то, что вижу я в этой палатке, извинило бы Мотриля и его самые кровавые злодеяния.
XXVI. О том, что происходило в палатке Виллана Заики
Король дон Энрике расстался с Аженором, даровав ему право помиловать Мотриля, утер лицо и сказал коннетаблю:
– Друг мой, сердце готово вырваться у меня из груди. Скоро я увижу в унижении того, кого смертельно ненавижу; к моей радости примешана горечь, но в этот миг я не могу объяснить это мое чувство.
– Это доказывает, государь, что у вашей светлости сердце благородное и великое, в противном случае в нем нашлось бы место лишь для радости победы, – ответил коннетабль.
– Странно, что я вхожу в эту палатку только с чувством недоверия и, повторяю еще раз, с подавленным сердцем, – прибавил король. – Как он?
– Государь, он сидит на табурете, обхватив голову руками. Он выглядит удрученным.
Энрике взмахнул рукой, чтобы все удалились.
– Коннетабль, дайте мне, пожалуйста, последний совет, – еле слышно сказал он. – Я хочу сохранить ему жизнь, но как мне быть – изгнать его или заточить в крепость?
– Не просите у меня совета, государь, ибо я не смогу дать его вам, – ответил коннетабль. – Вы мудрее меня, и перед вами ваш брат. Бог вдохновит вас.
– Ваши слова окончательно укрепили меня в моих намерениях, коннетабль, благодарю вас.
Король приподнял холстину, что занавешивала вход в палатку, и вошел в нее.
Дон Педро не изменил позы, которую Дюгеклен изобразил королю, только его отчаяние перестало быть молчаливым: оно вырывалось наружу то приглушенными, то громкими восклицаниями. Можно было сказать, что дон Педро начинал впадать в безумие.
Звук шагов Энрике заставил его поднять голову.
Как только он узнал своего победителя по его величественному виду и золотому льву на гребне шлема, его охватила ярость.
– Ты пришел, ты посмел прийти! – вскричал он. Энрике не ответил и молчал, держась настороженно.
– Я напрасно вызывал тебя в бою на поединок, – продолжал дон Педро, все больше оживляясь. – Ведь у тебя хватает храбрости лишь на то, чтобы оскорблять поверженного врага, и даже сейчас ты скрываешь свое лицо, чтобы я не увидел, как ты бледен.
Энрике неторопливо расстегнул застежки шлема, снял его и поставил на стол. Лицо у него, действительно, было бледным, но глаза сохраняли кроткую и человечную ясность.
Это спокойствие вывело из себя дона Педро. Он вскочил и сказал:
– Да, я узнаю бастарда моего отца, того, кто именует себя королем Кастилии, забывая о том, что, пока я жив, в Кастилии не будет другого короля!
Жестоким оскорблениям своего врага Энрике пытался противопоставить терпение, но краска гнева постепенно залила его чело, по лицу потекли капли холодного пота.
– Поберегитесь, – дрожащим голосом сказал он. – Здесь вы у меня, не забывайте об этом. Я не оскорбляю вас, а вы бесчестите свое старшинство словами, которые недостойны нас обоих.
– Бастард! – кричал дон Педро. – Бастард! Безродный!
– Негодяй! Неужели ты хочешь вызвать мой гнев?
– О нет! Я совершенно спокоен, – ответил дон Педро (глаза его горели, губы мертвенно побледнели), приблизившись к Энрике. – Ты не даешь воли своему гневу, потому что слишком заботишься о своей жизни. Ты боишься…
– Ты лжешь! – крикнул дон Энрике, утратив самообладание.
Вместо ответа дон Педро схватил Энрике за горло, а дон Энрике двумя руками крепко обхватил дона Педро.
– Ну что ж, нам не хватало этой схватки, – сказал побежденный. – Ты увидишь, что она будет решающей.
Они боролись с таким ожесточением, что палатка зашаталась, холщевые стенки вздыбились, а на шум прибежали коннетабль, Заика и несколько офицеров. Чтобы проникнуть внутрь, они были вынуждены разрубить мечами ее. Оба врага, крепко обхватившие друг друга, сплелись, словно змеи, зацепившись шпорами за рассеченные стенки.
И тут все могли воочию увидеть, какая смертельная схватка здесь разыгралась.
Коннетабль громко вскрикнул.
Множество солдат тут же кинулось к месту схватки.
Тогда Мотриль и смог все наблюдать с высокой площадки замка; тоща и Молеон тоже стал следить за этой сценой с высоты насыпного вала.
Оба противника катались по земле и корчились, пытаясь всякий раз, когда у них оказывалась свободной одна рука, достать оружие.
Дон Педро был более удачлив; он подмял под себя Энрике де Трастамаре и, прижав его коленом к земле, вытащил из-за пояса маленький кинжал, чтобы нанести удар.
Но опасность придала Энрике сил; он еще раз сбросил на землю брата и удерживал его на боку. Лежа рядом, они обдавали лица друг друга обжигающим дыханием своей бессильной ненависти.
