Только сейчас Великая Мадемуазель дрогнула. Энни показалось, будто множество крохотных трещинок побежали по гладкому мрамору статуи. Потрясение словно взорвало ее маску невозмутимости.
Один из мушкетеров разразился проклятиями, и все вслед за ним увидели совсем близко мрачную процессию. Верхом на лошади сидел герцог де Ларошфуко, поддерживаемый с одной стороны сыном, с другой – адъютантом. Пуля, пройдя навылет, вышибла его глазные яблоки из глазниц. Громко хрипя, чтобы не захлебнуться кровью, заливавшей нос и рот, он проехал мимо.
Это было больше, чем Энни могла вынести. Она уткнулась лицом в плечо принцессы и застонала. Она почувствовала, как Великая Мадемуазель вздрогнула, но ее поза осталась по-королевски величавой. Она резко оттолкнула Энни, храня подобающее принцессе суровое достоинство.
Не доезжая нескольких кварталов до Бастилии, принцесса приказала остановить карету возле двухэтажного дома с часовым, одетым в форму ее полка. К его пике был привязан вымпел цвета знамен Фронды.
Не успела карета остановиться, как Великая Мадемуазель выскочила из нее. Роже и Шавиньи спешились, и остальные тоже поспешно высыпали из кареты и последовали за принцессой. Энни успела заметить маленькую надпись у входа – «Счетная палата».
Роже провел женщин в затемненную гостиную с закрытыми ставнями и вышел. Принцесса села, сложив руки на коленях. Энни бросила вопросительный взгляд на Фронтеньяк, та пожала плечами и покачала головой.
Они недолго оставались в неведении. Солдат в галерее щелкнул каблуками, привлекая внимание, и объявил:
– Его высочество принц Конде.
Человек, ворвавшийся в комнату, резко отличался от высокомерного аристократа, которого Энни видела в покоях принцессы. Его расстегнутый камзол был вымазан кровью, дрожащая рука сжимала рукоять обнаженной шпаги.
Женщины в испуге уставились на него.
Его волосы были встрепанными и потными. Лицо и одежда покрыты пылью. Из изорванной одежды торчали травинки. Ногти на руках были с грязной каймой. Он протянул Энни шпагу рукояткой вперед.
– Вот. Возьмите.
Лезвие отблескивало красным и пахло железом. Конде покачнулся, и Энни увидела, что его доспехи в пятнах крови.
– Месье принц! – Великая Мадемуазель бросилась вперед поддержать его. – Вы ранены?
Он загнанно посмотрел на кузину.
– Перед вами глубоко несчастный человек. Я потерял всех своих друзей. – Его лицо сморщилось. – Простите меня. – Он рухнул в кресло и зарыдал.
Никаких упреков. Никаких вопросов, почему герцог Орлеанский не пришел ему на помощь. Никаких крикливых обвинений Гастона в трусости и предательстве. Лишь слезы разбитого человека.
Принцесса упала перед ним на колени.
– Не плачьте, дорогой кузен. Еще не все потеряно. Я сюда приехала прямиком из дворца де Вилье. Только что отправлен приказ открыть ворота.
Принц вскинул голову.
– Ваш отец?..
Она отвела глаза.
– Нет. Отец болен. Я умоляла его пойти, но он не смог. Вместо него пошла я. Они меня послушались. – Она слабо улыбнулась, видя его изумление. – Вспомните Орлеан. Народ меня любит. Люди стояли за моей спиной, и это дало мне силы, чтобы повлиять на совет.
Он подался вперед и прикрыл глаза.
– Слишком поздно. Стольких уже убили. Что мне теперь делать?
Она сжала его руки.
– Дорогой кузен, соберитесь с духом. Наши люди рассчитывают на вас. Вам следует немедленно идти к ним и начать отступление.
Конде широко раскрыл глаза при слове «отступление», к нему вернулось его высокомерие.
– Отступление? Среди бела дня, на глазах у Мазарини и всех остальных? Нет! Никогда!
Великая Мадемуазель изумленно моргнула, потом встала и отвернулась, чтобы принц не заметил краткой вспышки отвращения, мелькнувшей на ее лице. Когда она повернулась обратно, ее тон был спокойным, но твердым:
– Это единственный выход. Подумайте. Если мы поторопимся, то успеем спасти даже обоз. Наши люди останутся в живых и будут обеспечены запасами, чтобы снова продолжить борьбу. Мы должны отступить, и немедленно . В противном случае, все пропало. Вы знаете, что я говорю правду.
– Нет. – Он откинулся в кресле. – Отступить? Как я смогу пережить такой позор?
Спустя несколько минут, показавшихся часами, принц встал. Его осунувшееся лицо было сдержанным.
– Вы правы, мадемуазель. Я иду.
