Он пробормотал:
– Что вы собираетесь делать с этим шнуром?
– Только то, что вы делали со мной.
Легкая тень подозрения мелькнула в глубине его глаз.
– Хотя я нахожу ваши выдумки вдохновляющими, не могу понять, зачем это.
Она сжала коленями его бедра.
– Вы сами говорили, что мы можем доставлять друг другу удовольствие, как захотим. Вот я и решила, что хочу так.
Филипп покорно вздохнул:
– Ну, если вы так хотите…
– Вот и хорошо, – промурлыкала Энни. – А теперь закройте глаза.
Когда он подчинился, Энни быстро сделала из шнура петлю, зацепила его запястья и завязала шнур вокруг тяжелой спинки кровати. Ее голос был ласковым и соблазняющим.
– Видите, мне не пришлось возиться долго, как вам тогда. И вы можете свободно двигать руками. – Она закрепила его запястья запутанными узлами и, завязав последний узел, проверила их прочность. – Готово.
Филипп открыл глаза.
– Подождите. Еще маленький узелок.
Он увидел, что она протягивает шелковый шнур, чтобы покрепче привязать его к широкой спинке, и повернул голову.
– Развяжите. Я едва могу двигаться.
– Еще рано. – Она соскользнула ниже, прикоснувшись нежным телом к его животу.
– О!.. – Шнуры были тут же забыты, он горел мучительным желанием соединения.
Томление Энни тоже росло, но она испытывала особую радость, оттягивая их полную близость. Собрав волосы в мягкое кольцо, она водила их мокрым холодным кончиком по его груди, чувствуя, как в ответ вздрагивает его тело. Она осыпала поцелуями его гладкий живот, ощущение силы, которое дала ей перемена их ролей, вдохновляло ее и росло с каждым биением сердца.
Наклонившись, она прижалась к блестящему кружеву шелковистых волос на груди Филиппа, чуть покусывая то один, то другой сосок, пахнущий солью. Он стонал от нежных прикосновений и извивался, стараясь проникнуть внутрь ее тела, но она не позволяла, шепча:
– Нет, не пора.
Она ласкала языком самые потаенные части его тела, настойчиво разыскивая те точки, на которые его тело отзывалось страстной дрожью. Его губы были раскрыты в томительной мольбе, но она ни разу не поцеловала его.
– Развяжите меня. С меня достаточно этой игры.
Она жестко бросила:
– Но мне недостаточно. – Она легла еще ниже и покусывала мочку его уха, ее груди небрежно касались его тела. Она шептала:
– Неужели вы не наслаждаетесь моей радостью? Ведь вы учили меня наслаждаться вашим удовольствием.
– Я не связывал вас так крепко и отпустил, как только вы попросили.
Она села, напряженно улыбнувшись.
– Отпущу, но только когда я решу.
Он теперь всерьез пытался высвободиться, на скулах выступил гневный румянец.
– Развяжите меня немедленно.
Спинка кровати затрещала, но узлы держались крепко. Филипп свирепо смотрел на Энни, вены на его руках набухли, все мускулы напружинились.
Энни никак не ожидала, что может справиться так надолго с таким мощным мужчиной. Теперь, ясно видя, что он не может освободиться, она сползала все ниже по его животу, все еще не позволяя ему ворваться в ее тело, удерживая его трепещущую плоть.
Филипп откинулся назад, уже не стремясь высвободиться.
Тело Энни молило не медлить дальше, слиться с ним в огне страсти. Желание грозило сжечь ее. Она не могла больше ждать. Она скользнула вперед, потом назад, выискивая самое удобное положение, и, найдя его, отпустила на волю всю силу своей страсти, так долго таившейся внутри.
Она овладела им, двигаясь сначала медленно, потом все быстрее и быстрее – каждое движение было местью за предательство, за скрытность, за командирский тон и силу, которая заставляла ее собственное тело предавать ее.
– Ну, как вам нравится быть беспомощным и зависимым? – прошептала она.
Энни откинулась назад, допустив его еще глубже, каждое прикосновение вызывало взрыв эротического наслаждения. Она не остановилась, даже услышав его сдавленный, гортанный стон освобождения. Злость и восторг овладели ею, отчаяние и страсть слились воедино, и она, обессиленная, в слезах упала ему на грудь.
Когда наконец рыдания утихли, он сказал:
– Развяжите меня.
Хотя он говорил тихо, Энни услышала в его словах приказ. Не просьбу.
Энни приподнялась, грива волос рассыпалась, как шаль, по плечам. Она надеялась увидеть в его глазах хотя бы намек на нежность, но в них была только злость. Она встала и направилась в гардеробную.
– Куда вы уходите? Развяжите меня, я сказал!
Филипп, упершись ногами в постель, тщетно пытался освободиться от пут. Стена дрожала от его бесплодных усилий.
– Вернитесь назад. Сейчас же!