– Надо с этим покончить! – вскричал дон Педро, видя, что никто не осмеливается их разнять, поскольку королевское величие и ужас происходящего подавляли присутствующих. – Сегодня в Кастилии больше нет короля, но не будет и узурпатора. Я потеряю власть, но буду отомщен. Меня убьют, но я напьюсь твоей крови.
И он с неожиданной силой подмял под себя брата, измученного этой борьбой, схватил его за горло и занес руку, чтобы вонзить кинжал.
Тут Дюгеклен, видя, что дон Педро ищет кинжалом щель в латах и кольчуге, схватил своей крепкой рукой дона Педро за ногу и вывел его из равновесия. Теперь несчастный упал на землю рядом с Энрике.
– Я не спасаю и не гублю королей, я помогаю моему сеньору, – сказал коннетабль хриплым, дрожащим голосом.
Энрике смог перевести дух, собраться с силами и достать нож.
Все произошло в одно мгновенье. Нож по рукоятку вошел в горло дона Педро, кровь брызнула в глаза победителю, крик, сорвавшийся с уст дона Педро приглушился.
Ладонь зарезанного разжалась, его зловеще наморщенный лоб откинулся назад. Послышалось, как его голова глухо ударилась о землю.
– О Боже! Что вы сделали! – вскричал Аженор, который вбежал в палатку и, охваченный ужасом, увидел залитый кровью труп и стоящего на коленях Энрике: в правой руке он сжимал нож, а левой опирался о землю.
Воцарилась жуткая тишина. Король-убийца выронил окровавленный нож. И тут все заметили, как из-под трупа показалась алая струйка, которая медленно потекла по каменистой ложбинке. Все отпрянули от этой крови; она еще дымилась, словно дыша пламенем гнева и ненависти.
Дон Энрике поднялся, сел в углу палатки и спрятал в ладонях свое мрачное лицо. Он не мог вынести солнечного света и взглядов присутствующих.
Коннетабль, столь же мрачный, как и дон Энрике, но более деятельный, нежно поднял его и удалил зрителей этой жуткой сцены.
– Конечно, было бы лучше, если бы кровь эта пролилась на поле брани, – сказал он. – Но все, что Бог ни делает, к лучшему, и то, что Бог задумал, свершилось. Пойдемте, государь, и будьте мужественны.
– Он сам искал смерти, – бормотал король. – Я бы простил его… Проследите за тем, чтобы его останки укрыли от посторонних взоров, пусть его похоронят с почестями…
– Сир, не думайте больше ни о чем, забудьте об этом… Позвольте нам заняться нашим делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
XXVI. О том, что происходило в палатке Виллана Заики
Король дон Энрике расстался с Аженором, даровав ему право помиловать Мотриля, утер лицо и сказал коннетаблю:
– Друг мой, сердце готово вырваться у меня из груди. Скоро я увижу в унижении того, кого смертельно ненавижу; к моей радости примешана горечь, но в этот миг я не могу объяснить это мое чувство.
– Это доказывает, государь, что у вашей светлости сердце благородное и великое, в противном случае в нем нашлось бы место лишь для радости победы, – ответил коннетабль.
– Странно, что я вхожу в эту палатку только с чувством недоверия и, повторяю еще раз, с подавленным сердцем, – прибавил король. – Как он?
– Государь, он сидит на табурете, обхватив голову руками. Он выглядит удрученным.
Энрике взмахнул рукой, чтобы все удалились.
– Коннетабль, дайте мне, пожалуйста, последний совет, – еле слышно сказал он. – Я хочу сохранить ему жизнь, но как мне быть – изгнать его или заточить в крепость?
– Не просите у меня совета, государь, ибо я не смогу дать его вам, – ответил коннетабль. – Вы мудрее меня, и перед вами ваш брат. Бог вдохновит вас.
– Ваши слова окончательно укрепили меня в моих намерениях, коннетабль, благодарю вас.
Король приподнял холстину, что занавешивала вход в палатку, и вошел в нее.
Дон Педро не изменил позы, которую Дюгеклен изобразил королю, только его отчаяние перестало быть молчаливым: оно вырывалось наружу то приглушенными, то громкими восклицаниями. Можно было сказать, что дон Педро начинал впадать в безумие.
Звук шагов Энрике заставил его поднять голову.
Как только он узнал своего победителя по его величественному виду и золотому льву на гребне шлема, его охватила ярость.
– Ты пришел, ты посмел прийти! – вскричал он. Энрике не ответил и молчал, держась настороженно.
– Я напрасно вызывал тебя в бою на поединок, – продолжал дон Педро, все больше оживляясь. – Ведь у тебя хватает храбрости лишь на то, чтобы оскорблять поверженного врага, и даже сейчас ты скрываешь свое лицо, чтобы я не увидел, как ты бледен.
Энрике неторопливо расстегнул застежки шлема, снял его и поставил на стол. Лицо у него, действительно, было бледным, но глаза сохраняли кроткую и человечную ясность.
