Он долго приучал себя сохранять самообладание и прекрасно овладел этим искусством. Теперь он снова позволил себе лишнее и получил отпор. Эта красивая женщина, при виде которой в нем с небывалой силой вспыхнуло желание, отвергла его. Он догадывался о том, как будут развиваться события дальше. Она сделает вид, будто ничего особенного не случилось, но станет избегать общения с ним. Даже находясь вместе с ним в пещере, она постарается держаться от него подальше, отгородившись стеной отчужденности. И если на губах ее и промелькнет улыбка, в ее взгляде, лишенном теплоты или, что еще страшнее, проникнутом жалостью, он будет вынужден прочесть правду.
Эйла надела чистую шкуру и принялась заплетать косички, по-прежнему мучась угрызениями совести из-за того, что Джондалар обгорел. В этом виновата она, ведь сам он не мог вовремя уйти в тень. А она плескалась себе и мыла голову, позабыв о необходимости присматривать за ним. «А ведь я считаю себя целительницей, хранительницей доверенных мне Айзой знаний. Целительницы из ее рода пользовались наибольшим уважением в Клане, но разве Айза допустила бы подобную оплошность, позволила бы себе забыть на время о нуждах больного?» Эйле стало очень стыдно. Он получил такое тяжелое ранение и до сих пор страдает от боли, а теперь из-за нее к его мучениям прибавятся новые.
Но она пребывала в смятении не только по этой причине. Он притронулся к ней. Она до сих пор ощущала тепло руки, прикасавшейся недавно к ее бедру, помнила, в каких местах его пальцы задерживались, а в каких лишь скользнули по поверхности кожи, как будто на ней остались следы от его ласковых прикосновений. Зачем он прикоснулся к ее соску? Он до сих пор горит. Она заметила, как приподнялся его половой член, и знала, о чем это говорит. Ей не раз доводилось видеть, как кто-то из мужчин Клана подавал условный знак одной из женщин, желая утолить желание. А Бруд делал это с ней — она невольно содрогнулась, — и она испытывала к Бруду отвращение и ненависть.
Но на этот раз она не почувствовала ничего подобного. Она бы только обрадовалась, если бы Джондалар подал ей условный знак…
«Что за глупые мысли. Он не в силах, у него еще не зажила как следует нога, и сегодня он впервые ненадолго встал».
Но когда она вернулась после купания, его половой член набух от желания, а его глаза… Эйла зябко повела плечами, вспомнив об этих синих глазах, горевших желанием, таких…
Она не могла выразить того, что происходило с ней, когда он смотрел на нее, но внезапно перестала заплетать косички и, закрыв глаза, попыталась вспомнить, как все происходило. Он прикоснулся к ней.
Но потом он отдернул руку. Эйла резко выпрямилась. Может, он подал ей условный знак? А потом остановился, потому что она не ответила на него? Женщине полагается исполнять желания мужчины. Это знали все женщины Клана, достигшие возраста, в котором их духу приходилось впервые вступить в битву, из-за чего у них начинались кровотечения. Ее также обучили жестам и позам, предназначенным для того, чтобы пробудить в мужчине желание, которое он мог бы утолить при ее помощи. Раньше она не могла понять, что побуждает женщин пользоваться такими средствами, но теперь ей внезапно стало ясно, в чем тут секрет.
Ей очень хотелось, чтобы этот мужчина призвал ее к себе, хотелось помочь ему утолить желание, но она не знает условных знаков, принятых среди людей его племени. А ее знаки наверняка совершенно непонятны ему. «Возможно, я отвергла его, сама того не ведая, — подумала Эйла, — и он оставит всякие попытки раз и навсегда. А впрочем, может, он вовсе не испытывал ко мне желания. Я такая большая и уродливая».
Эйла заплела последнюю косичку, подоткнула ее, подошла к очагу и стала раздувать огонь, чтобы приготовить для Джондалара отвар, снимающий боль. Приблизившись к нему, она увидела, что он отдыхает, лежа на боку. Она принесла ему болеутоляющее, но ей не хотелось нарушать его покой, поэтому она присела, скрестив ноги, рядом с его постелью и принялась ждать, когда он откроет глаза. Джондалар лежал неподвижно, но Эйла догадалась, что он не спит, по не совсем ровному дыханию и складкам на лбу, которые непременно разгладились бы во сне.
