И почему еле заметная неуверенность звучит в ее угрозе?
Перед ним забрезжила надежда.
– Я явился сюда от имени господина из Парижа, у которого есть основания предполагать, что здесь для него есть письмо.
– И вы забрались в наш монастырь, когда все спят? Странное поведение для посыльного, сир.
Вопреки собственному желанию, он улыбнулся. В ее холодном сарказме слышалось что угодно, но не страх.
– Сейчас такие смутные времена. Никогда не знаешь, какой прием тебя ожидает.
Запоры на двери с той стороны комнаты загремели. Когда дверь открылась, в свете потайного фонаря стало видно маленькое слуховое отверстие, через которое монахиня разговаривала с ним. Держа фонарь перед собой, настоятельница беззвучно проскользнула в комнату, следом за ней вошла вторая монахиня. Когда они оказались близко, Филипп увидел их босые ноги, опущенные вуали и накидки поверх грубых хлопковых одеяний.
Без предупреждения настоятельница подняла колпак на фонаре, на несколько секунд ослепив Филиппа. Внимательно осмотрев его, она отослала свою спутницу.
– Оставь нас, сестра Николь. Подожди меня за дверью. Если услышишь что-то неладное или если я не вернусь через пять минут, сразу посылай за отцом Жюлем и вызывай солдат. – Та кивнула и скрылась за дверью.
Настоятельница поправила свою накидку.
– Я должна просить вас снять свой плащ и бросить за решетку ваше оружие, сир. Я не веду разговоров с вооруженными людьми.
Видя, что он заколебался, она вскинула бровь.
– Их вам вернут, – холодно улыбнувшись, добавила она. – Если, конечно, вы тот, кого мы ждем.
У него не было выбора. Он отстегнул ножны и вложил в них шпагу. Рукоятка едва пролезла между прутьями решетки.
– Я полностью безоружен, мадам.
Она скептически подняла бровь.
– Вы так и не сказали, кто вы. Итак?
Сквозь сжатые зубы он пробормотал:
– А я думал, Анна-Мария преувеличивала.
На ее лице промелькнуло удивление.
– Что вы сказали?
Филипп вздернул подбородок.
– Моя жена рассказывала, что вы можете быть упрямой, как бульдог, но я думал, что она преувеличивает. Теперь я верю.
– Ваша жена? – Она сделала шаг вперед. – Отвечайте мне честно, сир, не губите свою бессмертную душу. Вы – герцог де Корбей?
Он напыщенно поклонился.
– К вашим услугам.
Матушка Бернар вцепилась в решетку.
– Энни! Как она? Мы слышали, она была тяжело ранена.
– Энни? – Брови Филиппа сошлись на переносице. – Вы имеете в виду Анну-Марию?
– Да, да. Но мы всегда называли ее уменьшительно-ласкательным именем Энни. – На ее лице появилась подозрительность. – Она никогда вам об этом не говорила?
Филипп покачал головой.
– Нет. Но она рассказывала про милую сестру Николь и жестокую сестру Жанну, и…
Матушка Бернар отбросила всю свою сдержанность.
– Ради бога, расскажите мне о ней. Она здорова?
По крайней мере, теперь он мог и потребовать:
– Выпустите меня, и я вам все расскажу.
Послышался звук отпираемой двери. Матушка Бернар толчком отворила ее и, сунув ему в руки плащ и шпагу, прошептала:
– Сюда. Быстрее. Следуйте за мной. У Мазарини шпионы даже в монастыре, но есть тут одно место, где вы будете в безопасности.
Держась вплотную за ней, он пристегнул ножны со шпагой, прошептав:
– Потайная комната за библиотекой? Где лежат запрещенные книги? Анна-Мария рассказывала мне о ней.
Матушка Бернар ворчливо пробормотала:
– Я могла бы догадаться, что она найдет эту комнату и всем расскажет .
Прикрыв для безопасности фонарь, настоятельница двигалась по темным коридорам. Филипп подозревал, что она и с завязанными глазами смогла бы найти дорогу в этом лабиринте, который наконец закончился чем-то, похожим на заброшенную кладовую. Она пересекла пустой кабинет и на что-то нажала. Щелкнула задвижка, и одна из стен кабинета свободно подалась в сторону, открывая взору низенький проход. Она протянула ему светильник.
– Потайная комната – в конце этого коридора. Вы найдете свое письмо вложенным в большую Библию на столе, первая часть Книги Судеб. Я скоро вернусь и принесу еду и питье.
– Благодарю вас. – Филипп нырнул в тесный проход и двинулся к отверстию за дверью. Оказавшись внутри потайной комнаты, он поставил фонарь возле покрытой пылью Библии и открыл ее на Книге Судеб, как было сказано. Свет упал на письмо без адреса, но на восковой печати красовался знакомый оттиск отцовского герба.
