Вы должны идти в совет и спасать армию! Вы должны взять контроль над положением. Прошу вас, не бросайте сейчас монсеньора принца. Он полагается на вашу помощь. Ступайте в совет, пока еще не поздно.
Гастон отвел взгляд.
– Я сказал, что я слишком болен, чтобы выйти на улицу при подобных обстоятельствах.
Принцесса вспыхнула:
– За этим стоит Рец, не так ли? Он не придумал ничего лучшего, чем предложить вам отсидеться здесь, в своей норе, пока наше дело не погибнет. Не слушайте его, отец!
– Не каждый разделяет вашу страсть воодушевлять чернь. Действительно, кардинал Рец предложил решение, наиболее приличное и подходящее для моего благополучия. Он не просил меня выйти из защищенного дворца и рисковать собой в разъяренной толпе. Сражение – это одно, а толпа – совсем другое. – Маленькие глазки Гастона вцепились в лицо принцессы. – Но вы, возможно, мечтаете увидеть меня разорванным на куски этим сбродом.
– Никто из нас не пострадал от простых парижан, сир. Вы должны поговорить с советом города. Вы должны прийти на помощь нашим войскам. Потребуйте, чтобы депутаты в совете города позволили нашим войскам пройти через Париж. Промедление сейчас означает полное поражение, и тогда Франция никогда не избавится от Мазарини и от королевы.
Тягостная сцена была прервана звуком тяжелых шагов у лестницы. Взглянув вниз, Энни увидела герцога Роже и де Шавиньи, ближайших придворных принцессы. Они быстро поднялись по лестнице и склонились перед монсеньором герцогом и принцессой.
– Монсеньор, мадемуазель! – начал Роже. – Извините за вторжение, ваше высочество, но у нас срочное сообщение. – Он опустился на колени перед герцогом Орлеанским. – Двадцать мушкетеров и карета ожидают у крыльца, чтобы отвезти ваше высочество во дворец де Вилье. Положение отчаянное. Королевские войска сгруппировались на холмах Гаронны. Мы окружены. Мы должны пройти через город и отступить. Каждая минута промедления может стоить жизни.
Все взгляды устремились на монсеньора, но он обессиленно рухнул в ближайшее кресло.
– Невозможно. Нет, я не могу. Я слишком болен.
Энни посмотрела на принцессу, теперь по-новому воспринимая ее отчаянное безрассудство и жесткость. А как иначе вырваться из-под власти этого трусливого и нерешительного человека?
Принцесса обернулась к приехавшим с вестями курьерам.
– Бесполезно пытаться убедить его. Он будет прятаться здесь, пока не минет угроза. – Она с отвращением взглянула на отца и добавила: – Вы хотя бы не вставайте с постели, отец! Я умру от стыда, если кто-нибудь увидит, что вы в состоянии вставать.
Он опять ничего не ответил.
Принцесса отошла к краю лестницы и вцепилась в перила.
– Я пойду в совет вместо отца.
Роже и Шавиньи обменялись понимающими взглядами. Шавиньи поклонился монсеньору:
– Может быть, это хорошее решение, ваше высочество. Если вы дадите приказ, я уверен, что наша Великая Мадемуазель сумеет выступить в совете как ваш представитель. Зная, что вы тяжело больны, это сочтут вполне законным.
Гастон наклонился вперед и нервно облизал пересохшие губы:
– Но ведь она почти ребенок. Что, если они откажутся выслушать ее?
Принцесса опустилась перед ним на колено и взяла за руку.
– Они должны будут выслушать меня, если я буду говорить от вашего имени. Вся Франция замирает, когда монсеньор говорит.
Ее настойчивость, казалось, вернула Гастону подобие королевского величия.
– Хорошо. Говори от моего имени. Они должны подчиниться. Ты заменишь меня.
Великая Мадемуазель отпустила его руку с брезгливостью, будто притронулась к прокаженному.
Энни видела, что это не игра, не показная гордость или детское тщеславие. Мрачная, побледневшая принцесса действительно готова была идти хоть под орудийный огонь. Сверкая золотыми доспехами, она помчалась вниз по лестнице, и Энни поспешила вслед за ней, переполненная преклонением и восхищением.
Великая Мадемуазель схватила ее за руку так крепко, что на руке Энни появился след ногтей принцессы.
– Зачем вам ехать со мной? Я не желаю этого. Я высажу вас при первом же удобном случае. Один из мушкетеров проводит вас.
В ее тоне были слышны раздражение и непонятная горечь.
Энни высвободила руки.
– Позвольте мне остаться! Я могу быть полезной. Я не боюсь, вы это знаете.
– Ваша безопасность меня мало тревожит. Но я не хочу, чтобы смерть ребенка Филиппа была на моей совести.
Остолбенев, Энни переспросила:
– Ребенка? Что вы имеете в виду?
