В пророчествах говорилось, что Генриха — его там называли «бородавкой» — «Бог проклял собственными устами». Он будет объявлен вне закона, и его королевство шотландцы разделят на четыре части. У госпожи Амадас имелся свиток с предсказаниями, где говорилось, что «на остров надвигается мор», что погибнут многие фавориты Генриха, что грядет великая «битва священников», в которой король будет уничтожен. Пророки и оракулы в те годы множились с невероятной быстротой. Живущий в усадьбе сэра Генри Уайатта ясновидец в течение всего 1533 года получал для королевы Анны срочные послания из потустороннего мира, которые передавал членам ее свиты. Те, кто прежде поддерживал идею развода, вдруг начали видеть вещие сны, в которых открывались их ошибки, иногда в ужасной форме. Казалось, что все силы невидимого мира объединились против короля и вещали через разного рода старцев, пророков, предсказателей-книжников и сны-пророчества.
Генрих, видимо, ощущал, что монахиня из Кента и все остальные знаменуют собой начало великого народного противостояния его правлению. В обществе нарастал протест против всего нового, что бросало вызов традициям и обычаям старины, и Генрих интуитивно начал все быстрее двигаться в направлении радикального разрыва с прошлым. Именно в то время, когда Елизавета Бартон и ее сообщники были преданы смерти в Тайберне, парламент подготовил законы, коренным образом меняющие в стране веру, а также положение монархии и церкви.
В 1527 году Генрих принял неожиданное решение развестись с Екатериной. Теперь, в 1534 году, он принял еще более судьбоносное решение — стать в своей стране главой церкви. Были изданы законы, согласно которым в Англии ликвидировалась власть папы, а также прекращалась автономия духовенства. Законники заявляли, что «римский епископ» узурпировал власть, которая в Англии по праву принадлежит королю как верховному и неограниченному правителю всех подданных — как мирян, так и церковников. Эта власть должна была быть восстановлена. Церкви отныне запрещалось без королевского позволения издавать законы или выносить судебные решения. Король сам теперь будет назначать епископов и аббатов, а также осуществлять надзор за монастырями. «Ложные претензии на власть» папы кончились раз и навсегда. Впредь его делами, кроме посвящения в духовный сан и совершения мессы, будет заниматься Генрих. Изменения эти потребовались, чтобы освободить английский народ от папского засилья. В послании парламента говорилось, что подобно Моисею Генрих должен вывести свой народ из векового рабства и что его «священной обязанностью» является защитить «свободу королевства».
Надев папскую мантию, Генрих стал в глазах своих подданных еще величественнее. Любой английский правитель начиная со средневековья занимал среднее положение между мирянином и священнослужителем. При коронации он становился «помазанником Божьим», наследовал способность исцелять наложением рук людей, страдающих золотухой, но сейчас Генрих вознесся до заоблачных вершин власти. Советники называли его «самым выдающимся из всех человеческих существ» и приписывали королю достоинства Соломона и Самсона. Его величие ослепляло. «Я не осмеливаюсь взглянуть в сторону короля, ибо он подобен солнцу», — писал Генриху один из придворных. Поскольку он правил Божьей милостью, то его воля была равна божественной, поэтому всем следовало подчиняться королю беспрекословно, независимо от того, что он приказывал. «Король в этом мире поставлен над законом, — объявил один из теоретиков королевской власти, — и потому может быть только правым, а отчет дает одному лишь Богу». Оставался один маленький шаг к сравнению короля земного с царем небесным, и этот шаг был уже сделан. Генриха называли «Сыном Человеческим», несущим в себе божественные черты. «Король, — писал епископ Гарди-нер, — представляет на земле образ Бога и заслуживает не меньшего почитания и покорности».
