– Это должно с лихвой покрыть стоимость одежды.
Он спрятал кошелек в карман рубашки и направился к двери.
– Никому не открывай до моего возвращения, разве что ее высочеству. Если к утру я не вернусь, разыщи Великую Мадемуазель. Она лучше всего сможет помочь, если меня убьют или возьмут в плен. К моему отцу обращайся только в самом крайнем случае.
Сюзанна побледнела.
– Вы бросаете нас?..
– Не беспокойся. Я вернусь.
Поиски лодки затянулись дольше, чем он ожидал. К тому времени, как он нашел наконец пониже пристани, у церкви Святого Людовика, плоскодонный ялик, на город спустилась темнота. Добравшись через двадцать минут до счетной палаты, Филипп обнаружил, что ее нижний этаж пуст. Тревожная дрожь пробежала по его телу. Он мигом добежал до двери в спальню и остановился, не решаясь повернуть ручку двери.
Великий боже, пусть они будут там, целы и невредимы.
Дверь была не заперта. Он потихоньку отворил ее. У дальней стены комнаты горела свеча, освещая постель. Слава богу. Поверх покрывала в белой ночной рубашке лежала Анна-Мария.
Филипп услышал сзади чье-то дыхание и резко повернулся. У двери притаилась Сюзанна с кочергой, угрожающе занесенной над головой. Признав его, она опустила свое оружие и шепотом принялась браниться:
– Зачем же вы, ваша милость, подкрадываетесь так осторожно? Я чуть не вышибла вам мозги.
Закрывая за собой дверь, он возразил:
– А ты почему оставляешь дверь не запертой? Сюда мог зайти кто угодно!
– А как я могла запереть дверь, если нет ключа? Я ко всему, что бы ни случилось, была готова.
– Как она?
Домоправительница, склонившись, погладила Анну-Марию по щеке.
– Руки стали чуть-чуть потеплее, а дыхание поглубже. Но все-таки мне бы не хотелось, чтобы ее трогали.
– У нас нет выбора. – Филипп расстелил на краю кровати темно-зеленое покрывало и переложил на него Анну-Марию так осторожно, словно боялся разбудить спящего младенца. Несмотря на жару, ее кожа казалась холодной и влажной. Он как следует укутал ее, прежде чем поднять на руки. Она не шелохнулась. Дышит она или нет?
Встревожившись, он поднес ухо к ее приоткрытому рту. Еле ощутимый трепет воздуха показывал, что жизнь еще теплится в ней. Он облегченно прикрыл глаза и зарылся лицом в ее волосы, и, хотя знал, что она его не слышит, пробормотал ей на ухо:
– Только не сдавайся! Всего через несколько дней мы будем далеко от всего. И тогда мы будем в безопасности. Надо продержаться еще немного, и все будет хорошо.
Если бы он только сам верил в это.
Прижимая к себе жену, Филипп стоял по щиколотку в грязи, дожидаясь, пока Сюзанна усядется в лодке.
Сюзанна протянула руки.
– Кладите ее голову мне на колено, сюда, на корму. Тогда вашей милости хватит места, чтобы грести. – И добавила: – И поосторожнее, не переверните лодку. Я не умею плавать.
Когда Анну-Марию удобно уложили в заботливые руки Сюзанны, Филипп оттолкнул лодку от берега и вскарабкался в нее сам. Сена текла медленно и лениво, почти не оказывая сопротивления, когда весла погружались в воду, поднимая лодку вверх по течению. Они плавно скользили по реке, знакомый смутный силуэт собора Парижской Богоматери становился все меньше и меньше. Может быть, он видел его в последний раз.
Он сильнее налег на весла, чтобы прогнать тоскливые мысли, и стал вспоминать, что же хорошего было сегодня.
Ему было за что благодарить судьбу. Стоило ему найти лодку, все остальное пошло как по маслу. Лодочник, не задав ни единого вопроса, положил в карман неожиданно свалившиеся деньги и передал Филиппу свой ялик. Удачно получилось и то, что никто не остановил Филиппа, никто его не окликнул, когда он возвращался, чтобы забрать женщин. И ни единой живой души не встретилось на темных улицах, когда они шли от дома к реке.
Река повернула, и исчезли последние огоньки столицы. Теперь на берегах Сены уже не горели костры военных лагерей. Не слышно было ни лошадиного топота, ни ржания, ни громыхания повозок. Лишь хор лягушек, звон комаров да ритмичный плеск весел по воде. Если руки не подведут, они доберутся к месту встречи с Жаком примерно через час.
К тому времени, когда Филипп пристал к берегу и днище лодки заскребло о речную траву, он от усталости уже не чувствовал ни ног, ни рук. Он выпрыгнул в прибрежное мелководье и, вытащив нос лодки на отмель, шепотом позвал:
– Жак? Ты здесь?
Из кустов ответил знакомый скрипучий голос:
– Да, ваша милость. Наверху.
Филипп попытался говорить и дальше так же тихо, но голос не слушался. Усталость заставила, забыв об осторожности, заговорить громко:
– Спустись и помоги. У меня нет сил, чтобы поднять герцогиню.
Из кустов поспешно появились две фигуры. Мари спустилась в воду, чтобы помочь Филиппу, и Жак вместе с Сюзанной вынесли на берег Анну-Марию.
Повозка и привязанный к ней Балтус были спрятаны неподалеку в молодом лесу. Как ни устал Филипп, он оценил старания Жака. Жак сделал на повозке деревянную крышу и загородил парусиновыми занавесями широкое ложе. Рядом были уложены сундуки с провиантом. Еще осталось место для толстой груды матрасов. Бочонки с вином и другие продукты были привязаны снаружи. Если бы не красавец-жеребец Филиппа, маленький караван напоминал бы возвращение крестьянина из поездки за покупками в столицу.
Промокшие сапоги тянули вниз, словно свинцовые. Филипп прислонился к повозке и как в оцепенении смотрел, не шелохнувшись, как слуги кладут Анну-Марию на матрас у ног ее горничной. Когда они окончательно устроили ее, он поманил Жака.
– Ты все сделал отлично. – Он перешел на прерывистый шепот: – Куда ты положил золото?
Жак прошептал в ответ:
– У бочонка с репой я сделал двойное дно. Большая часть золота там. – Даже в темноте Филиппу было видно, что Жак довольно улыбается. – Поверх хорошей репы я положил несколько штук гнилых, чтобы обмануть любого, кто проявит любопытство. Остальные деньги лежат под доской, которую я прибил к настилу на полу.
Филипп несколько успокоился.
– Вот и хорошо. Теперь осталось только вытолкнуть лодку на течение, и мы можем спокойно двигаться.
– Да, ваша милость. – Жак поспешил к реке и, вернувшись, уселся с Сюзанной на козлы.
Повозка покачнулась, и Мари, отведя взгляд от искалеченной руки своей госпожи, спросила:
– А вы, ваша милость, поскачете рядом?
Филипп внезапно ощутил в голове невероятную легкость и услышал, будто издалека, собственный горький смешок:
– Нет. У меня нет сил даже на то, чтобы вскарабкаться в повозку. – С этими словами он почувствовал, что куда-то проваливается.
Филиппа разбудили жажда и зверский голод. Он открыл глаза и в ярком свете дня увидел совсем рядом лицо спящей жены. Ее щеки слегка порозовели, значит, ей стало получше. В конце повозки сладко посапывала Мари, ее голова подпрыгивала в такт неровному движению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95