Молодой человек приложил носик трубки к губам, всосал немного дымного воздуха, кашлянул и собрался передать странное приспособление Томасу. Однако хозяин костра остался недоволен.
— Нет, Молодой Пес, — проговорил он, используя имя, которым Джанни случайно назвался на поляне, — это следует делать так.
И хозяин продемонстрировал еще один глубокий вдох. После этого, вложив юноше носик курительной трубки в рот, снова поднес к чашечке горящую щепку. На этот раз Джанни присосался сильнее, чашечка затлела — ив следующий миг обжигающая струя пробежала по его глотке до самой груди. Изо рта у него вырвалось облако дыма. Он отчаянно закашлялся.
Сожженные Волосы радостно засмеялся, и этот смех подхватили находившиеся в хижине мужчины и женщины, незаметно наблюдавшие за ними. Томасу удалось затянуться не так глубоко, поэтому он кашлял не так сильно, как его товарищ. Однако когда струя дыма покинула его легкие, мозг его вдруг головокружительно заработал. Томас почувствовал одновременно тошноту и странное возбуждение.
Похоже, Джанни испытал только неприятные ощущения. Даже сквозь густой дым очага было видно, как он позеленел.
— Что… что это такое? — пролепетал молодой человек, вызвав новый взрыв смеха у хозяина очага.
Когда Сожженные Волосы перевел его вопрос собравшимся, его смех подхватили и остальные.
— В вашем языке такого слова нет. Мы называем его «ойегваве». Хотя люди, которые ловили со мной рыбу, прозвали его «табак», потому что именно такой звук они издавали, когда кашляли. — Индеец снова засмеялся. — Он помогает лучше думать и проясняет голову.
Томас собрался было признаться, что на него «табак» подействовал совсем по-другому, хоть он и начал получать от него удовольствие, но тут Сожженные Волосы внезапно встал. Он смотрел за спины своих гостей, на дверь хижины. Томас обернулся. Какой-то старый человек манил к себе их хозяина. Тот подошел, выслушал старейшину, а потом вернулся к очагу. Снова засунув руку под настил, он извлек ожерелье из раковин, которое сразу же надел. После этого появилась еще одна трубка, но у этой был деревянный черенок длиной в руку, а на самой глиняной чашечке оказалось умело вырезанное лицо воина. Вдоль ее тянулся плетеный шнур, который индеец набросил себе на плечо.
— Пошли, — сказал он. — Мы идем на ходеозе.
— А что… — прохрипел Джанни, с трудом втягивая воздух в надорванное горло. — Что это такое?
— Вам оказана честь, — ответил Сожженные Волосы, — Это… как это на вашем языке? Встреча вождей или…
— Совет?
— Вот, — подтвердилиндеец. — Вы услышите решение совета.
* * *
Здание совета по длине и ширине вдвое превосходило то жилище, из которого они пришли. К стенам, сложенным из кедровых плашек, были подвешены щиты, украшенные перьями и узорами из бусин. Между ними красной краской мерцали маски рогатого оленя, волка и медведя — казалось, они двигаются в отблесках, которые отбрасывали три костра, разложенные на земляном полу на расстоянии дюжины шагов друг от друга. По одну сторону свободного пространства, лицом к огню, сидели не меньше двадцати мужчин. Некоторые — более старые — были обвешаны огромными ожерельями из раковин и бусин. Другие, помоложе, обнажили грудь, чтобы лучше видны были сложные татуировки. Прически у старейшин оказались разными: у некоторых седеющие пряди были разделены пробором и свисали по обе стороны лица, у других волосы висели только с одной стороны, а вторая была начисто выбрита. Более молодые были причесаны одинаково: лысые головы с одной длинной прядью на макушке, похожей на лошадиную гриву. Их волосы, скрученные и намасленные, свисали на спину.
«Это — воины», — решил Джанни, и его предположение подтвердилось, когда он узнал среди собравшихся Уходящего Дня. Отпечаток пистолетного дула все еще выделялся красным кругом у него на лбу, и Джанни чуть вздрогнул, вспомнив, насколько близок он был к тому, чтобы выстрелить. Только сейчас он осознал, насколько высок этот воин — а он был не выше своих товарищей. Они казались особенно рослыми по контрасту с теми, кто стоял перед ними по другую сторону огня, — матросами «Дыхания Святого Этьенна», захваченными в плен.