Филипп тяжело опустился на стул. Он нисколько не сомневался в том, что может маршал сказать своему сыну-дезертиру. Вздохнул, сорвал печать и начал читать.
«15 августа 1652 г.
Мой сын.
Я узнал о вашем исчезновении только через несколько дней после битвы. Только тогда я обнаружил, что вы уехали незамеченными при обстоятельствах, которые можно назвать сомнительными. В самых худших своих предположениях я не мог бы представить, что вы способны опозорить наше имя, забыв о долге и чести. Правда, прошел слух, будто вас, обманув фальшивым приказом, похитили в попытке хотя бы таким окольным путем задеть меня. Я с трудом могу в это поверить, особенно с тех пор, как разошлась молва о некоей высокопоставленной особе, сочувствующей бунтовщикам, с которой, как я знаю, вы имели связь. Независимо от причин, ваше исчезновение заставило меня употребить все мое влияние и понести значительные расходы, чтобы избежать скандала. Я пустил слух, что мои люди спасли вас от бунтовщиков и увезли с женой оправляться от ран, и я не смею сказать – куда из страха, что могут возникнуть новые покушения на ваши жизни.
Я узнал, что Мазарини вероломно отстранил вас от командования и направил на передовую линию. Я считаю действия кардинала против вас, моего кровного сына, ударом, направленным против меня. Он еще пожалеет о своем вероломстве. Что касается вашего поведения во всей этой истории, то, должен сказать, вы приняли его приказ с мужеством и достоинством и в атаке вели себя в высшей степени достойно. Я стараюсь помнить только об этом, а не о том стыде, который я чувствую, когда думаю, как вы впоследствии нарушили свой долг».
Филипп поднял глаза к потолку. Если бы только он мог поверить в то, что это не его отец приказал отправить его на линию огня! Он продолжал читать.
«Мне сообщили, что вы входили и выходили из командного пункта Фронды без сопровождения. Мне известно о вашей контузии, о ранении вашей жены и об обстоятельствах ее ранения. Толкуя события в вашу пользу, я пришел к выводу, что вашу вину подобные обстоятельства, по крайней мере, смягчают.
Я не могу, однако, бесконечно поддерживать эту выдумку, которая пока защищает вас обоих. Раньше или позже, кто-нибудь выяснит, что вы с женой вовсе не парочка «выздоравливающих» в моих владениях в Бордо. Я отклонил предложение и королевы, и Мазарини послать вам их личных врачей, но время укрепляет их подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Перед ним забрезжила надежда.
– Я явился сюда от имени господина из Парижа, у которого есть основания предполагать, что здесь для него есть письмо.
– И вы забрались в наш монастырь, когда все спят? Странное поведение для посыльного, сир.
Вопреки собственному желанию, он улыбнулся. В ее холодном сарказме слышалось что угодно, но не страх.
– Сейчас такие смутные времена. Никогда не знаешь, какой прием тебя ожидает.
Запоры на двери с той стороны комнаты загремели. Когда дверь открылась, в свете потайного фонаря стало видно маленькое слуховое отверстие, через которое монахиня разговаривала с ним. Держа фонарь перед собой, настоятельница беззвучно проскользнула в комнату, следом за ней вошла вторая монахиня. Когда они оказались близко, Филипп увидел их босые ноги, опущенные вуали и накидки поверх грубых хлопковых одеяний.
Без предупреждения настоятельница подняла колпак на фонаре, на несколько секунд ослепив Филиппа. Внимательно осмотрев его, она отослала свою спутницу.
– Оставь нас, сестра Николь. Подожди меня за дверью. Если услышишь что-то неладное или если я не вернусь через пять минут, сразу посылай за отцом Жюлем и вызывай солдат. – Та кивнула и скрылась за дверью.
Настоятельница поправила свою накидку.
– Я должна просить вас снять свой плащ и бросить за решетку ваше оружие, сир. Я не веду разговоров с вооруженными людьми.
Видя, что он заколебался, она вскинула бровь.
– Их вам вернут, – холодно улыбнувшись, добавила она. – Если, конечно, вы тот, кого мы ждем.
У него не было выбора. Он отстегнул ножны и вложил в них шпагу. Рукоятка едва пролезла между прутьями решетки.
– Я полностью безоружен, мадам.
Она скептически подняла бровь.
– Вы так и не сказали, кто вы. Итак?
Сквозь сжатые зубы он пробормотал:
– А я думал, Анна-Мария преувеличивала.
На ее лице промелькнуло удивление.
– Что вы сказали?
Филипп вздернул подбородок.
– Моя жена рассказывала, что вы можете быть упрямой, как бульдог, но я думал, что она преувеличивает. Теперь я верю.
– Ваша жена? – Она сделала шаг вперед. – Отвечайте мне честно, сир, не губите свою бессмертную душу. Вы – герцог де Корбей?