Энни оглянулась назад, представляя, что он сделает с ней, если она его освободит. Лицо Филиппа было багровым от ярости, гнев исказил его черты. Нет, она не рискнет сейчас развязать его.
Боже, как она устала. Так устала!
Она закрыла за собой дверь.
16
Энни очнулась от беспокойного сна совсем не отдохнувшей. Кровать ночью казалась ей очень жесткой, и ее все время мучил какой-то сырой, затхлый запах.
Потянувшись, она больно стукнулась рукой о грязные доски, с трех сторон окружавшие маленькую, узкую кровать. Моргая в полутьме, она отдернула занавески, закрывающие кровать.
За ней оказалась гардеробная. Полоска бледного рассвета пробивалась из-под двери спальни и освещала ванну, в которой она недавно купалась, и темное пятно сырости на полу.
Тревога мгновенно охватила ее. Она заснула на месте Мари! Энни спустила ноги на пол и бессмысленно уставилась на узкий луч из ее спальни.
Из ее спальни… Она сразу все вспомнила.
Филипп. О боже! Она оставила его связанным на всю ночь!
Она, дрожа, встала и, осторожно подойдя к двери, приложила к ней ухо. Не слышно было ни храпа, ни тяжелого дыхания, ни движения. Он все еще там? Что ей теперь делать?
Энни заглянула в щелочку.
Все еще связанный, Филипп приподнял голову и, не отрываясь, смотрел куда-то мимо нее. Его глаза были темными от гнева, а лицо казалось изможденной маской. Даже через комнату было видно, что его запястья сильно натерты шелковым шнуром. Холодная ярость его взгляда заставила Энни опустить глаза.
Ее сердце бешено заколотилось, она прикрыла дверь и прислонилась к ней. Он свернет ей шею, если она попробует сама развязать его. Да и кто может его осудить после того, как он пролежал связанный, как скотина, всю ночь?
Наверно, безопаснее поручить кому-нибудь развязать Филиппа. Лучше всего Жаку.
Найдя его в огороде, Энни нерешительно посмотреть ему в глаза. Как ему объяснить?
– Мой бедный муж! Мне так стыдно. Жак встревожился.
– Что случилось? Вы не убили его?
– Нет, конечно, нет! Как ты мог подумать? – Энни совсем невоспитанно вытерла рукавом кончик носа.
– Простите, ваша милость. Вы так спешили, что я испугался… – Он спросил с надеждой: – Так его милость в порядке?
Она не знала, как ему сказать, но от правды не отвертеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Что вы собираетесь делать с этим шнуром?
– Только то, что вы делали со мной.
Легкая тень подозрения мелькнула в глубине его глаз.
– Хотя я нахожу ваши выдумки вдохновляющими, не могу понять, зачем это.
Она сжала коленями его бедра.
– Вы сами говорили, что мы можем доставлять друг другу удовольствие, как захотим. Вот я и решила, что хочу так.
Филипп покорно вздохнул:
– Ну, если вы так хотите…
– Вот и хорошо, – промурлыкала Энни. – А теперь закройте глаза.
Когда он подчинился, Энни быстро сделала из шнура петлю, зацепила его запястья и завязала шнур вокруг тяжелой спинки кровати. Ее голос был ласковым и соблазняющим.
– Видите, мне не пришлось возиться долго, как вам тогда. И вы можете свободно двигать руками. – Она закрепила его запястья запутанными узлами и, завязав последний узел, проверила их прочность. – Готово.
Филипп открыл глаза.
– Подождите. Еще маленький узелок.
Он увидел, что она протягивает шелковый шнур, чтобы покрепче привязать его к широкой спинке, и повернул голову.
– Развяжите. Я едва могу двигаться.
– Еще рано. – Она соскользнула ниже, прикоснувшись нежным телом к его животу.
– О!.. – Шнуры были тут же забыты, он горел мучительным желанием соединения.
Томление Энни тоже росло, но она испытывала особую радость, оттягивая их полную близость. Собрав волосы в мягкое кольцо, она водила их мокрым холодным кончиком по его груди, чувствуя, как в ответ вздрагивает его тело. Она осыпала поцелуями его гладкий живот, ощущение силы, которое дала ей перемена их ролей, вдохновляло ее и росло с каждым биением сердца.
Наклонившись, она прижалась к блестящему кружеву шелковистых волос на груди Филиппа, чуть покусывая то один, то другой сосок, пахнущий солью. Он стонал от нежных прикосновений и извивался, стараясь проникнуть внутрь ее тела, но она не позволяла, шепча:
– Нет, не пора.
Она ласкала языком самые потаенные части его тела, настойчиво разыскивая те точки, на которые его тело отзывалось страстной дрожью. Его губы были раскрыты в томительной мольбе, но она ни разу не поцеловала его.
– Развяжите меня. С меня достаточно этой игры.
