Впрочем предзнаменований было много.
Часов в восемь утра к Генриху II явилась одна из прислужниц Екатерины Медичи и сказала, что королева умоляет ее принять.
— То есть как это ее принять? — промолвил Генрих. — Я немедленно пройду к ней: ведь она моя дама и королева.
Екатерине передали этот ответ, и она печально покачала головой, ибо была в малой степени королевой и еще в меньшей — дамой сердца короля.
Королевой и дамой сердца была герцогиня де Валантинуа.
Войдя к Екатерине, король ужаснулся ее бледности.
— Боже мой, что с вами? — спросил король. — Вы больны и провели тяжелую ночь?
— Да, мой дорогой повелитель, я больна, — ответила Екатерина, — больна от страха.
— О Господи! — воскликнул король. — И чего же вы боитесь?
— Меня взволновали вчерашние события и пробудили в моей душе старые опасения… Помните ли вы, государь, что было вам предсказано, когда вы родились?
— Да, да, — сказал король, — подождите… Это мой гороскоп?
— Правильно, государь.
— Который предсказывает, что я умру на дуэли или на поединке?
— Так что же, государь?
— Но вы же видите, что гороскоп ошибался, и это угрожало не мне, а моему зятю Эммануилу. Но, благодарение Богу, ему удалось этого избежать… Правда, я не очень понимаю, каким образом его оруженосец, этот дьявол, кого совершенно правильно прозвали «Ломай-Железо», оказался в нужном месте, да еще в доспехах герцога, чтобы заменить его и выдержать этот страшный поединок с черным рыцарем…
— Монсеньер, — заметила королева, — гороскоп угрожал не вашему зятю, а вам… ему, Эммануилу, звезды обещали долгую и счастливую жизнь, вам же, напротив…
Екатерина, дрожа, замолчала.
— Милая дама, — ответил Генрих, — я мало верю в предсказания, натальные карты и гороскопы, но зато не раз слышал, что начиная с пророчества, сделанного древнему царю Эдипу при его рождении, до предсказания, полученного добрым королем Людовиком Двенадцатым в день его свадьбы с Анной Бретонской, все они сбывались, какие бы предосторожности ни были приняты, и случалось то, что должно было случиться… Положимся же на милость Господа и на нашего ангела-хранителя, и пусть все идет своим чередом.
— Государь, — сказал Екатерина, — но неужели вы не можете не сражаться сегодня?
— Как это не сражаться сегодня, сударыня? — воскликнул Генрих. — Но разве вы не знаете, что сегодня я, наоборот, решил сражаться против остальных зачинщиков: господ де Гиза, де Немура и де Феррара? Я нашел весьма хитроумный способ не покидать ристалища, и, поскольку, вероятно, это последний наш турнир, я, по крайней мере, получу полное удовольствие.
— Государь, — ответила Екатерина, — вы хозяин, но идти против предостережений звезд — это значит искушать Бога, потому что звезды — буквы небесного алфавита.
— Сударыня, — сказал Генрих, — я в высшей степени признателен вам за ваше беспокойство, но, если нет никаких более точных сведений о грозящей мне опасности, я ничего не изменю в программе дня.
— Государь, — сказала Екатерина, — к сожалению, ничего более существенного, чем свои опасения и беспокойство, я вам представить не могу, и много бы дала за то, чтобы кто-нибудь, имеющий на вас больше влияния, попросил вас о том, в чем вы отказали мне.
— Никто не имеет на меня больше влияния, чем вы, сударыня, — с достоинством ответил Генрих, — и можете мне поверить: если я не дал на что-то согласие матери своих детей, я не дам на это согласие никому.
Потом, галантно поцеловав ей руку — а руки у нее были необычайно красивые, — он добавил:
— И не забудьте, сударыня, прошу вас, что сегодня вы королева турнира, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы получить приз из ваших рук.
Екатерина вздохнула; потом, видимо сочтя, что выполнила свой долг и во всем остальном следует положиться на Бога, она сказала:
— Хорошо, государь, не будем больше об этом говорить… И в самом деле, в конце концов, может быть, эти пророчества угрожают не вам, а другому государю; но я меньше беспокоилась бы, если бы это была настоящая дуэль, а не некое ее подобие, потому что в этом отношении предсказание совершенно точно утверждает, что опасность существует на турнире: «Quem Mars non rapuit, Martis imago rapit!» To есть: «Кого пощадил Марс, погубит подобие Марса!»
Но Генрих был уже далеко и не расслышал последних слов, сказанных королевой вполголоса.
То ли из-за расстройства, то ли по другим причинам Екатерина на обеде не присутствовала, но на королевском балконе она появилась одной из первых.
Потом вспомнили, что она была одета в платье из фиолетового бархата с белыми атласными прорезями на рукавах — такое при дворе было траурным.
Когда пришла пора надевать доспехи, король позвал себе в помощь великого камергера г-на де Вьейвиля.
Удивительнейшим образом главного оруженосца, г-на де Буасси, на месте не оказалось.
Господин де Вьейвиль сообщил королю об отсутствии г-на де Буасси.
— Но вы же здесь, Вьейвиль, — ответил король, — так что большого зла нет: вы и поможете мне надеть доспехи.
Господин де Вьейвиль повиновался, но когда оставалось только надеть на голову короля шлем, мужество изменило главному камергеру — глубоко вздохнув, он положил шлем на стол, вместо того чтобы водрузить на голову короля, и сказал:
— Бог мне свидетель, государь, что никогда я не делал чего-либо с таким нежеланием, как сейчас!
— Почему же, мой старый друг? — спросил король.
— Вот уже три ночи, государь, — промолвил г-н де Вьейвиль, — как я думаю, что сегодня с вами должно случиться несчастье и что последний день месяца июня станет для вас роковым!
— Хорошо, — ответил король, — слышал я эту историю и знаю, откуда ветер дует!
— Не понимаю вас, государь.
— Ты, наверное, видел сегодня утром королеву Екатерину?
— Я имел честь видеть королеву, госдуарь, но не сегодня утром, а вчера.
— И она рассказала тебе о своих страхах, да?
— Государь, королева Екатерина уже три дня не оказывала мне чести говорить со мной, а то, что она мне сказала вчера, не имеет никакого отношения к моим опасениям. Впрочем, — продолжал великий камергер, по-видимому обиженный суждением короля, что он повторяет чужое мнение, — король хозяин, и он поступит как ему будет угодно.
— А хочешь, — усмехнулся король, — я скажу тебе, почему ты беспокоишься? Ты маршал только под мое слово, патент еще не подписан… Но успокойся, Вьейвиль, если только меня не убьют на месте, патент ты получишь; если я не смогу подписать его своим полным именем, я подпишу инициалами, а это одно и то же.
— Раз ваше величество так понимает это, — ответил Вьейвиль, — мне остается только просить у него прощения за то, что я осмелился сказать… И если все же с королем случится несчастье, он может быть убежден, что я буду сожалеть о самом несчастье, а не о патенте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263