Это спокойствие вывело из себя дона Педро. Он вскочил и сказал:
– Да, я узнаю бастарда моего отца, того, кто именует себя королем Кастилии, забывая о том, что, пока я жив, в Кастилии не будет другого короля!
Жестоким оскорблениям своего врага Энрике пытался противопоставить терпение, но краска гнева постепенно залила его чело, по лицу потекли капли холодного пота.
– Поберегитесь, – дрожащим голосом сказал он. – Здесь вы у меня, не забывайте об этом. Я не оскорбляю вас, а вы бесчестите свое старшинство словами, которые недостойны нас обоих.
– Бастард! – кричал дон Педро. – Бастард! Безродный!
– Негодяй! Неужели ты хочешь вызвать мой гнев?
– О нет! Я совершенно спокоен, – ответил дон Педро (глаза его горели, губы мертвенно побледнели), приблизившись к Энрике. – Ты не даешь воли своему гневу, потому что слишком заботишься о своей жизни. Ты боишься…
– Ты лжешь! – крикнул дон Энрике, утратив самообладание.
Вместо ответа дон Педро схватил Энрике за горло, а дон Энрике двумя руками крепко обхватил дона Педро.
– Ну что ж, нам не хватало этой схватки, – сказал побежденный. – Ты увидишь, что она будет решающей.
Они боролись с таким ожесточением, что палатка зашаталась, холщевые стенки вздыбились, а на шум прибежали коннетабль, Заика и несколько офицеров. Чтобы проникнуть внутрь, они были вынуждены разрубить мечами ее. Оба врага, крепко обхватившие друг друга, сплелись, словно змеи, зацепившись шпорами за рассеченные стенки.
И тут все могли воочию увидеть, какая смертельная схватка здесь разыгралась.
Коннетабль громко вскрикнул.
Множество солдат тут же кинулось к месту схватки.
Тогда Мотриль и смог все наблюдать с высокой площадки замка; тоща и Молеон тоже стал следить за этой сценой с высоты насыпного вала.
Оба противника катались по земле и корчились, пытаясь всякий раз, когда у них оказывалась свободной одна рука, достать оружие.
Дон Педро был более удачлив; он подмял под себя Энрике де Трастамаре и, прижав его коленом к земле, вытащил из-за пояса маленький кинжал, чтобы нанести удар.
Но опасность придала Энрике сил; он еще раз сбросил на землю брата и удерживал его на боку. Лежа рядом, они обдавали лица друг друга обжигающим дыханием своей бессильной ненависти.
– Надо с этим покончить! – вскричал дон Педро, видя, что никто не осмеливается их разнять, поскольку королевское величие и ужас происходящего подавляли присутствующих. – Сегодня в Кастилии больше нет короля, но не будет и узурпатора. Я потеряю власть, но буду отомщен. Меня убьют, но я напьюсь твоей крови.
И он с неожиданной силой подмял под себя брата, измученного этой борьбой, схватил его за горло и занес руку, чтобы вонзить кинжал.
Тут Дюгеклен, видя, что дон Педро ищет кинжалом щель в латах и кольчуге, схватил своей крепкой рукой дона Педро за ногу и вывел его из равновесия. Теперь несчастный упал на землю рядом с Энрике.
– Я не спасаю и не гублю королей, я помогаю моему сеньору, – сказал коннетабль хриплым, дрожащим голосом.
Энрике смог перевести дух, собраться с силами и достать нож.
Все произошло в одно мгновенье. Нож по рукоятку вошел в горло дона Педро, кровь брызнула в глаза победителю, крик, сорвавшийся с уст дона Педро приглушился.
Ладонь зарезанного разжалась, его зловеще наморщенный лоб откинулся назад. Послышалось, как его голова глухо ударилась о землю.
– О Боже! Что вы сделали! – вскричал Аженор, который вбежал в палатку и, охваченный ужасом, увидел залитый кровью труп и стоящего на коленях Энрике: в правой руке он сжимал нож, а левой опирался о землю.
Воцарилась жуткая тишина. Король-убийца выронил окровавленный нож. И тут все заметили, как из-под трупа показалась алая струйка, которая медленно потекла по каменистой ложбинке. Все отпрянули от этой крови; она еще дымилась, словно дыша пламенем гнева и ненависти.
Дон Энрике поднялся, сел в углу палатки и спрятал в ладонях свое мрачное лицо. Он не мог вынести солнечного света и взглядов присутствующих.
Коннетабль, столь же мрачный, как и дон Энрике, но более деятельный, нежно поднял его и удалил зрителей этой жуткой сцены.
– Конечно, было бы лучше, если бы кровь эта пролилась на поле брани, – сказал он. – Но все, что Бог ни делает, к лучшему, и то, что Бог задумал, свершилось. Пойдемте, государь, и будьте мужественны.
– Он сам искал смерти, – бормотал король. – Я бы простил его… Проследите за тем, чтобы его останки укрыли от посторонних взоров, пусть его похоронят с почестями…
– Сир, не думайте больше ни о чем, забудьте об этом… Позвольте нам заняться нашим делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164