Она жестко бросила:
– Но мне недостаточно. – Она легла еще ниже и покусывала мочку его уха, ее груди небрежно касались его тела. Она шептала:
– Неужели вы не наслаждаетесь моей радостью? Ведь вы учили меня наслаждаться вашим удовольствием.
– Я не связывал вас так крепко и отпустил, как только вы попросили.
Она села, напряженно улыбнувшись.
– Отпущу, но только когда я решу.
Он теперь всерьез пытался высвободиться, на скулах выступил гневный румянец.
– Развяжите меня немедленно.
Спинка кровати затрещала, но узлы держались крепко. Филипп свирепо смотрел на Энни, вены на его руках набухли, все мускулы напружинились.
Энни никак не ожидала, что может справиться так надолго с таким мощным мужчиной. Теперь, ясно видя, что он не может освободиться, она сползала все ниже по его животу, все еще не позволяя ему ворваться в ее тело, удерживая его трепещущую плоть.
Филипп откинулся назад, уже не стремясь высвободиться.
Тело Энни молило не медлить дальше, слиться с ним в огне страсти. Желание грозило сжечь ее. Она не могла больше ждать. Она скользнула вперед, потом назад, выискивая самое удобное положение, и, найдя его, отпустила на волю всю силу своей страсти, так долго таившейся внутри.
Она овладела им, двигаясь сначала медленно, потом все быстрее и быстрее – каждое движение было местью за предательство, за скрытность, за командирский тон и силу, которая заставляла ее собственное тело предавать ее.
– Ну, как вам нравится быть беспомощным и зависимым? – прошептала она.
Энни откинулась назад, допустив его еще глубже, каждое прикосновение вызывало взрыв эротического наслаждения. Она не остановилась, даже услышав его сдавленный, гортанный стон освобождения. Злость и восторг овладели ею, отчаяние и страсть слились воедино, и она, обессиленная, в слезах упала ему на грудь.
Когда наконец рыдания утихли, он сказал:
– Развяжите меня.
Хотя он говорил тихо, Энни услышала в его словах приказ. Не просьбу.
Энни приподнялась, грива волос рассыпалась, как шаль, по плечам. Она надеялась увидеть в его глазах хотя бы намек на нежность, но в них была только злость. Она встала и направилась в гардеробную.
– Куда вы уходите? Развяжите меня, я сказал!
Филипп, упершись ногами в постель, тщетно пытался освободиться от пут. Стена дрожала от его бесплодных усилий.
– Вернитесь назад. Сейчас же!
Энни оглянулась назад, представляя, что он сделает с ней, если она его освободит. Лицо Филиппа было багровым от ярости, гнев исказил его черты. Нет, она не рискнет сейчас развязать его.
Боже, как она устала. Так устала!
Она закрыла за собой дверь.
16
Энни очнулась от беспокойного сна совсем не отдохнувшей. Кровать ночью казалась ей очень жесткой, и ее все время мучил какой-то сырой, затхлый запах.
Потянувшись, она больно стукнулась рукой о грязные доски, с трех сторон окружавшие маленькую, узкую кровать. Моргая в полутьме, она отдернула занавески, закрывающие кровать.
За ней оказалась гардеробная. Полоска бледного рассвета пробивалась из-под двери спальни и освещала ванну, в которой она недавно купалась, и темное пятно сырости на полу.
Тревога мгновенно охватила ее. Она заснула на месте Мари! Энни спустила ноги на пол и бессмысленно уставилась на узкий луч из ее спальни.
Из ее спальни… Она сразу все вспомнила.
Филипп. О боже! Она оставила его связанным на всю ночь!
Она, дрожа, встала и, осторожно подойдя к двери, приложила к ней ухо. Не слышно было ни храпа, ни тяжелого дыхания, ни движения. Он все еще там? Что ей теперь делать?
Энни заглянула в щелочку.
Все еще связанный, Филипп приподнял голову и, не отрываясь, смотрел куда-то мимо нее. Его глаза были темными от гнева, а лицо казалось изможденной маской. Даже через комнату было видно, что его запястья сильно натерты шелковым шнуром. Холодная ярость его взгляда заставила Энни опустить глаза.
Ее сердце бешено заколотилось, она прикрыла дверь и прислонилась к ней. Он свернет ей шею, если она попробует сама развязать его. Да и кто может его осудить после того, как он пролежал связанный, как скотина, всю ночь?
Наверно, безопаснее поручить кому-нибудь развязать Филиппа. Лучше всего Жаку.
Найдя его в огороде, Энни нерешительно посмотреть ему в глаза. Как ему объяснить?
– Мой бедный муж! Мне так стыдно. Жак встревожился.
– Что случилось? Вы не убили его?
– Нет, конечно, нет! Как ты мог подумать? – Энни совсем невоспитанно вытерла рукавом кончик носа.
– Простите, ваша милость. Вы так спешили, что я испугался… – Он спросил с надеждой: – Так его милость в порядке?
Она не знала, как ему сказать, но от правды не отвертеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95