– Мотриль уехал в Монтель.
– Уехал?! И носилки с ним?
– Да, сеньор, в них увезли умирающую девушку. Девушку? Мюзарон, Аисса умирает! Я тоже умираю, – вздохнул несчастный рыцарь, навзничь рухнув на землю, словно его действительно хватил удар; это сильно испугало славного оруженосца, совсем не привыкшего к обморокам своего господина.
– Вот все, сеньор рыцарь, что мне известно, – сказал солдат, – да и узнал-то я об этом случайно. Сегодня ночью мне пришлось нести девушку, сраженную кинжалом, и отравленную сеньору Марию.
– Будь проклята эта ночь! О, горе, горе! – стенал полуобезумевший молодой человек. – Вот, друг мой, возьмите эти десять флоринов, как будто вы и не принесли мне весть о беде моей жизни.
– Спасибо, сеньор рыцарь, и прощайте, – крикнул солдат, бросившись бежать через вересковую пустошь.
Мюзарон, приложив ко лбу ладонь, смотрел вдаль.
– Посмотрите-ка вон туда, – воскликнул он. – Вы видите, ваша милость, там, вдалеке, за холмом, людей и носилки, что движутся по равнине. Вон, видите, верхом на лошади наш враг, сарацин в белом плаще.
– Мюзарон, давай оседлаем коней и растопчем этого негодяя! – вскричал рыцарь, которому придали сил жестокие страдания. – Если Аиссе суждено умереть, то я хотя бы приму ее последний вздох.
Мюзарон позволил себе положить руку на плечо господина.
– Ваша милость, никогда нельзя верно оценить только что случившееся, – заметил он. – Нас двое, а их дюжина. Мы устали, а они полны сил. Кстати, нам известно, что они едут в Монтель, там мы их и настигнем. Видите ли, ваша милость, мы должны полностью выяснить все, чего нам не смог рассказать солдат. Надо узнать, почему донью Марию отравили, а донье Аиссе нанесли удар кинжалом.
– Ты прав, мой верный друг, – согласился Аженор. – Делай со мной что хочешь.
– Я сделаю вас победителем и счастливцем, господин мой. Аженор в отчаянии отрицательно покачал головой. Мюзарон знал, что от отчаяния есть лишь одно лекарство – занять делом тело и ум.
Он повез хозяина обратно в лагерь, где бретонцы и преданные Энрике де Трастамаре испанцы уже почти не таились и все громче объявляли о своих намерениях с тех пор, как до них дошла еще непроверенная новость об освобождении Дюгеклена, а особенно после того, как они убедились, что их силы возрастают с каждым днем.
XIV. Паломники
Поздним вечером, в нескольких льё от Толедо, Аженор и его верный Мюзарон уныло тащились по песчаной, окаймленной хилыми сосенками дороге, отыскивая пристанище, где они, разбитые усталостью, могли бы дать себе недолгий отдых и велеть зажарить зайца, которого стрела оруженосца настигла прямо на лежке. Вдруг они услышали за спиной приглушаемый песком топот копыт резвого мула, который нес на мощной спине паломника; на голове всадника была большая шляпа, с широких полей которой свисало некое подобие вуали.
Этот паломник пришпоривал мула и, судя по всему, умел превосходно ездить верхом.
Великолепный, породистый мул скорее летел, чем бежал, и промчался мимо наших путников так быстро, что они едва смогли расслышать брошенную паломником на ходу фразу «Baya ustedes con Dios».
Не прошло и десяти минут, как Мюзарон снова услышал топот копыт. Обернувшись, он успел лишь развернуть коня Аженора и свою лошадь, как к ним вихрем подлетели четверо всадников.
Их главарь, что скакал впереди, тоже был в одеянии паломника, которое напоминало костюм того, кто промчался раньше.
Правда, у второго паломника, более осмотрительного, под мантией можно было заметить латы, а его лицо скрывало опущенное забрало; даже в темноте это было забавным зрелищем – голова рыцаря в шлеме, на котором красовалась широкополая шляпа.
Незнакомец подъехал так близко, будто хотел, словно ищейка, обнюхать наших путников; но Аженор предусмотрительно опустил забрало и взялся за рукоять меча.
Мюзарон тоже держался начеку.
– Сеньор, не ехал ли здесь верхом на черном муле, быстром как ветер, паломник, вроде меня? – спросил незнакомец на ломаном испанском языке; голос его звучал глухо, как будто доносился со дна пропасти.
Голос этот неприятно поразил Аженора: ему смутно почудилось, что он его где-то слышал. Но долг рыцаря обязывал его дать учтивый ответ.
– Сеньор паломник или сеньор рыцарь, человек, о котором вы спрашиваете, примерно десять минут назад проехал здесь, – сказал он по-испански. – Он, действительно, ехал на муле, таком резвом, что мало найдется коней, способных его догнать.