Фескье и Фронтеньяк потупили глаза.
Гримаса отвращения исказила лицо принцессы.
– Не притворяйтесь невинной овечкой, мадам. У меня есть свои уши, даже в вашем собственном доме. Мы обе прекрасно знаем, что у вас уже второй месяц нет обычного женского недомогания, довольно часто вы чувствуете слабость, и вас тошнит.
Энни, смутившись, пролепетала:
– Но у меня его не было потому, что я согрешила и не покаялась на исповеди. Матушка Бернар говорила мне, что бог посылает это наказание каждый месяц, и, если я раскаиваюсь и хожу к исповеднику, так и будет. Так она мне говорила. – Смущение и тряска вызвали у Энни приступ тошноты, на теле выступил пот. – После того как я… как я согрешила, позволив радоваться своей плоти, месячных у меня не было, потому что я не жалела об этом, не каялась и не исповедовалась. – Слова были уже произнесены, когда она поняла, как нелепо звучит ее объяснение.
Энни заметила искреннее удивление в глазах принцессы.
– Вы глупое, невежественное дитя. Вы действительно ничего не знаете об этом?
Внезапно Энни вспомнила робкие намеки и предостережения Мари в последнее время. Конечно же, она тоже знала, но, видимо, искренне считала, что хозяйка хочет держать все в тайне.
Ребенок! Святые небеса! Если бы Энни знала, она никогда бы ни на шаг не двинулась к Парижу, как бы Филипп ни настаивал. Да и сам Филипп, если бы знал, не заставлял бы ее уехать из дома.
– Глупое дитя. Вы должны были остаться.
Карета затормозила у входа во дворец де Вилье. Обрадованная толпа встретила прибытие принцессы ликующими возгласами.
Энни посмотрела на смущенных женщин.
– Наверное, мне следует вернуться в Тюильри.
Принцесса подозвала Роже и спросила, можно ли это сделать, но он отрицательно покачал головой.
– Сожалею, мадемуазель, но мы подчиняемся приказу обеспечить вашу безопасность. Мы не можем выделить эскорт для герцогини. Ей придется остаться с нами до тех пор, пока мы не доберемся до более спокойного места в городе.
Принцесса посмотрела на встревоженную Энни.
– Я советовала вам не ехать с нами. Теперь уже поздно. Все, что случится здесь, будет на вашей совести, а не на моей.
21
Еще не придя в себя от ошеломляющего открытия, Энни оказалась вовлеченной в стремительный вихрь событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Гастон отвел взгляд.
– Я сказал, что я слишком болен, чтобы выйти на улицу при подобных обстоятельствах.
Принцесса вспыхнула:
– За этим стоит Рец, не так ли? Он не придумал ничего лучшего, чем предложить вам отсидеться здесь, в своей норе, пока наше дело не погибнет. Не слушайте его, отец!
– Не каждый разделяет вашу страсть воодушевлять чернь. Действительно, кардинал Рец предложил решение, наиболее приличное и подходящее для моего благополучия. Он не просил меня выйти из защищенного дворца и рисковать собой в разъяренной толпе. Сражение – это одно, а толпа – совсем другое. – Маленькие глазки Гастона вцепились в лицо принцессы. – Но вы, возможно, мечтаете увидеть меня разорванным на куски этим сбродом.
– Никто из нас не пострадал от простых парижан, сир. Вы должны поговорить с советом города. Вы должны прийти на помощь нашим войскам. Потребуйте, чтобы депутаты в совете города позволили нашим войскам пройти через Париж. Промедление сейчас означает полное поражение, и тогда Франция никогда не избавится от Мазарини и от королевы.
Тягостная сцена была прервана звуком тяжелых шагов у лестницы. Взглянув вниз, Энни увидела герцога Роже и де Шавиньи, ближайших придворных принцессы. Они быстро поднялись по лестнице и склонились перед монсеньором герцогом и принцессой.
– Монсеньор, мадемуазель! – начал Роже. – Извините за вторжение, ваше высочество, но у нас срочное сообщение. – Он опустился на колени перед герцогом Орлеанским. – Двадцать мушкетеров и карета ожидают у крыльца, чтобы отвезти ваше высочество во дворец де Вилье. Положение отчаянное. Королевские войска сгруппировались на холмах Гаронны. Мы окружены. Мы должны пройти через город и отступить. Каждая минута промедления может стоить жизни.
Все взгляды устремились на монсеньора, но он обессиленно рухнул в ближайшее кресло.
– Невозможно. Нет, я не могу. Я слишком болен.
Энни посмотрела на принцессу, теперь по-новому воспринимая ее отчаянное безрассудство и жесткость. А как иначе вырваться из-под власти этого трусливого и нерешительного человека?
Принцесса обернулась к приехавшим с вестями курьерам.