Никто не мог этого предвидеть. Подумать только, конфликт Генриха с папой Климептием по поводу развода привел к тому, что он сам стал папой в своем королевстве, возвысившись до богоподобное™! По облику своему он уже давно (примерно четверть века) годился для такой роли, и теперь это наконец свершилось. Последние четыре года Генрих правил совершенно единолично. Могущественнейший Вулси, когда-то возвышавшийся над всеми, кроме короля, на целую голову, умер в 1530 году в опале. Он так и не сумел добиться у папы разрешения на развод, и Генрих ему этого не простил. Всесильный кардинал Вулси отправился в изгнание, передав Генриху «большую печать», все свое богатство и великолепную резиденцию в Хэмптон-Корте.
Полностью своего величия Генрих пока еще не осознал — на это потребуются годы, — но уже преисполнился решимости расправиться со всеми противниками по очереди. И уж определенно не желал терпеть сопротивление двух, теперь уже чужих, женщин, которые его ужасно раздражали: бывшей жены и якобы внебрачной дочери.
* * *
На первой сессии парламента, созванного в 1534 году, был принят так называемый «Акт о наследовании», согласно которому определялось право на престол дочери Анны Бо-лейн. Мария была признана внебрачным ребенком короля и потому всех прав наследования лишалась. Таким образом, если Анне не суждено родить сына, то следующей правительницей должна была стать Елизавета. Еще тревожнее становилось при мысли, что если Генрих умрет, оставив наследника (или наследницу) в малолетнем возрасте, то регентшей королевства окажется Анна, и мало кто сомневался, что она немедленно отдаст приказ уничтожить Марию и ее мать.
Еще до созыве парламента условия жизни Марии претерпели быстрые и драматические изменения. В конце сентября 1533 года, всего через несколько недель после рождения Елизаветы, камергер Марии, Джон Хасси, передал своей госпоже приказ, что отныне ей запрещено величать себя принцессой. Она должна будет состоять в свите Елизаветы, и именовать ее принцессой строжайше запрещалось даже личным слугам. И вообще им было предписано «понимать разницу между Марией и ее сводной сестрой, принцессой Елизаветой».
Мария это извещение немедленно опротестовала как незаконное, потому что оно не было ей представлено в письменной форме лично королем или Советом, и написала в Совет письмо, заявив, что «ее совесть никоим образом не будет страдать оттого, что кого-то еще станут называть принцессой». Она подчинится королю и переедет в любую резиденцию, какую он пожелает, однако признать потерю титула принцессы не может, потому что это было бы бесчестьем, прежде всего для ее родителей, и, писала она, «решить этот вопрос может только моя матушка, а также святая церковь и папа, а кроме них, никто более».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
Генрих, видимо, ощущал, что монахиня из Кента и все остальные знаменуют собой начало великого народного противостояния его правлению. В обществе нарастал протест против всего нового, что бросало вызов традициям и обычаям старины, и Генрих интуитивно начал все быстрее двигаться в направлении радикального разрыва с прошлым. Именно в то время, когда Елизавета Бартон и ее сообщники были преданы смерти в Тайберне, парламент подготовил законы, коренным образом меняющие в стране веру, а также положение монархии и церкви.
В 1527 году Генрих принял неожиданное решение развестись с Екатериной. Теперь, в 1534 году, он принял еще более судьбоносное решение — стать в своей стране главой церкви. Были изданы законы, согласно которым в Англии ликвидировалась власть папы, а также прекращалась автономия духовенства. Законники заявляли, что «римский епископ» узурпировал власть, которая в Англии по праву принадлежит королю как верховному и неограниченному правителю всех подданных — как мирян, так и церковников. Эта власть должна была быть восстановлена. Церкви отныне запрещалось без королевского позволения издавать законы или выносить судебные решения. Король сам теперь будет назначать епископов и аббатов, а также осуществлять надзор за монастырями. «Ложные претензии на власть» папы кончились раз и навсегда. Впредь его делами, кроме посвящения в духовный сан и совершения мессы, будет заниматься Генрих. Изменения эти потребовались, чтобы освободить английский народ от папского засилья. В послании парламента говорилось, что подобно Моисею Генрих должен вывести свой народ из векового рабства и что его «священной обязанностью» является защитить «свободу королевства».