Мюзарону казалось, что паломник, услышав голос Аженора, тоже несколько удивился, ибо он подъехал еще ближе и нагло сказал:
– Эта услуга, рыцарь, для меня гораздо дороже, чем вы думаете. Кстати, она была высказана столь учтиво, что я был бы рад познакомиться с человеком, который ее мне оказал… По вашему акценту я понял, что мы оба с севера, это повод, чтобы мы получше узнали друг друга. Поднимите, пожалуйста, забрало, чтобы я имел честь поблагодарить вас, глядя вам в лицо…
– И вы тоже откройте забрало, сеньор рыцарь, – ответил Молеон, которого все больше раздражали и этот голос, и эта настойчивая просьба.
Паломник смутился. В конце концов он очень грубо отказался открыть забрало, что подтвердило, насколько его просьба была коварной и корыстной.
Не прибавив больше ни слова, он подал знак своим спутникам и галопом поскакал по дороге, по которой раньше проехал первый паломник.
– Ну и наглец! – воскликнул Мюзарон, когда он исчез в темноте.
– Мне кажется, Мюзарон, что этот гнусный голос я уже слышал, когда попал к наемникам.
– Мне тоже так кажется, ваша милость, и, будь наши лошади не столь усталыми, мы могли бы поскакать за этими мошенниками, от которых можно ждать любого подвоха.
– Какое нам до них дело, Мюзарон, – ответил Молеон, во всем разочаровавшийся. – Мы едем в Толедо, где должны собраться наши друзья. А Толедо недалеко от Монтеля. Это все, что я знаю и хочу знать.
– В Толедо мы получим известия от сеньора коннетабля, – продолжал Мюзарон.
– И возможно, от дона Энрике де Трастамаре, – откликнулся Аженор. – Мы будем получать приказы, станем послушным орудием… Это единственный выход, единственное утешение для людей, которые, потеряв свою душу, уже не знают, о чем им говорить и что делать в жизни.
– О-ля-ля! – воскликнул Мюзарон. – Впасть в отчаяние мы всегда успеем… Как гласит французская поговорка, последней приходит победа…
– Или смерть… Так ведь? Вот что ты боишься прибавить.
– Полно, сеньор, ведь умираем только раз.
– Ты думаешь, я боюсь смерти?
– Помилуй Бог, ваша милость, мне досадно, что вы совсем ее не боитесь. Коротая время в подобных разговорах, они дотащились до вожделенной венты. Это был уединенный дом – таковы в Испании эти приюты, благословенные прибежища, где путники днем находят спасение от солнца, а ночью от холода;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
– Уехал?! И носилки с ним?
– Да, сеньор, в них увезли умирающую девушку. Девушку? Мюзарон, Аисса умирает! Я тоже умираю, – вздохнул несчастный рыцарь, навзничь рухнув на землю, словно его действительно хватил удар; это сильно испугало славного оруженосца, совсем не привыкшего к обморокам своего господина.
– Вот все, сеньор рыцарь, что мне известно, – сказал солдат, – да и узнал-то я об этом случайно. Сегодня ночью мне пришлось нести девушку, сраженную кинжалом, и отравленную сеньору Марию.
– Будь проклята эта ночь! О, горе, горе! – стенал полуобезумевший молодой человек. – Вот, друг мой, возьмите эти десять флоринов, как будто вы и не принесли мне весть о беде моей жизни.
– Спасибо, сеньор рыцарь, и прощайте, – крикнул солдат, бросившись бежать через вересковую пустошь.
Мюзарон, приложив ко лбу ладонь, смотрел вдаль.
– Посмотрите-ка вон туда, – воскликнул он. – Вы видите, ваша милость, там, вдалеке, за холмом, людей и носилки, что движутся по равнине. Вон, видите, верхом на лошади наш враг, сарацин в белом плаще.
– Мюзарон, давай оседлаем коней и растопчем этого негодяя! – вскричал рыцарь, которому придали сил жестокие страдания. – Если Аиссе суждено умереть, то я хотя бы приму ее последний вздох.
Мюзарон позволил себе положить руку на плечо господина.
– Ваша милость, никогда нельзя верно оценить только что случившееся, – заметил он. – Нас двое, а их дюжина. Мы устали, а они полны сил. Кстати, нам известно, что они едут в Монтель, там мы их и настигнем. Видите ли, ваша милость, мы должны полностью выяснить все, чего нам не смог рассказать солдат. Надо узнать, почему донью Марию отравили, а донье Аиссе нанесли удар кинжалом.
– Ты прав, мой верный друг, – согласился Аженор. – Делай со мной что хочешь.
– Я сделаю вас победителем и счастливцем, господин мой. Аженор в отчаянии отрицательно покачал головой. Мюзарон знал, что от отчаяния есть лишь одно лекарство – занять делом тело и ум.
Он повез хозяина обратно в лагерь, где бретонцы и преданные Энрике де Трастамаре испанцы уже почти не таились и все громче объявляли о своих намерениях с тех пор, как до них дошла еще непроверенная новость об освобождении Дюгеклена, а особенно после того, как они убедились, что их силы возрастают с каждым днем.