– Я понимаю ваш порыв, дорогой кузен, и прощаю его. Вы сегодня перенесли столько, сколько ни одному мужчине не под силу. – Принцесса сделала еле заметное ударение на слове «мужчина», ее глаза на долю секунды встретились с глазами Энни. Затем она вновь переключила все свое внимание на принца. – Повозки с провизией отправляйте сюда. Я займусь ими, как только вернусь из Бастилии.
Принц выпрямился.
– В Бастилию? Но они не впустят вас…
– Смотритель крепости – сын советника Брусселя. Он не посмеет мне отказать, особенно после доверия, оказанного мне советом. – Она проводила его к двери. – Бруствер – отличное место, чтобы следить за событиями. Я сразу же пошлю сообщение, как только разберусь в ходе битвы.
Полчаса спустя, разговаривая в Бастилии с молодым Брусселем, Великая Мадемуазель пустила в ход все свое обаяние.
– Мне просто хочется взглянуть на бой, месье. Неужели вы откажете мне в такой малости? Мой милый кузен там, на той стороне реки. Я не могу дышать спокойно, пока не узнаю, что он в безопасности. – Без своих золотых доспехов она казалась воплощением беспокойства и трогательности.
Энни помнила вздорного, самодовольного Брусселя еще с того раза, когда встретилась с ним в Мезон д'Харкурт.
Даже маленькая власть делает маленьких людей невыносимыми, и этот плюгавый парень явно наслаждался ею. Сложив на груди руки и крепко упершись ногами в пол, крохотный Бруссель уставился злобными глазками на Роже, Шавиньи и мушкетеров.
– Может быть, я и мог бы впустить мадемуазель с ее спутницами – только чтобы взглянуть, напомню вам. Но ни в коем случае не солдат. Только одних дам.
Великая Мадемуазель одарила Брусселя теплой улыбкой:
– Как это мило с вашей стороны, месье.
Шесть вооруженных гвардейцев преградили путь Роже и Шавиньи, в то время как принцесса с Энни провели Фескье и Фронтеньяк во внутренний дворик крепости. Попав внутрь, принцесса заторопилась к спиральной лестнице, ведущей к парапету.
Фескье закричала им вслед:
– Я слишком стара, чтобы по такой жаре взбираться по ступенькам. Я подожду внизу.
Когда они забрались наверх, все трое тяжело дышали, но Великая Мадемуазель не остановилась. Она направилась прямо к длинной веренице пушек, выстроившихся вдоль стен с бойницами. Едва поспевая за ней, Энни заткнула уши, чтобы не слышать постоянного гула взрывов снарядов. Пушки Бастилии молчали, их жерла были повернуты к городу. Очевидно, отцы города не желали принимать участия в противостоянии, разыгрывающемся прямо у порога Парижа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Один из мушкетеров разразился проклятиями, и все вслед за ним увидели совсем близко мрачную процессию. Верхом на лошади сидел герцог де Ларошфуко, поддерживаемый с одной стороны сыном, с другой – адъютантом. Пуля, пройдя навылет, вышибла его глазные яблоки из глазниц. Громко хрипя, чтобы не захлебнуться кровью, заливавшей нос и рот, он проехал мимо.
Это было больше, чем Энни могла вынести. Она уткнулась лицом в плечо принцессы и застонала. Она почувствовала, как Великая Мадемуазель вздрогнула, но ее поза осталась по-королевски величавой. Она резко оттолкнула Энни, храня подобающее принцессе суровое достоинство.
Не доезжая нескольких кварталов до Бастилии, принцесса приказала остановить карету возле двухэтажного дома с часовым, одетым в форму ее полка. К его пике был привязан вымпел цвета знамен Фронды.
Не успела карета остановиться, как Великая Мадемуазель выскочила из нее. Роже и Шавиньи спешились, и остальные тоже поспешно высыпали из кареты и последовали за принцессой. Энни успела заметить маленькую надпись у входа – «Счетная палата».
Роже провел женщин в затемненную гостиную с закрытыми ставнями и вышел. Принцесса села, сложив руки на коленях. Энни бросила вопросительный взгляд на Фронтеньяк, та пожала плечами и покачала головой.
Они недолго оставались в неведении. Солдат в галерее щелкнул каблуками, привлекая внимание, и объявил:
– Его высочество принц Конде.
Человек, ворвавшийся в комнату, резко отличался от высокомерного аристократа, которого Энни видела в покоях принцессы. Его расстегнутый камзол был вымазан кровью, дрожащая рука сжимала рукоять обнаженной шпаги.
Женщины в испуге уставились на него.
Его волосы были встрепанными и потными. Лицо и одежда покрыты пылью. Из изорванной одежды торчали травинки. Ногти на руках были с грязной каймой. Он протянул Энни шпагу рукояткой вперед.
– Вот. Возьмите.
Лезвие отблескивало красным и пахло железом. Конде покачнулся, и Энни увидела, что его доспехи в пятнах крови.
– Месье принц! – Великая Мадемуазель бросилась вперед поддержать его. – Вы ранены?
Он загнанно посмотрел на кузину.
