Она думала об этом, но ей не хотелось обижать герцога. Он был влиятельным человеком, который любил выпить и прихвастнуть. Выпивший и разгоряченный, он мог выболтать интересные и весьма полезные пикантные новости. Энни попробовала отделаться извиняющейся улыбкой.
– Извините мне мою медлительность, но я берегу силы на наш первый танец.
Выше их, на лестничной площадке, Филипп рассеянно кивнул в ответ на замечание шепотом герцогини де Бресси относительно той пары, что была перед ними. При других обстоятельствах он нашел бы ее остроумие забавным, но в нынешнем настроении она лишь утомляла его. Впрочем, ее следующее замечание тут же привлекло его внимание. Она, изогнув густую бровь, мурлыкала за веером:
– Ах. Взгляните, кто идет вместе с герцогом де Вериньи. Это ваша жена, не так ли? Мне кажется, в последнее время о них много говорят.
Помимо своей воли Филипп обернулся. Великолепные фамильные изумруды красовались на грациозной шее Анны-Марии. Они сияли глубоким зеленым огнем, и окаймляющие их бриллианты подчеркивали их изысканность. Как обычно, Анна-Мария вела себя с достоинством, но без высокомерия. И, как обычно, Филипп смотрел не столько на драгоценности, сколько на их владелицу.
О господи! Зачем он мучает себя, любуясь ею? Она была прекраснее, чем когда-либо, ее щеки пылали, тело звало к ласкам. Очевидно, жизнь без него пошла ей на пользу.
Он перевел взгляд на мужчину, который вел ее под руку. Де Вериньи никогда не был осторожным человеком, он был подлым хвастуном, пустобрехом, рассказывающим всем сказки о своих любовных похождениях. Увидев, что он касается Анны-Марии, Филипп разъярился, желчь подступила к горлу. Неужели она – предмет последних хвастливых россказней де Вериньи? Филипп поклялся, что выяснит это. У него были друзья в гвардии, которые расскажут ему всю правду. Если де Вериньи запятнал честь Анны-Марии, имея основания или нет, то он – мертвец.
Энни решительно продвигалась к лестничной площадке, где блестящая толпа придворных дожидалась, чтобы быть представленной.
Внезапно благоухающая атмосфера стала душной и тяжелой, гудение голосов сначала словно исчезло, а потом вдруг стало неестественно громким. Когда она добралась до верхней ступеньки, у нее в глазах потемнело. Она, задыхаясь, произнесла:
– Простите, сир, но мне необходимо присесть. У меня кружится голова.
Герцогиня де Бресси положила тщательно наманикюренную ладонь на руку Филиппа.
– Как прекрасно для вас обоих, что ваша жена нашла себе друга. И притом такого великолепного.
Лукавое замечание взбесило Филиппа. Ему припомнились байки де Вериньи о не совсем приличных приключениях с самой герцогиней. Он, повернувшись к ней, улыбнулся:
– В самом деле великолепного. Де Вериньи известен как неплохой рассказчик. Мне, например, вспоминаются истории о нем и некоей герцогине. – Герцогиня побледнела. – В казармах он немало ночей рассказывал о своих… подвигах.
Покраснев, она, чтобы успокоиться, обмахивалась веером, нервно глядя, как Анна-Мария и де Вериньи добираются до верхней площадки. Ее веер вдруг остановился.
– Филипп, ваша жена только что навзничь рухнула на руки своего великолепного спутника.
Он круто развернулся и увидел, что де Вериньи поднял на руки неподвижную Анну-Марию. Филипп коротко поклонился герцогине.
– Прошу прощения, мадам.
Она вздохнула.
– Конечно. Вам надо идти к ней. – Заметив неподалеку мужчину без спутницы, она отпустила Филиппа. – Уверена, что виконт Нанси будет счастлив сопровождать меня, пока вы отсутствуете.
Виконт был молод, беден и амбициозен. Он, без сомнения, с радостью примет ее предложение. Филипп быстро пересек площадку. Хотя придворные делали вид, что ничего не замечают, он-то знал, что они не спускают с него глаз. Его искреннее беспокойство о жене смешивалось с раздражением, которое вызвал ее обморок. Теперь на ближайшие недели они оба будут предметом пересудов.
Но прилив страха все-таки пересилил его досаду. А что, если она и в самом деле больна? Он, заторопившись, миновал любопытствующих придворных и наконец добрался до де Вериньи. Филипп весьма сухо поклонился:
– Благодарю вас, сир, что уделили внимание моей жене, но теперь я сам о ней позабочусь. – Когда де Вериньи передал жену ему на руки, Филипп с облегчением заметил, что цвет лица у нее здоровый и дышит она легко.
Де Вериньи шагнул назад и сказал игриво:
– Мне приходилось видеть достаточно притворных обмороков, чтобы отличить их от настоящих. Я буду молиться, чтобы мадам Корбей не заболела.
– Не стоит беспокоиться, сир. – Стремясь избежать взглядов присутствующих, он повернул назад и понес Энни в ближайший кабинет. Внутри стояла высокая ширма, надежно укрывшая их от любопытных глаз.
Филипп с удовольствием не спускал бы жену с рук, однако положил ее на обтянутый атласом диван и присел рядом, сжимая ее руку. Как хорошо быть возле нее, прикасаться к ней, упиваться ее ароматом! Он лишь об одном молился – чтобы обморок не был вызван болезнью.
– Анна-Мария? Вы меня слышите?
Ее ресницы дрогнули, и глаза открылись.
– Филипп? Откуда вы здесь? Каким образом…
Он мягко перебил ее:
– Вы упали в обморок. Вы не больны? Что-нибудь случилось?
Она вдруг покраснела и села, выдернув руку.
– О, простите. Как неудобно все вышло. – Она подняла на него огромные темные глаза. – Мне совсем не хотелось, чтобы вы узнали об этом таким странным способом. На той неделе я посылала за вами Поля, но вы были где-то за городом на вечеринке…
У Филиппа сжалось что-то внутри.
– Вы больны!
– Нет. – Казалось, она подыскивает слова, внимательно глядя на него. – Я не больна. Я жду ребенка.
Не больна! Филипп притянул ее к себе и крепко сжал.
– Господи, благодарю тебя. – И только тут до него дошел смысл ее слов.
Его сердце радостно забилось, и он прошептал, зарывшись в ее волосы:
– Наше дитя. Разве вы не видите? Это еще один шанс для нас. Нам предначертано быть вместе.
Филипп взглянул на нее.
В ее глазах не было гнева, лишь скорбь.
Энни подняла взгляд на мужа.
– О Филипп, как мне хотелось бы, чтобы все было так просто, но, к сожалению, это не так. – После бесконечной лжи она не хотела ничего, кроме правды. – Я пока еще не разобралась для себя, чему я верю во всех последних событиях. Я ни в чем по-настоящему не уверена, вот в чем беда. – Ее голос слегка дрожал. – Я вас люблю, но я не могу быть вашей женой. Как бы вы ни хотели, сейчас не могу. Нет… пока.
Как она может объяснить ему свои чувства? У Энни не было ни желания, ни необходимости причинять ему боль, но она прекрасно видела, что ее слова задели его. Она коснулась лайковой перчатки, закрывавшей ее искалеченную руку.
– Когда после ранения я впервые пришла в себя, я подумала, что навсегда потеряла руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95