XIV. Паломники
Поздним вечером, в нескольких льё от Толедо, Аженор и его верный Мюзарон уныло тащились по песчаной, окаймленной хилыми сосенками дороге, отыскивая пристанище, где они, разбитые усталостью, могли бы дать себе недолгий отдых и велеть зажарить зайца, которого стрела оруженосца настигла прямо на лежке. Вдруг они услышали за спиной приглушаемый песком топот копыт резвого мула, который нес на мощной спине паломника; на голове всадника была большая шляпа, с широких полей которой свисало некое подобие вуали.
Этот паломник пришпоривал мула и, судя по всему, умел превосходно ездить верхом.
Великолепный, породистый мул скорее летел, чем бежал, и промчался мимо наших путников так быстро, что они едва смогли расслышать брошенную паломником на ходу фразу «Baya ustedes con Dios».
Не прошло и десяти минут, как Мюзарон снова услышал топот копыт. Обернувшись, он успел лишь развернуть коня Аженора и свою лошадь, как к ним вихрем подлетели четверо всадников.
Их главарь, что скакал впереди, тоже был в одеянии паломника, которое напоминало костюм того, кто промчался раньше.
Правда, у второго паломника, более осмотрительного, под мантией можно было заметить латы, а его лицо скрывало опущенное забрало; даже в темноте это было забавным зрелищем – голова рыцаря в шлеме, на котором красовалась широкополая шляпа.
Незнакомец подъехал так близко, будто хотел, словно ищейка, обнюхать наших путников; но Аженор предусмотрительно опустил забрало и взялся за рукоять меча.
Мюзарон тоже держался начеку.
– Сеньор, не ехал ли здесь верхом на черном муле, быстром как ветер, паломник, вроде меня? – спросил незнакомец на ломаном испанском языке; голос его звучал глухо, как будто доносился со дна пропасти.
Голос этот неприятно поразил Аженора: ему смутно почудилось, что он его где-то слышал. Но долг рыцаря обязывал его дать учтивый ответ.
– Сеньор паломник или сеньор рыцарь, человек, о котором вы спрашиваете, примерно десять минут назад проехал здесь, – сказал он по-испански. – Он, действительно, ехал на муле, таком резвом, что мало найдется коней, способных его догнать.
Мюзарону казалось, что паломник, услышав голос Аженора, тоже несколько удивился, ибо он подъехал еще ближе и нагло сказал:
– Эта услуга, рыцарь, для меня гораздо дороже, чем вы думаете. Кстати, она была высказана столь учтиво, что я был бы рад познакомиться с человеком, который ее мне оказал… По вашему акценту я понял, что мы оба с севера, это повод, чтобы мы получше узнали друг друга. Поднимите, пожалуйста, забрало, чтобы я имел честь поблагодарить вас, глядя вам в лицо…
– И вы тоже откройте забрало, сеньор рыцарь, – ответил Молеон, которого все больше раздражали и этот голос, и эта настойчивая просьба.
Паломник смутился. В конце концов он очень грубо отказался открыть забрало, что подтвердило, насколько его просьба была коварной и корыстной.
Не прибавив больше ни слова, он подал знак своим спутникам и галопом поскакал по дороге, по которой раньше проехал первый паломник.
– Ну и наглец! – воскликнул Мюзарон, когда он исчез в темноте.
– Мне кажется, Мюзарон, что этот гнусный голос я уже слышал, когда попал к наемникам.
– Мне тоже так кажется, ваша милость, и, будь наши лошади не столь усталыми, мы могли бы поскакать за этими мошенниками, от которых можно ждать любого подвоха.
– Какое нам до них дело, Мюзарон, – ответил Молеон, во всем разочаровавшийся. – Мы едем в Толедо, где должны собраться наши друзья. А Толедо недалеко от Монтеля. Это все, что я знаю и хочу знать.
– В Толедо мы получим известия от сеньора коннетабля, – продолжал Мюзарон.
– И возможно, от дона Энрике де Трастамаре, – откликнулся Аженор. – Мы будем получать приказы, станем послушным орудием… Это единственный выход, единственное утешение для людей, которые, потеряв свою душу, уже не знают, о чем им говорить и что делать в жизни.
– О-ля-ля! – воскликнул Мюзарон. – Впасть в отчаяние мы всегда успеем… Как гласит французская поговорка, последней приходит победа…
– Или смерть… Так ведь? Вот что ты боишься прибавить.
– Полно, сеньор, ведь умираем только раз.
– Ты думаешь, я боюсь смерти?
– Помилуй Бог, ваша милость, мне досадно, что вы совсем ее не боитесь. Коротая время в подобных разговорах, они дотащились до вожделенной венты. Это был уединенный дом – таковы в Испании эти приюты, благословенные прибежища, где путники днем находят спасение от солнца, а ночью от холода;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164