– Бесполезно пытаться убедить его. Он будет прятаться здесь, пока не минет угроза. – Она с отвращением взглянула на отца и добавила: – Вы хотя бы не вставайте с постели, отец! Я умру от стыда, если кто-нибудь увидит, что вы в состоянии вставать.
Он опять ничего не ответил.
Принцесса отошла к краю лестницы и вцепилась в перила.
– Я пойду в совет вместо отца.
Роже и Шавиньи обменялись понимающими взглядами. Шавиньи поклонился монсеньору:
– Может быть, это хорошее решение, ваше высочество. Если вы дадите приказ, я уверен, что наша Великая Мадемуазель сумеет выступить в совете как ваш представитель. Зная, что вы тяжело больны, это сочтут вполне законным.
Гастон наклонился вперед и нервно облизал пересохшие губы:
– Но ведь она почти ребенок. Что, если они откажутся выслушать ее?
Принцесса опустилась перед ним на колено и взяла за руку.
– Они должны будут выслушать меня, если я буду говорить от вашего имени. Вся Франция замирает, когда монсеньор говорит.
Ее настойчивость, казалось, вернула Гастону подобие королевского величия.
– Хорошо. Говори от моего имени. Они должны подчиниться. Ты заменишь меня.
Великая Мадемуазель отпустила его руку с брезгливостью, будто притронулась к прокаженному.
Энни видела, что это не игра, не показная гордость или детское тщеславие. Мрачная, побледневшая принцесса действительно готова была идти хоть под орудийный огонь. Сверкая золотыми доспехами, она помчалась вниз по лестнице, и Энни поспешила вслед за ней, переполненная преклонением и восхищением.
Великая Мадемуазель схватила ее за руку так крепко, что на руке Энни появился след ногтей принцессы.
– Зачем вам ехать со мной? Я не желаю этого. Я высажу вас при первом же удобном случае. Один из мушкетеров проводит вас.
В ее тоне были слышны раздражение и непонятная горечь.
Энни высвободила руки.
– Позвольте мне остаться! Я могу быть полезной. Я не боюсь, вы это знаете.
– Ваша безопасность меня мало тревожит. Но я не хочу, чтобы смерть ребенка Филиппа была на моей совести.
Остолбенев, Энни переспросила:
– Ребенка? Что вы имеете в виду?
Фескье и Фронтеньяк потупили глаза.
Гримаса отвращения исказила лицо принцессы.
– Не притворяйтесь невинной овечкой, мадам. У меня есть свои уши, даже в вашем собственном доме. Мы обе прекрасно знаем, что у вас уже второй месяц нет обычного женского недомогания, довольно часто вы чувствуете слабость, и вас тошнит.
Энни, смутившись, пролепетала:
– Но у меня его не было потому, что я согрешила и не покаялась на исповеди. Матушка Бернар говорила мне, что бог посылает это наказание каждый месяц, и, если я раскаиваюсь и хожу к исповеднику, так и будет. Так она мне говорила. – Смущение и тряска вызвали у Энни приступ тошноты, на теле выступил пот. – После того как я… как я согрешила, позволив радоваться своей плоти, месячных у меня не было, потому что я не жалела об этом, не каялась и не исповедовалась. – Слова были уже произнесены, когда она поняла, как нелепо звучит ее объяснение.
Энни заметила искреннее удивление в глазах принцессы.
– Вы глупое, невежественное дитя. Вы действительно ничего не знаете об этом?
Внезапно Энни вспомнила робкие намеки и предостережения Мари в последнее время. Конечно же, она тоже знала, но, видимо, искренне считала, что хозяйка хочет держать все в тайне.
Ребенок! Святые небеса! Если бы Энни знала, она никогда бы ни на шаг не двинулась к Парижу, как бы Филипп ни настаивал. Да и сам Филипп, если бы знал, не заставлял бы ее уехать из дома.
– Глупое дитя. Вы должны были остаться.
Карета затормозила у входа во дворец де Вилье. Обрадованная толпа встретила прибытие принцессы ликующими возгласами.
Энни посмотрела на смущенных женщин.
– Наверное, мне следует вернуться в Тюильри.
Принцесса подозвала Роже и спросила, можно ли это сделать, но он отрицательно покачал головой.
– Сожалею, мадемуазель, но мы подчиняемся приказу обеспечить вашу безопасность. Мы не можем выделить эскорт для герцогини. Ей придется остаться с нами до тех пор, пока мы не доберемся до более спокойного места в городе.
Принцесса посмотрела на встревоженную Энни.
– Я советовала вам не ехать с нами. Теперь уже поздно. Все, что случится здесь, будет на вашей совести, а не на моей.
21
Еще не придя в себя от ошеломляющего открытия, Энни оказалась вовлеченной в стремительный вихрь событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95