– Ха-ха-ха!..
– Хи-хи-хи!..
– Нато всегда развеселит!
На другом краю ковра, отливающего серебром, шептались князья, затянутые в парчовые кафтаны турецкого покроя:
– Сейчас Моурави опровергает запутанные доводы дьявола.
– Не опасно ли, князья? Ведь Моурави после женитьбы его сына на царевне ближе светлейших станет царю!
– Видно, ты, князь Инасаридзе, больше всех опасаешься: не успел узнать о поражении Моурави на Базалети, как распорядился новый виноградник закладывать.
– Невзирая на то, что твое владение у самых болот Самегрело! – под одобрительные возгласы князей добавил князь Аслан, в своем фиолетовом наряде с алмазными запонами похожий на красивого, но опасного жука.
– Горе нам, беспредельно грешным! Нет у Моурави больше ни сына брачного возраста, ни дочери!
– Иначе князь Сехниа поспешил бы женить своего разбойника Заала. Видали, как увивается вокруг меча Моурави? Чем не медведь, почуявший мед? – И, ошарашенный дружным смехом владетелей, казнохранитель Татаз всполошился: – А что? Разве я лишнее сказал?
Князь Аслан поспешил успокоить друга, конечно, в пику князю Сехниа, с которым вел многолетнюю тяжбу из-за тутовой рощи:
– Напротив, дорогой, умолчал! Что сам Сехниа готов вторично жениться… хотя бы на любимой собачке госпожи Русудан…
– К тому же нелюбимая кошка у него уже есть!
Князья разразились таким хохотом, что княгини с любопытством повернулись в их сторону.
– Напрасно, князья, на одного нападаете! Многие готовы распластаться перед «барсом», лишь бы он рычал на Левана Дадиани.
– Раз все то же самое думают, спасибо тебе, что один высказал чаяния владетелей.
– Католикоса тоже.
– Прибавь монастырских праведников.
Княгини неодобрительно поглядывали на потешающихся князей. По разумению княгинь, неприлично мужчинам своим хохотом, напоминающим тарахтение бочек, летящих под откос, заглушать хохот женщин, соперничающий с нежным звоном колокольчиков. Жена князя Джоджуа, славящаяся длинной шеей, украшенной самым крупным рубином Имерети, старалась привлечь к себе внимание мужа и, когда, наконец, привлекла, он ужаснулся, точно упал лицом на раскаленные угли. Шелковым платком смущенный Джоджуа провел по влажному лбу и, ответив жене взором, таящим соответствующее пожелание, понизил голос:
– Прибавь сатану, епископа Никорцминдской церкови.
– Который отторгнул у тебя мельницу для своей…
– Необходимо, князья, подсказать Моурави.
– Дать совет дельный и умный.
– Может, предсказать победу над Самегрело?
– Смотри, – князь Аслан назидательно поднял указательный палец, на котором солидно красовалось кольцо-печатка, – как бы Моурави за такое известие вместо ложки сиропа из лепестков роз не всыпал тебе в рот лопату перца.
Князь Отия поперхнулся смехом, словно перец по ошибке попал ему в горло, потом, как знаток в волшебстве, убежденно сказал:
– Надо тонко сделать! Погадать на серебряных бубенцах: если крест окажется внизу – дела Моурави плохи, а если вверху, то…
– Если ты, Джоджуа, начнешь подбрасывать бубенцы, то они все лягут крестом вниз!
Перемигивание веселящихся князей вывело Джоджуа из себя, он вспылил:
– Я лучше, Бавдур, погадаю о твоей красноволосой, а во избежание греха – на бубенцах, снятых с шеи моего осла.
Укрывшись от общества князей в глубине оконной ниши, князь Чиджавадзе напутствовал сына, держа его за краешек бархатного плаща:
– Так запомни, Бакар. Будешь говорить с Моурави, окажи ему почести: не приближайся, как невежда, слишком близко к нему.
– Почему? Разве я проситель, а он царь? – возмутился Бакар, кичливо откинув голову, отчего его глаза навыкате будто остекленели.
– Ты? Ты хуже, ибо ухитрился родиться на двадцать два года позже Моурави, – выходит, щенок перед ним. А Моурави – пусть не венчанный – все равно царь! Ну, можешь остановиться перед ним на один шаг ближе, чем перед царем. Теперь покажи, как…
Бакар осторожно освободил плащ, отошел, раскачиваясь, сделал три шага вперед, будто начинал танец, и застыл в поклоне.
– Хорошо! – Осанистый князь вновь ухватился цепкими пальцами за краешек плаща.
– А если он сам приблизится ко мне?
– Глупец! Сегодня, что ли, увидел свет? Не заметил, как поступают князья, оказывая почет? Если приблизится сам – прикладывай руку ко лбу и сердцу и, низко кланяясь, пяться назад.
– До каких пор?
– Пока задом не стукнешься в дверь. Тогда вылетай вон! Теперь покажи, как… Что смотришь? Скажем, я Моурави, пяться!
Бакар осторожно освободил плащ, откинул его на кресло и, касаясь правой рукой пола и кланяясь, попятился к двери.
– Так! Так! Так! – командовал князь, почувствовав себя как на ристалище.
В этот миг дверь с силой распахнулась, и Бакар налетел задом на входящего царевича Александра.
Царевич, стараясь незаметно для княгинь, – но княгини заметили, ибо всегда смотрели, куда нужно, – наподдал князьку коленом, и тот, почему-то бодро выкрикнув: «А-п! А-п!», кубарем вылетел за дверь.
Под невообразимый шум, хохот и заверения духовенства, что «смех к добру», Александр со свитой вступил в ковровую палату.
Теребя усики, Кайхосро Мухран-батони постарался чуть отстать. «Хорошо, „барсы“ задержались, – думал он, – не к месту такое неожиданное шутовство».
Откинувшись на разбросанные мутаки, княгини, прикрыв рты поясными лентами, скромно потупили глаза, но вздрагивали их плечи, выдавая едва сдерживаемый смех.
Водворяя подобающее случаю благолепие, епископ приподнял крестик, источавший аромат розового масла, и нараспев, что помогло ему не рассмеяться, протянул:
– Всему этому я радуюсь и веселюсь, ибо смех, яко светило, рассеивает мрак.
– И то верно, отец, – подхватил князь Джоджуа, – утешились мы, повержен враг наш к стопам царя царствующих.
– Так возликуем, князья! – вскрикнул Чиджавадзе, радуясь возможности показать, что неудача сына не отразилась на самочувствии отца.
– Возликуй, возликуй, приспешник искусителя! – под гул приветствий царевичу прошипел Аслан. – Только не забудь про неучтивость зада твоего сына и преподнеси пострадавшему Александру арабского жеребца.
Не смолкали поздравления по случаю благополучного возвращения наследника. Находчиво отвечая прославителям и льстецам, царевич Александр не забывал склоняться перед княгинями и просил любить его друга, лучшего из лучших князей Картли, Кайхосро Мухран-батони.
Первым вскочил князь Джоджуа и, вскинув правую руку, так просиял, словно поймал золотую бабочку.
– Кланяюсь тебе, князь князей, до лица земли!
– Падая ниц, восхваляю фамилию Мухран-батони! – вторил, вздымая руки к высокому потолку, князь Баадур.
И посыпались витиеватые и удивившие Кайхосро приветствия и пожелания.
Выждав, когда утихнет порыв приторной лести, «барсы» сплоченной группой вошли в палату, – и как-то сразу оборвались голоса и стало совсем-совсем тихо, словно раздвинулись мраморные стены и открылось прошлое, которое было похоже на легенду, если бы так реально не доносило запах крови и дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161