Я заберу ее оки, потому что не боюсь никакой онтатекиахты бледных воров. У нее здесь нет силы.
И Пойманный поднял костяную руку. Со всех сторон зазвучали стоны.
— А теперь посадите ее в клетку, где держат собак для еды. Стерегите ее. Она может быть опасна даже без своего оки. Не разговаривайте с ней и не дышите рядом с ней. Если она заговорит, бейте ее. В противном случае не трогайте ее. — Вождь обвел гневным взглядом лица окружающих. — Я сказал.
Анну подхватили под мышки и поволокли прочь. В это мгновение она заметила в толпе Гаку и увидела, как старуха покачала головой и прижала палец к губам. Пока ее утаскивали, индейцы шли за ней по поселку, выкрикивая слово, которого она раньше не знала и смысл которого теперь понимала даже слишком хороню.
— Онтатекиахта! Онтатекиахта! Онтатекиахта! — скандировали они.
— Ведьма! Ведьма! Ведьма!
* * *
Он развел огонь с подветренной стороны огромного нависающего валуна, который давал слабое укрытие от дождя. Внезапно налетевшая летняя гроза уже почти миновала, и теперь гром гремел далеко на востоке. Но она началась в тот момент, когда он еще находился на воде и боролся со своей утлой лодочкой. Гигантские копья молний вонзались в берег, на который он собирался высаживаться. Один удар пришелся в дерево, мгновенно превратившееся в адский костер, ставший прибрежным маяком. Он принял это как знак Бога и повернул каноэ к безопасному месту, поскольку всем известно, что молния не ударяет в одно дерево дважды. И кроме того, человек, которого он вытащил из реки, посинел от холода. А поскольку при нем не было ни кремня, ни туземного средства для разжигания огня, пылающее дерево показалось иезуиту весьма удачным местом, где можно найти тепло.
Теперь Томас смотрел на юношу, который подтянул колени к груди и обхватил их руками. Он лежал на оленьей шкуре, которую Томас прихватил в деревне. Ледяная синева его щек сменилась краснотой. Судорожные вздохи прекратились. Парень даже начал что-то бормотать, мотая головой. Им овладел сон — и, возможно, у него начиналась лихорадка. Но лучше уж горячечный бред, чем окостенелая неподвижность. Поначалу Томас счел, что опоздал и молодого человека уже не спасти.
— Божья воля, — пробормотал иезуит, сильнее кутаясь в свой черный плащ.
С неба снова посыпались раскаты грома. Томас увидел, как новые молнии ударили в противоположный берег — возможно, рядом с деревней, откуда он уехал. Вероятно, из-за дождя все сидят по домам. Кто знает, может быть, его еще не хватились. На Томаса Лоули почти не обращали внимания, тогда как Джанни Ромбо эти дикари охотно приняли в свои воинственные сердца.
Юноша, лежавший у костра, заговорил громче. Слова изливались из его уст сплошным потоком. Слова, которых Томас не понимал. Однако иезуит узнавал речь туземцев, которая странным образом перемежалась французским. И эти французские фразы холодили сильнее дождя. Дрожа, Томас бросил в огонь еще одно полено.
В видениях Тагай сражался с демонами. Они придавливали ему грудь огромными камнями, лишая тело воздуха. Они прижигали его каленым железом, рубили ржавыми мечами. А потом его внезапно сжали руки — татуированные, крепкие как сталь, необоримые. Его раздевали, переворачивали, ему раздвигали ноги…
— Анна-эдда! — закричал он, шарахаясь от языков пламени, которые обжигали его, от рук, которые тянулись к нему…
Он ударился о крепкие каменные стены. Какая-то фигура поднялась из-за огня, расправляя громадные черные крылья.
— Демон! — завопил Тагай, пытаясь зарыться в неуступчивый камень и скребя ногами по гальке. А потом ноги отказали ему, и он упал, закрывая лицо руками и дожидаясь прикосновения дьявола, который сейчас потащит его в ад.
— Тагай! — Донесшийся до него голос был мягким и говорил по-французски. — Это — твое имя, так?
Сквозь перекрестье рук Тагай посмотрел на темную тень, которая уже сложила крылья и опустилась обратно на землю. У демона оказалось человеческое лицо с проседью в волосах и бороде.
— Что ты за демон? — Голос у юноши дрожал.
— Мое имя — Томас Лоули.
— Падший ангел? Тот улыбнулся:
— Всего лишь человек. Иначе я смог бы разжечь огонь помощнее этого. — Он указал на горящий ствол. — Тем не менее это все, что у нас есть, а вид у тебя замерзший. Подойди ближе, друг.
Тагая снова начало трясти. Однако он не пошевельнулся.
— Разве это не ад? Разве я не утонул?
— Это не ад, и ты не утонул. Садись к теплу, и я все тебе объясню.
