дум ди дум ди да-да… мы не расстанемся больше никогда.
— Милорд!
Прескотт уставился мутными красными глазами на человека, стоявшего в двери, и широко усмехнулся.
— Эд! Как у тебя дела?
— Осмелюсь сказать лучше, чем у вас, милорд.
— Давай-ка иди сюда и выпей немного.
— Еще слишком ранний час дня, чтобы нам начинать употреблять спиртные напитки, милорд. Мы обычно ждем до вечера.
Харгривс осторожно приблизился к дивану, надеясь, что он сможет держаться в этой отвратительной ситуации, соблюдая достоинство. Хоть кто-то в этом замке должен был вести себя прилично, а поскольку его светлость, казалось, совсем не был способен делать в данный момент ничего разумного, Харгривсу пришлось употребить всю свою выдержку.
«Какой совершеннейший варвар», — подумал он.
— Так уже вечер? Точнее, даже за полночь?
— Далеко за полночь, милорд.
— А?
— Уже утро, милорд.
— Утро? — Прескотт попытался взглянуть в окно. Но тело его было тяжелым и вялым, а движения такими неуклюжими, что не успел он повернуться, как свалился с дивана на пол. — Будь все проклято, если сейчас действительно не утро!
Ворча что-то себе под нос, Харгривс помог Прескотту подняться на ноги.
— Ваша светлость еще не ложились спать? Прескотт нахмурился, стараясь вспомнить.
— Кажется, да. Один раз. А, да, теперь я вспомнил. Ребенок описался в кровати прошлой ночью и намочил меня. Потом домой пришла Люсинда, и я ушел. Эй, ты знал, что у нас здесь в замке есть темница?
— Да, милорд, мы знали.
— Она очень старая. И грязная. Кто-то должен прибраться там. Однако не надо слишком чисто. Такие негодяи, как Эмерсон, не заслуживают чистой тюремной камеры. Было бы, конечно, лучше поместить его в загон для свиней — там ему место. У нас есть здесь свиньи, Эд?
— Насколько нам известно, нет, милорд.
— Нам надо купить несколько, — Прескотт размахивал в воздухе своей пустой бутылкой из-под виски, опасно близко поднося ее к голове Харгривса. — Больших, старых, жирных, грязных свиней, которые хрюкают и все дни напролет валяются в грязи. Бьюсь об заклад, что Эмерсон почувствовал бы себя, как дома, в этом свинарнике… Эй, что ты делаешь с моим виски?
Харгривс с силой вырвал бутылку из руки Прескотта.
— Ставлю его в сторону.
— О, там уже ничего не осталось?
— Да, милорд. Вы выпили все до последней капли.
— Неужели? С меня станется. Я-то думал, что сделал только пару глотков. Ну, это служит тебе свидетельством, как мало я знаю.
— Да, милорд.
— Знаешь, это солодовое дерьмо — чертовски хорошая вещь, даже если оно и не из Кентукки, — Прескотт громко отрыгнул. — Шотландия.
Харгривс содрогнулся от запаха.
— Прошу прощения, милорд?
— Я сказал, его привезли из Шотландии. Забавно, правда? Честно говоря, я думал, что эти маменькины сынки — шотландцы с севера — только и умеют, что носить короткие юбки. Я даже не догадывался, что они могут делать такое хорошее виски, как это. Но все равно оно не так хорошо, как кислая солодовая настойка из Кентукки. Вот это был бы подходящий напиток для тебя. Бьюсь об заклад, тебе бы он понравился.
— Да, милорд.
Почти волоча на себе беспомощного Прескотта, который, казалось, весил целую тонну, Харгривс медленно продвигался к двери библиотеки.
— Мескаль, однако… У-у, дружище! Это дерьмо свело бы тебя с ума. Я слышал о паре добрых старых ребят у себя дома, в Техасе, которые даже ослепли, выпив эту дрянь.
На полпути к двери Прескотт внезапно остановился, обхватив рукой Харгривса за шею и крепко прижав его к себе.
— Ведь то, что я пил, это был не мескаль, правда?
— Нет, милорд.
— Ты уверен?
— Я мог бы даже в этом поклясться, милорд.
— Потому что, мне кажется, что я все-таки проглотил этого чертового червяка.
Харгривс не знал, что такое мескаль и не имел ни малейшего желания узнать, каким образом в него попал червяк, так что он решил не продолжать эту тему. Он только молился о том, чтобы и его светлость не возобновил этого разговора и прекратил разговаривать вообще.
— Куда мы идем? — спросил Прескотт, когда Харгривс провел его по холлу и они начали подниматься по лестнице.
— В комнату Вашей светлости.
— Мою комнату?
— Да, милорд.
— Эй, подожди, ведь ты не собираешься раздевать меня, не так ли?
— Нет, милорд.
— Потому что мне это не нравится, Эд, мне это совершенно не нравится.
— Я вполне понимаю, милорд.
— Я ничего не имею против тебя. Ты хороший человек. Немного чопорный, но в полном порядке.
— Да, милорд.
— Понимаешь, дело в том, что я всегда раздевался сам уже с тех пор, как был маленьким-маленьким мальчиком.
— Да, милорд.
— И мне становится совсем неловко, когда другой взрослый мужчина снимает с меня одежду. Я ведь не маменькин сынок, Эд.
— Конечно нет, милорд.
— Мне нравятся женщины.
— Да, милорд.
— Конечно, уже прошло порядочно времени с тех пор, как я в последний раз… — он замолчал, когда приступ тошноты подкатил к его горлу. — Эд, я себя не очень хорошо чувствую.
— Мы понимаем, милорд. Мы уложим вас в постель и Ваша светлость сможет — как это вы, американцы, говорите? Ах, да — проспаться.
— Да, спать. Хорошая идея. Я пытался поспать прошлой ночью, но ребенок описался в кровати.
— Вы уже об этом говорили, милорд.
— Хорошенький маленький ребенок. Все эти три девочки — хорошенькие маленькие детки. Как маленькая троица светловолосых голубоглазых китайских кукол. Их мама умерла, вы знаете? — пьяные слезы навернулись Прескотту на глаза, и его голос задрожал. — Этот мерзкий сукин сын убил ее.
— Милорд?
— Ты слышишь меня? Этот негодяй Эмерсон убил их мать. Я так же хорошо это знаю, как свое собственное имя, и эти три драгоценные маленькие девочки видели все это. Я никогда не знал свою родную мать, теперь и они не будут знать свою. Однако я знал своего отца. Прекрасный человек. Действительно прекрасный. Соль земли — вот кто был мой отец. Он отдал бы с себя последнюю рубаху, и не думайте, что эти чертовы Кандервуды не захотели взять ее. Конечно, взяли. Взяли его рубаху, его гордость, в конце концов взяли даже его жену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81