– С великим возмущением смотрю я на тебя, о Хассан-аль-Хассиб! – сказал везир. – Что сделал ты? Разве не был ты богаче всех купцов Багдада? Шайтан соблазнил тебя, и ты, жертва позора, отдал ему предпочтение перед аллахом. Разве на базаре каждый день не стоит вор, пригвожденный к дереву? Разве не знаешь ты, что двойная кара ожидает того, кто обворует соседа своего или гостя? Ибо сказано: гостеприимство – первая добродетель правоверного! О Хассан-аль-Хассиб, обворовавший своего соседа и нашего гостя, не надейся на снисхождение! Теперь говори ты!
– Великий везир, сколь горестны, – вскинул руки к небу Хассан, – и печальны для моего сердца твои жестокие слова! Ты знаешь: "Аллах окликнул мое сердце и сказал: «Где есть нужда, там желанное – это я, где есть притязание, там цель – это люди». Я не обманщик, бисмиллах, и не чудотворец! Я Хассан-аль-Хассиб! И разве я нуждаюсь в богатстве, чтобы стать вором? Всю жизнь посвятил я молитве аллаху и благочестию. Но навеянное шайтаном сомнение тревожило мою душу, как самум – песок: не мало ли я молюсь, доходят ли молитвы мои до ушей аллаха, угодна ли их чистота вечному, неизменному? И взмолился я так: «О аллах всемогущий, всетворящий! Нет у меня другой услады, кроме молитвы тебе и восхваления. Снизойди до раба твоего, о повелитель, воздай мне должное и выкажи чем-нибудь снисхождение к Хассан-аль-Хассибу, дабы знал он, что молитвы его угодны тебе». Так, великий везир, молился я перед каждым сном. И вчера аллах уготовал мне такой же день, и я, совершив последний намаз, лег на ложе в благочестии и, равнодушный к благам мира, заснул крепким сном. «Вставай, Хассан!» – услышал я голос, подобный музыке. «Кто ты и зачем будишь меня?» – спросил я изумленно стоящего перед моим ложем старца в голубом тюрбане. «Я – аллах, пришедший по твоей Страстной мольбе!» – «Прибегаю к аллаху от гнева аллаха!» – воскликнул я и тотчас увидел вокруг ослепительный свет, повергся ниц и, целуя землю у ног аллаха, не смел поднять глаз. Свидетель Мохаммет! Слышу вновь слова, подобные музыке: "Хассан-аль-Хассиб, ты услаждаешь мой слух чистыми молитвами. Да будешь ты, избранный, примером для многих, да узнают все, как ценю я преданность, ибо истина в ней. Встань, Хассан, и прими знак моего довольства тобой при посредстве четырех вещей – сердца, тела, языка и имущества. Три первых отдай мне, а четвертое пойди сейчас на базар и возьми у нечестивого соседа твоего гяура. Да будет твоим то, что давно восхищает твой глаз. Поспеши, ибо с каждым днем…
Но тут шейх увидел, что слуга снова внес на подносе дастархан, и скромно умолк.
А когда на дне маленьких фаянсовых чашечек осталась одна гуща, он продолжал:
– …с каждым днем драгоценностей в лавке гяура становится меньше. Не забудь скамейку, на которой он сидел, ибо сказано; если в лавке нет товара, незачем в ней сидеть". О великий везир, как смел я ослушаться аллаха, да прославится мощь его, и не принять дара священного? Я тотчас побежал на базар и сделал то, что сделал.
И Хассан распростерся перед везиром.
– Благочестивый Хассан, удостоенный посещения аллаха, да пребудет с нами его благословение! Встань, иди с миром и владей всем, что подарил тебе аллах!
– Во имя всемогущего, великий везир! – воскликнул гяур. – Как можно придавать значение снам? Пусть багдадский вор надушил бы рот свой, прежде чем осквернить твой слух ложью, ибо завтра ему во сне аллах подарит любимую жену калифа, и он пролезет в гарем и возьмет ее…
– Чужеземец, – сказал везир, – тебе простительно не знать наши законы: ни одному правоверному не может присниться сон во вред калифу. Иди с миром, молись своему аллаху, и я от души желаю, чтобы твои молитвы усладили святые уши, и да будет щедрость его подобна проявленной к Хассану-аль-Хассибу. Да услышит мое решение господин мой Сулейман-бен-Дауд!
Еще не успело затихнуть восхищение мудрым судом везира, как правоверные с жадным любопытством снова заполнили судилище. Ибо на следующее после суда утро раздался на базаре крик Хассана, и сбежавшийся народ увидел, что гяур перетащил к себе ночью весь товар Хассана и торговал им, как своим.
И Хассан, кипящий гневом, прибежал к великому везиру.
Выслушав дело, везир сурово посмотрел на гяура и сказал:
– Гяур, жертва неосторожности, что ты сделал? Знай, воровство в нашей стране не имеет снисхождения ни для купцов, ни для знатных, ни даже для гостя, и поступок такой по меньшей мере карается отсечением правой руки.
– Великий везир, – смиренно ответил гяур, – ты справедлив. И как можешь ты думать, что я не знаю, сколь строг суд твоей страны? Ты, о благочестивый, наставил меня на путь истинный, ты посоветовал выпросить у моего аллаха милости, подобно Хассану. Вчера перед сном я горячо молился: «Аллах мой, – сказал я, – посмотри, какой добрый аллах у Хассана, он воистину по-аллахски вознаграждает своих правоверных. Да не будет сказано, что ты слишком слаб для помощи в моем несчастье». Помолившись так, я заснул крепким сном. Вдруг слышу: «Вставай, мой сын, попавший в беду в чужой стране!» Вскочил – и вижу: надо мной летает мой аллах в золоченых сандалиях. «Аллах мой! – закричал я. – Стань на землю, чтобы я мог простереться перед тобой!» – «Сын мой, – сказал аллах, – по законам неба, аллахи не должны касаться земли, дабы не пристали к их стопам грехи человека. И если кто осмелится сказать, что видеп аллаха стоящим на земле, плюнь ему в глаза и вели надушить рот. Также у нас считается неприличным делать подарки на чужой счет. Но раз мой сосед по седьмому небу, аллах мусульманский, неучтиво коснулся кисета моего подданного, неизбежно и мне ответить тем же, иначе могут усомниться в моей силе, – а сейчас для этого совсем неподходящий час, ибо можно поставить в затруднительное положение миссионеров, привлекающих ко мне поклоняющихся мне. Иди, сын мой, – продолжал аллах, нежа мою голову золоченой сандалией, – и сделай при посредстве четырех предметов одно то, что сделал с тобою Хассан. Не забудь взять у него аршин, ибо сказано: незачем держать аршин, когда нечего мерить…» О великий везир, как смел я ослушаться моего аллаха? И не ты ли благосклонно высказал мне пожелание?
– Гяур, – сказал везир, поймав на лету ресницу, выпавшую из его век, – я не слышал о заключении дружественного союза между аллахами, поэтому, соблюдая учтивость, каждый повелевает лишь у себя, не вмешиваясь в дела иноземного аллаха. О гяур, гяур! Мое пожелание должно исполниться в твоей стране. Но ты чужеземец и мог не знать наших законов. Во имя господина моего Сулеймана-бен-Дауда я поступлю с тобою снисходительно, а не как с обыкновенным вором: Хассан-аль-Хассиб получит твой и свой товар обратно, а спрятанные тобою дома золотые монеты перейдут, как судебная подать, в сундук калифа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161