Тагай, которого била крупная дрожь, заковылял к огню, но споткнулся и упал. Томас сорвал с себя плащ и закутал им юношу.
— Спокойно, мой друг. Выпей это. Тагай сделал глоток и поперхнулся.
— Бренди? Откуда оно здесь?
— Это — последнее бренди с корабля, того, что последовал за вами из Сан-Мало.
Тагай выпил еще немного. Желанное тепло начало разливаться в его груди.
— А как… — начал было он.
Томас постарался объяснить все как можно проще. Тагай слушал его в изумленном молчании — только глаза у него расширялись все больше и больше. Иезуит рассказывал своему собеседнику о преследовании через океан, о пленении всей команды корабля татуированными воинами, о роли, которую Джанни сыграл в засаде на охотников из племени Оленей… Томаса беспокоили планы Джанни. Иезуит последовал за боевым отрядом индейцев и видел, как мимо берега проплыло сперва пустое каноэ, а потом — еще два с преследующими его воинами. И тогда он отправился в противоположном направлении, надеясь найти загнанного человека еще живым.
Тагай еще раз поднес к губам фляжку.
— Но как я не утонул? Олень утащил меня на глубину. Я не мог подняться обратно.
— Именно олень и привел меня к тебе. Иначе я не увидел бы тебя в воде. Ты всплыл на поверхность, и мне удалось вытащить тебя, даже не опрокинув лодку. Мне показалось, что ты умер. Но когда-то я был священником у рыбаков в Португалии, так что немного знал, что делать в таких случаях. Когда ты изверг из себя воду, то потерял сознание. И я продолжал считать, что ты вот-вот умрешь от переохлаждения.
— Но я жив. — Тагай поднял трясущуюся руку и изумленно посмотрел на нее. — Боги меня пощадили.
— Господь тебя спас, — поправил его Томас, — и любовь Иисуса Христа. Его не напрасно называют Спасителем. Ибо разве Он не ходил по водам? Я пришел сюда в подражание Его любви. Господь привел меня сюда, возможно, именно для этого — чтобы спасти тебя.
— Так ты ради этого приплыл сюда, Томас Лоули? Не для того, чтобы увезти назад оки королевы?
И внезапно вместе с этим простым вопросом к Томасу пришло понимание. Казалось, на мгновение мир озарила молния, оставившая после удара ровное пламя — такое, как этот костер. Томасом Лоули двигало не дело иезуитов, не Христова работа, не жажда его господина получить руку Анны Болейн в качестве оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
И Пойманный поднял костяную руку. Со всех сторон зазвучали стоны.
— А теперь посадите ее в клетку, где держат собак для еды. Стерегите ее. Она может быть опасна даже без своего оки. Не разговаривайте с ней и не дышите рядом с ней. Если она заговорит, бейте ее. В противном случае не трогайте ее. — Вождь обвел гневным взглядом лица окружающих. — Я сказал.
Анну подхватили под мышки и поволокли прочь. В это мгновение она заметила в толпе Гаку и увидела, как старуха покачала головой и прижала палец к губам. Пока ее утаскивали, индейцы шли за ней по поселку, выкрикивая слово, которого она раньше не знала и смысл которого теперь понимала даже слишком хороню.
— Онтатекиахта! Онтатекиахта! Онтатекиахта! — скандировали они.
— Ведьма! Ведьма! Ведьма!
* * *
Он развел огонь с подветренной стороны огромного нависающего валуна, который давал слабое укрытие от дождя. Внезапно налетевшая летняя гроза уже почти миновала, и теперь гром гремел далеко на востоке. Но она началась в тот момент, когда он еще находился на воде и боролся со своей утлой лодочкой. Гигантские копья молний вонзались в берег, на который он собирался высаживаться. Один удар пришелся в дерево, мгновенно превратившееся в адский костер, ставший прибрежным маяком. Он принял это как знак Бога и повернул каноэ к безопасному месту, поскольку всем известно, что молния не ударяет в одно дерево дважды. И кроме того, человек, которого он вытащил из реки, посинел от холода. А поскольку при нем не было ни кремня, ни туземного средства для разжигания огня, пылающее дерево показалось иезуиту весьма удачным местом, где можно найти тепло.
Теперь Томас смотрел на юношу, который подтянул колени к груди и обхватил их руками. Он лежал на оленьей шкуре, которую Томас прихватил в деревне. Ледяная синева его щек сменилась краснотой. Судорожные вздохи прекратились. Парень даже начал что-то бормотать, мотая головой. Им овладел сон — и, возможно, у него начиналась лихорадка. Но лучше уж горячечный бред, чем окостенелая неподвижность. Поначалу Томас счел, что опоздал и молодого человека уже не спасти.
— Божья воля, — пробормотал иезуит, сильнее кутаясь в свой черный плащ.