– Перед вами глубоко несчастный человек. Я потерял всех своих друзей. – Его лицо сморщилось. – Простите меня. – Он рухнул в кресло и зарыдал.
Никаких упреков. Никаких вопросов, почему герцог Орлеанский не пришел ему на помощь. Никаких крикливых обвинений Гастона в трусости и предательстве. Лишь слезы разбитого человека.
Принцесса упала перед ним на колени.
– Не плачьте, дорогой кузен. Еще не все потеряно. Я сюда приехала прямиком из дворца де Вилье. Только что отправлен приказ открыть ворота.
Принц вскинул голову.
– Ваш отец?..
Она отвела глаза.
– Нет. Отец болен. Я умоляла его пойти, но он не смог. Вместо него пошла я. Они меня послушались. – Она слабо улыбнулась, видя его изумление. – Вспомните Орлеан. Народ меня любит. Люди стояли за моей спиной, и это дало мне силы, чтобы повлиять на совет.
Он подался вперед и прикрыл глаза.
– Слишком поздно. Стольких уже убили. Что мне теперь делать?
Она сжала его руки.
– Дорогой кузен, соберитесь с духом. Наши люди рассчитывают на вас. Вам следует немедленно идти к ним и начать отступление.
Конде широко раскрыл глаза при слове «отступление», к нему вернулось его высокомерие.
– Отступление? Среди бела дня, на глазах у Мазарини и всех остальных? Нет! Никогда!
Великая Мадемуазель изумленно моргнула, потом встала и отвернулась, чтобы принц не заметил краткой вспышки отвращения, мелькнувшей на ее лице. Когда она повернулась обратно, ее тон был спокойным, но твердым:
– Это единственный выход. Подумайте. Если мы поторопимся, то успеем спасти даже обоз. Наши люди останутся в живых и будут обеспечены запасами, чтобы снова продолжить борьбу. Мы должны отступить, и немедленно . В противном случае, все пропало. Вы знаете, что я говорю правду.
– Нет. – Он откинулся в кресле. – Отступить? Как я смогу пережить такой позор?
Спустя несколько минут, показавшихся часами, принц встал. Его осунувшееся лицо было сдержанным.
– Вы правы, мадемуазель. Я иду.
– Я понимаю ваш порыв, дорогой кузен, и прощаю его. Вы сегодня перенесли столько, сколько ни одному мужчине не под силу. – Принцесса сделала еле заметное ударение на слове «мужчина», ее глаза на долю секунды встретились с глазами Энни. Затем она вновь переключила все свое внимание на принца. – Повозки с провизией отправляйте сюда. Я займусь ими, как только вернусь из Бастилии.
Принц выпрямился.
– В Бастилию? Но они не впустят вас…
– Смотритель крепости – сын советника Брусселя. Он не посмеет мне отказать, особенно после доверия, оказанного мне советом. – Она проводила его к двери. – Бруствер – отличное место, чтобы следить за событиями. Я сразу же пошлю сообщение, как только разберусь в ходе битвы.
Полчаса спустя, разговаривая в Бастилии с молодым Брусселем, Великая Мадемуазель пустила в ход все свое обаяние.
– Мне просто хочется взглянуть на бой, месье. Неужели вы откажете мне в такой малости? Мой милый кузен там, на той стороне реки. Я не могу дышать спокойно, пока не узнаю, что он в безопасности. – Без своих золотых доспехов она казалась воплощением беспокойства и трогательности.
Энни помнила вздорного, самодовольного Брусселя еще с того раза, когда встретилась с ним в Мезон д'Харкурт.
Даже маленькая власть делает маленьких людей невыносимыми, и этот плюгавый парень явно наслаждался ею. Сложив на груди руки и крепко упершись ногами в пол, крохотный Бруссель уставился злобными глазками на Роже, Шавиньи и мушкетеров.
– Может быть, я и мог бы впустить мадемуазель с ее спутницами – только чтобы взглянуть, напомню вам. Но ни в коем случае не солдат. Только одних дам.
Великая Мадемуазель одарила Брусселя теплой улыбкой:
– Как это мило с вашей стороны, месье.
Шесть вооруженных гвардейцев преградили путь Роже и Шавиньи, в то время как принцесса с Энни провели Фескье и Фронтеньяк во внутренний дворик крепости. Попав внутрь, принцесса заторопилась к спиральной лестнице, ведущей к парапету.
Фескье закричала им вслед:
– Я слишком стара, чтобы по такой жаре взбираться по ступенькам. Я подожду внизу.
Когда они забрались наверх, все трое тяжело дышали, но Великая Мадемуазель не остановилась. Она направилась прямо к длинной веренице пушек, выстроившихся вдоль стен с бойницами. Едва поспевая за ней, Энни заткнула уши, чтобы не слышать постоянного гула взрывов снарядов. Пушки Бастилии молчали, их жерла были повернуты к городу. Очевидно, отцы города не желали принимать участия в противостоянии, разыгрывающемся прямо у порога Парижа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95