Он напыщенно поклонился.
– К вашим услугам.
Матушка Бернар вцепилась в решетку.
– Энни! Как она? Мы слышали, она была тяжело ранена.
– Энни? – Брови Филиппа сошлись на переносице. – Вы имеете в виду Анну-Марию?
– Да, да. Но мы всегда называли ее уменьшительно-ласкательным именем Энни. – На ее лице появилась подозрительность. – Она никогда вам об этом не говорила?
Филипп покачал головой.
– Нет. Но она рассказывала про милую сестру Николь и жестокую сестру Жанну, и…
Матушка Бернар отбросила всю свою сдержанность.
– Ради бога, расскажите мне о ней. Она здорова?
По крайней мере, теперь он мог и потребовать:
– Выпустите меня, и я вам все расскажу.
Послышался звук отпираемой двери. Матушка Бернар толчком отворила ее и, сунув ему в руки плащ и шпагу, прошептала:
– Сюда. Быстрее. Следуйте за мной. У Мазарини шпионы даже в монастыре, но есть тут одно место, где вы будете в безопасности.
Держась вплотную за ней, он пристегнул ножны со шпагой, прошептав:
– Потайная комната за библиотекой? Где лежат запрещенные книги? Анна-Мария рассказывала мне о ней.
Матушка Бернар ворчливо пробормотала:
– Я могла бы догадаться, что она найдет эту комнату и всем расскажет .
Прикрыв для безопасности фонарь, настоятельница двигалась по темным коридорам. Филипп подозревал, что она и с завязанными глазами смогла бы найти дорогу в этом лабиринте, который наконец закончился чем-то, похожим на заброшенную кладовую. Она пересекла пустой кабинет и на что-то нажала. Щелкнула задвижка, и одна из стен кабинета свободно подалась в сторону, открывая взору низенький проход. Она протянула ему светильник.
– Потайная комната – в конце этого коридора. Вы найдете свое письмо вложенным в большую Библию на столе, первая часть Книги Судеб. Я скоро вернусь и принесу еду и питье.
– Благодарю вас. – Филипп нырнул в тесный проход и двинулся к отверстию за дверью. Оказавшись внутри потайной комнаты, он поставил фонарь возле покрытой пылью Библии и открыл ее на Книге Судеб, как было сказано. Свет упал на письмо без адреса, но на восковой печати красовался знакомый оттиск отцовского герба.
Филипп тяжело опустился на стул. Он нисколько не сомневался в том, что может маршал сказать своему сыну-дезертиру. Вздохнул, сорвал печать и начал читать.
«15 августа 1652 г.
Мой сын.
Я узнал о вашем исчезновении только через несколько дней после битвы. Только тогда я обнаружил, что вы уехали незамеченными при обстоятельствах, которые можно назвать сомнительными. В самых худших своих предположениях я не мог бы представить, что вы способны опозорить наше имя, забыв о долге и чести. Правда, прошел слух, будто вас, обманув фальшивым приказом, похитили в попытке хотя бы таким окольным путем задеть меня. Я с трудом могу в это поверить, особенно с тех пор, как разошлась молва о некоей высокопоставленной особе, сочувствующей бунтовщикам, с которой, как я знаю, вы имели связь. Независимо от причин, ваше исчезновение заставило меня употребить все мое влияние и понести значительные расходы, чтобы избежать скандала. Я пустил слух, что мои люди спасли вас от бунтовщиков и увезли с женой оправляться от ран, и я не смею сказать – куда из страха, что могут возникнуть новые покушения на ваши жизни.
Я узнал, что Мазарини вероломно отстранил вас от командования и направил на передовую линию. Я считаю действия кардинала против вас, моего кровного сына, ударом, направленным против меня. Он еще пожалеет о своем вероломстве. Что касается вашего поведения во всей этой истории, то, должен сказать, вы приняли его приказ с мужеством и достоинством и в атаке вели себя в высшей степени достойно. Я стараюсь помнить только об этом, а не о том стыде, который я чувствую, когда думаю, как вы впоследствии нарушили свой долг».
Филипп поднял глаза к потолку. Если бы только он мог поверить в то, что это не его отец приказал отправить его на линию огня! Он продолжал читать.
«Мне сообщили, что вы входили и выходили из командного пункта Фронды без сопровождения. Мне известно о вашей контузии, о ранении вашей жены и об обстоятельствах ее ранения. Толкуя события в вашу пользу, я пришел к выводу, что вашу вину подобные обстоятельства, по крайней мере, смягчают.
Я не могу, однако, бесконечно поддерживать эту выдумку, которая пока защищает вас обоих. Раньше или позже, кто-нибудь выяснит, что вы с женой вовсе не парочка «выздоравливающих» в моих владениях в Бордо. Я отклонил предложение и королевы, и Мазарини послать вам их личных врачей, но время укрепляет их подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95