Услышав ее шаги, Джондалар закрыл глаза и притворился спящим. Мышцы его тела напряглись, и он замер в ожидании, борясь с желанием открыть глаза и проверить, не ушла ли она. Почему она сидит так тихо? Почему не уходит? По руке, подложенной под голову, забегали мурашки. Если он так и будет лежать не шевелясь, она скоро вконец онемеет. Боль в ноге не унималась. Ему очень хотелось слегка повернуться и сменить положение. Покрытый щетиной подбородок нестерпимо чесался, спину жгло как огнем. Может, ее уже и нет здесь. Может, она ушла, а он просто не услышал ее шагов. Неужели она до сих пор сидит, уставясь на него?
Эйла и впрямь не сводила с него глаз. Этот мужчина оказался первым, на кого ей удавалось смотреть открыто. Женщинам Клана такое запрещалось, но ей не раз в жизни доводилось нарушать запреты. Неужели она позабыла не только как следует ухаживать за больным, но и все правила поведения, которым обучила ее Айза? Опустив глаза, она уставилась на чашку с настоем дурмана, которую держала в руках. Именно в такой позе женщине полагалось терпеливо ждать, опустив голову, пока мужчина не обратит на нее внимание и не похлопает ее по плечу. «Возможно, пришла пора вспомнить все, чему меня учили», — подумала Эйла.
Джондалар чуть-чуть приоткрыл глаза, пытаясь узнать, не ушла ли Эйла, но так, чтобы она не заметила, что он не спит. Увидев рядом ее ногу, он тут же закрыл их снова. Она не ушла. Ну что она там сидит? Чего она дожидается? Почему она не оставит его наедине с муками боли и унижения? Он попытался еще раз исподтишка взглянуть на нее. Нога на прежнем месте. Она сидит на земле. И держит в руках чашку. О Дони! Ему так хотелось пить! Неужели она принесла ему воды? Или она ждет, когда он проснется, чтобы дать ему лекарство? Она могла бы растолкать его, зачем же сидеть и ждать?
Он открыл глаза. Эйла продолжала сидеть, опустив голову и глядя себе под ноги. Она снова надела одну из этих бесформенных шкур и заплела волосы в косички. От нее веяло чистотой и свежестью. От пятна на щеке не осталось и следа, и шкура, обернутая вокруг ее тела, была совсем новой и чистой. Его поразила бесхитростная покорность ее позы. Она не притворялась, не кокетничала, не пыталась украдкой взглянуть на него.
Он утвердился в выводах, к которым пришел ранее, увидев туго заплетенные косички и топорщившуюся шкуру, служившие прекрасной маскировкой. Все это отлично помогает ей скрыть пышные формы великолепного тела и роскошные блестящие волосы. Разумеется, ее лицо остается на виду, но привычка наклонять голову помогает отвлечь от него внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197
Эйла надела чистую шкуру и принялась заплетать косички, по-прежнему мучась угрызениями совести из-за того, что Джондалар обгорел. В этом виновата она, ведь сам он не мог вовремя уйти в тень. А она плескалась себе и мыла голову, позабыв о необходимости присматривать за ним. «А ведь я считаю себя целительницей, хранительницей доверенных мне Айзой знаний. Целительницы из ее рода пользовались наибольшим уважением в Клане, но разве Айза допустила бы подобную оплошность, позволила бы себе забыть на время о нуждах больного?» Эйле стало очень стыдно. Он получил такое тяжелое ранение и до сих пор страдает от боли, а теперь из-за нее к его мучениям прибавятся новые.
Но она пребывала в смятении не только по этой причине. Он притронулся к ней. Она до сих пор ощущала тепло руки, прикасавшейся недавно к ее бедру, помнила, в каких местах его пальцы задерживались, а в каких лишь скользнули по поверхности кожи, как будто на ней остались следы от его ласковых прикосновений. Зачем он прикоснулся к ее соску? Он до сих пор горит. Она заметила, как приподнялся его половой член, и знала, о чем это говорит. Ей не раз доводилось видеть, как кто-то из мужчин Клана подавал условный знак одной из женщин, желая утолить желание. А Бруд делал это с ней — она невольно содрогнулась, — и она испытывала к Бруду отвращение и ненависть.
Но на этот раз она не почувствовала ничего подобного. Она бы только обрадовалась, если бы Джондалар подал ей условный знак…
«Что за глупые мысли. Он не в силах, у него еще не зажила как следует нога, и сегодня он впервые ненадолго встал».
Но когда она вернулась после купания, его половой член набух от желания, а его глаза… Эйла зябко повела плечами, вспомнив об этих синих глазах, горевших желанием, таких…
Она не могла выразить того, что происходило с ней, когда он смотрел на нее, но внезапно перестала заплетать косички и, закрыв глаза, попыталась вспомнить, как все происходило. Он прикоснулся к ней.