Надев папскую мантию, Генрих стал в глазах своих подданных еще величественнее. Любой английский правитель начиная со средневековья занимал среднее положение между мирянином и священнослужителем. При коронации он становился «помазанником Божьим», наследовал способность исцелять наложением рук людей, страдающих золотухой, но сейчас Генрих вознесся до заоблачных вершин власти. Советники называли его «самым выдающимся из всех человеческих существ» и приписывали королю достоинства Соломона и Самсона. Его величие ослепляло. «Я не осмеливаюсь взглянуть в сторону короля, ибо он подобен солнцу», — писал Генриху один из придворных. Поскольку он правил Божьей милостью, то его воля была равна божественной, поэтому всем следовало подчиняться королю беспрекословно, независимо от того, что он приказывал. «Король в этом мире поставлен над законом, — объявил один из теоретиков королевской власти, — и потому может быть только правым, а отчет дает одному лишь Богу». Оставался один маленький шаг к сравнению короля земного с царем небесным, и этот шаг был уже сделан. Генриха называли «Сыном Человеческим», несущим в себе божественные черты. «Король, — писал епископ Гарди-нер, — представляет на земле образ Бога и заслуживает не меньшего почитания и покорности».
Никто не мог этого предвидеть. Подумать только, конфликт Генриха с папой Климептием по поводу развода привел к тому, что он сам стал папой в своем королевстве, возвысившись до богоподобное™! По облику своему он уже давно (примерно четверть века) годился для такой роли, и теперь это наконец свершилось. Последние четыре года Генрих правил совершенно единолично. Могущественнейший Вулси, когда-то возвышавшийся над всеми, кроме короля, на целую голову, умер в 1530 году в опале. Он так и не сумел добиться у папы разрешения на развод, и Генрих ему этого не простил. Всесильный кардинал Вулси отправился в изгнание, передав Генриху «большую печать», все свое богатство и великолепную резиденцию в Хэмптон-Корте.
Полностью своего величия Генрих пока еще не осознал — на это потребуются годы, — но уже преисполнился решимости расправиться со всеми противниками по очереди. И уж определенно не желал терпеть сопротивление двух, теперь уже чужих, женщин, которые его ужасно раздражали: бывшей жены и якобы внебрачной дочери.
* * *
На первой сессии парламента, созванного в 1534 году, был принят так называемый «Акт о наследовании», согласно которому определялось право на престол дочери Анны Бо-лейн. Мария была признана внебрачным ребенком короля и потому всех прав наследования лишалась. Таким образом, если Анне не суждено родить сына, то следующей правительницей должна была стать Елизавета. Еще тревожнее становилось при мысли, что если Генрих умрет, оставив наследника (или наследницу) в малолетнем возрасте, то регентшей королевства окажется Анна, и мало кто сомневался, что она немедленно отдаст приказ уничтожить Марию и ее мать.
Еще до созыве парламента условия жизни Марии претерпели быстрые и драматические изменения. В конце сентября 1533 года, всего через несколько недель после рождения Елизаветы, камергер Марии, Джон Хасси, передал своей госпоже приказ, что отныне ей запрещено величать себя принцессой. Она должна будет состоять в свите Елизаветы, и именовать ее принцессой строжайше запрещалось даже личным слугам. И вообще им было предписано «понимать разницу между Марией и ее сводной сестрой, принцессой Елизаветой».
Мария это извещение немедленно опротестовала как незаконное, потому что оно не было ей представлено в письменной форме лично королем или Советом, и написала в Совет письмо, заявив, что «ее совесть никоим образом не будет страдать оттого, что кого-то еще станут называть принцессой». Она подчинится королю и переедет в любую резиденцию, какую он пожелает, однако признать потерю титула принцессы не может, потому что это было бы бесчестьем, прежде всего для ее родителей, и, писала она, «решить этот вопрос может только моя матушка, а также святая церковь и папа, а кроме них, никто более».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194