С неба снова посыпались раскаты грома. Томас увидел, как новые молнии ударили в противоположный берег — возможно, рядом с деревней, откуда он уехал. Вероятно, из-за дождя все сидят по домам. Кто знает, может быть, его еще не хватились. На Томаса Лоули почти не обращали внимания, тогда как Джанни Ромбо эти дикари охотно приняли в свои воинственные сердца.
Юноша, лежавший у костра, заговорил громче. Слова изливались из его уст сплошным потоком. Слова, которых Томас не понимал. Однако иезуит узнавал речь туземцев, которая странным образом перемежалась французским. И эти французские фразы холодили сильнее дождя. Дрожа, Томас бросил в огонь еще одно полено.
В видениях Тагай сражался с демонами. Они придавливали ему грудь огромными камнями, лишая тело воздуха. Они прижигали его каленым железом, рубили ржавыми мечами. А потом его внезапно сжали руки — татуированные, крепкие как сталь, необоримые. Его раздевали, переворачивали, ему раздвигали ноги…
— Анна-эдда! — закричал он, шарахаясь от языков пламени, которые обжигали его, от рук, которые тянулись к нему…
Он ударился о крепкие каменные стены. Какая-то фигура поднялась из-за огня, расправляя громадные черные крылья.
— Демон! — завопил Тагай, пытаясь зарыться в неуступчивый камень и скребя ногами по гальке. А потом ноги отказали ему, и он упал, закрывая лицо руками и дожидаясь прикосновения дьявола, который сейчас потащит его в ад.
— Тагай! — Донесшийся до него голос был мягким и говорил по-французски. — Это — твое имя, так?
Сквозь перекрестье рук Тагай посмотрел на темную тень, которая уже сложила крылья и опустилась обратно на землю. У демона оказалось человеческое лицо с проседью в волосах и бороде.
— Что ты за демон? — Голос у юноши дрожал.
— Мое имя — Томас Лоули.
— Падший ангел? Тот улыбнулся:
— Всего лишь человек. Иначе я смог бы разжечь огонь помощнее этого. — Он указал на горящий ствол. — Тем не менее это все, что у нас есть, а вид у тебя замерзший. Подойди ближе, друг.
Тагая снова начало трясти. Однако он не пошевельнулся.
— Разве это не ад? Разве я не утонул?
— Это не ад, и ты не утонул. Садись к теплу, и я все тебе объясню.
Тагай, которого била крупная дрожь, заковылял к огню, но споткнулся и упал. Томас сорвал с себя плащ и закутал им юношу.
— Спокойно, мой друг. Выпей это. Тагай сделал глоток и поперхнулся.
— Бренди? Откуда оно здесь?
— Это — последнее бренди с корабля, того, что последовал за вами из Сан-Мало.
Тагай выпил еще немного. Желанное тепло начало разливаться в его груди.
— А как… — начал было он.
Томас постарался объяснить все как можно проще. Тагай слушал его в изумленном молчании — только глаза у него расширялись все больше и больше. Иезуит рассказывал своему собеседнику о преследовании через океан, о пленении всей команды корабля татуированными воинами, о роли, которую Джанни сыграл в засаде на охотников из племени Оленей… Томаса беспокоили планы Джанни. Иезуит последовал за боевым отрядом индейцев и видел, как мимо берега проплыло сперва пустое каноэ, а потом — еще два с преследующими его воинами. И тогда он отправился в противоположном направлении, надеясь найти загнанного человека еще живым.
Тагай еще раз поднес к губам фляжку.
— Но как я не утонул? Олень утащил меня на глубину. Я не мог подняться обратно.
— Именно олень и привел меня к тебе. Иначе я не увидел бы тебя в воде. Ты всплыл на поверхность, и мне удалось вытащить тебя, даже не опрокинув лодку. Мне показалось, что ты умер. Но когда-то я был священником у рыбаков в Португалии, так что немного знал, что делать в таких случаях. Когда ты изверг из себя воду, то потерял сознание. И я продолжал считать, что ты вот-вот умрешь от переохлаждения.
— Но я жив. — Тагай поднял трясущуюся руку и изумленно посмотрел на нее. — Боги меня пощадили.
— Господь тебя спас, — поправил его Томас, — и любовь Иисуса Христа. Его не напрасно называют Спасителем. Ибо разве Он не ходил по водам? Я пришел сюда в подражание Его любви. Господь привел меня сюда, возможно, именно для этого — чтобы спасти тебя.
— Так ты ради этого приплыл сюда, Томас Лоули? Не для того, чтобы увезти назад оки королевы?
И внезапно вместе с этим простым вопросом к Томасу пришло понимание. Казалось, на мгновение мир озарила молния, оставившая после удара ровное пламя — такое, как этот костер. Томасом Лоули двигало не дело иезуитов, не Христова работа, не жажда его господина получить руку Анны Болейн в качестве оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141