Но потом он отдернул руку. Эйла резко выпрямилась. Может, он подал ей условный знак? А потом остановился, потому что она не ответила на него? Женщине полагается исполнять желания мужчины. Это знали все женщины Клана, достигшие возраста, в котором их духу приходилось впервые вступить в битву, из-за чего у них начинались кровотечения. Ее также обучили жестам и позам, предназначенным для того, чтобы пробудить в мужчине желание, которое он мог бы утолить при ее помощи. Раньше она не могла понять, что побуждает женщин пользоваться такими средствами, но теперь ей внезапно стало ясно, в чем тут секрет.
Ей очень хотелось, чтобы этот мужчина призвал ее к себе, хотелось помочь ему утолить желание, но она не знает условных знаков, принятых среди людей его племени. А ее знаки наверняка совершенно непонятны ему. «Возможно, я отвергла его, сама того не ведая, — подумала Эйла, — и он оставит всякие попытки раз и навсегда. А впрочем, может, он вовсе не испытывал ко мне желания. Я такая большая и уродливая».
Эйла заплела последнюю косичку, подоткнула ее, подошла к очагу и стала раздувать огонь, чтобы приготовить для Джондалара отвар, снимающий боль. Приблизившись к нему, она увидела, что он отдыхает, лежа на боку. Она принесла ему болеутоляющее, но ей не хотелось нарушать его покой, поэтому она присела, скрестив ноги, рядом с его постелью и принялась ждать, когда он откроет глаза. Джондалар лежал неподвижно, но Эйла догадалась, что он не спит, по не совсем ровному дыханию и складкам на лбу, которые непременно разгладились бы во сне.
Услышав ее шаги, Джондалар закрыл глаза и притворился спящим. Мышцы его тела напряглись, и он замер в ожидании, борясь с желанием открыть глаза и проверить, не ушла ли она. Почему она сидит так тихо? Почему не уходит? По руке, подложенной под голову, забегали мурашки. Если он так и будет лежать не шевелясь, она скоро вконец онемеет. Боль в ноге не унималась. Ему очень хотелось слегка повернуться и сменить положение. Покрытый щетиной подбородок нестерпимо чесался, спину жгло как огнем. Может, ее уже и нет здесь. Может, она ушла, а он просто не услышал ее шагов. Неужели она до сих пор сидит, уставясь на него?
Эйла и впрямь не сводила с него глаз. Этот мужчина оказался первым, на кого ей удавалось смотреть открыто. Женщинам Клана такое запрещалось, но ей не раз в жизни доводилось нарушать запреты. Неужели она позабыла не только как следует ухаживать за больным, но и все правила поведения, которым обучила ее Айза? Опустив глаза, она уставилась на чашку с настоем дурмана, которую держала в руках. Именно в такой позе женщине полагалось терпеливо ждать, опустив голову, пока мужчина не обратит на нее внимание и не похлопает ее по плечу. «Возможно, пришла пора вспомнить все, чему меня учили», — подумала Эйла.
Джондалар чуть-чуть приоткрыл глаза, пытаясь узнать, не ушла ли Эйла, но так, чтобы она не заметила, что он не спит. Увидев рядом ее ногу, он тут же закрыл их снова. Она не ушла. Ну что она там сидит? Чего она дожидается? Почему она не оставит его наедине с муками боли и унижения? Он попытался еще раз исподтишка взглянуть на нее. Нога на прежнем месте. Она сидит на земле. И держит в руках чашку. О Дони! Ему так хотелось пить! Неужели она принесла ему воды? Или она ждет, когда он проснется, чтобы дать ему лекарство? Она могла бы растолкать его, зачем же сидеть и ждать?
Он открыл глаза. Эйла продолжала сидеть, опустив голову и глядя себе под ноги. Она снова надела одну из этих бесформенных шкур и заплела волосы в косички. От нее веяло чистотой и свежестью. От пятна на щеке не осталось и следа, и шкура, обернутая вокруг ее тела, была совсем новой и чистой. Его поразила бесхитростная покорность ее позы. Она не притворялась, не кокетничала, не пыталась украдкой взглянуть на него.
Он утвердился в выводах, к которым пришел ранее, увидев туго заплетенные косички и топорщившуюся шкуру, служившие прекрасной маскировкой. Все это отлично помогает ей скрыть пышные формы великолепного тела и роскошные блестящие волосы. Разумеется, ее лицо остается на виду, но привычка наклонять голову помогает отвлечь от него внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197