Моряки бросили на вновь пришедших испуганные, умоляющие взгляды. Хотя в течение долгого плавания Томас часто руководил их молитвами, сейчас в спасении нуждались отнюдь не их души. Ведь это Джанни Ромбо убил их капитана, Ферро, когда тот отказался плыть вверх по реке. Именно Джанни и стал причиной их пленения. Однако он же спас их всех от верной и ужасающей гибели. Всех, кроме несчастного Анжелема. Теперь Джанни был их единственной надеждой. Даже старый мастер по парусам, Фроншар, склонил голову, когда молодой человек-замер в конце шеренги.
У каждого из туземцев имелась длинная трубка — как та, что взял с собой Сожженные Волосы. Словно по сигналу, они подняли их и сделали через них глубокий вдох. Когда Джанни и Томас заняли свои места, в сторону крыши были направлены густые струи. Ничто больше здесь не шевелилось, только плавающие в воздухе клубы дыма. А единственным звуком в ней стало частое дыхание пленных.
Самый пожилой из старейшин, чья густая седая шевелюра была перехвачена на лбу лентой из змеиной кожи, сделал знак Сожженным Волосам. Он произнес несколько слов. Их проводник кивнул и повернулся.
— Ганеодио, которого вы, наверное, назвали бы Красивым Озером, — главный сахем нундаваоно, племени Великой Горы, нашего народа. Он велел мне говорить с вами и сказать мысли совета. А потом мы выслушаем ваши мысли.
Замолчав, он кивнул старейшине, который тут же снова заговорил. Томаса моментально успокоили интонации его речи. Хотя он не понимал ни единого слова, она была мелодичной. Подъемы и падения голоса, плавное течение фраз указывали на хорошо взвешенные мысли, которые излагались весьма красноречиво. Когда Томас — начинающий иезуит — изучал великих римских ораторов, таких, как Цицерон и Катон, он наслаждался красотой латинского языка, если им пользовались талантливые учителя. Однако неожиданно он почувствовал, что мало кому из знаменитых риторов античности удалось бы сравняться с выступающим сейчас человеком.
Перевод, по необходимости, был бледным и обрывочным подобием этой дивной речи. Однако и Томас, и Джанни поняли, что прибыли в переломный момент войны своих хозяев с их давними врагами, которые обитали на плодородных землях на противоположном берегу огромной реки. Великий Дух благословил костяные ножи, боевые пальцы и луки своего избранного народа — и они сожгли дотла немало вражеских домов. Поселок за поселком превращался в пепел, и вот теперь эти враги (оратор назвал их тахонтенратами, племенем Белоухого Оленя) были оттеснены к своему последнему, самому крупному поселению под скалами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
— Нет, Молодой Пес, — проговорил он, используя имя, которым Джанни случайно назвался на поляне, — это следует делать так.
И хозяин продемонстрировал еще один глубокий вдох. После этого, вложив юноше носик курительной трубки в рот, снова поднес к чашечке горящую щепку. На этот раз Джанни присосался сильнее, чашечка затлела — ив следующий миг обжигающая струя пробежала по его глотке до самой груди. Изо рта у него вырвалось облако дыма. Он отчаянно закашлялся.
Сожженные Волосы радостно засмеялся, и этот смех подхватили находившиеся в хижине мужчины и женщины, незаметно наблюдавшие за ними. Томасу удалось затянуться не так глубоко, поэтому он кашлял не так сильно, как его товарищ. Однако когда струя дыма покинула его легкие, мозг его вдруг головокружительно заработал. Томас почувствовал одновременно тошноту и странное возбуждение.
Похоже, Джанни испытал только неприятные ощущения. Даже сквозь густой дым очага было видно, как он позеленел.
— Что… что это такое? — пролепетал молодой человек, вызвав новый взрыв смеха у хозяина очага.
Когда Сожженные Волосы перевел его вопрос собравшимся, его смех подхватили и остальные.
— В вашем языке такого слова нет. Мы называем его «ойегваве». Хотя люди, которые ловили со мной рыбу, прозвали его «табак», потому что именно такой звук они издавали, когда кашляли. — Индеец снова засмеялся. — Он помогает лучше думать и проясняет голову.
Томас собрался было признаться, что на него «табак» подействовал совсем по-другому, хоть он и начал получать от него удовольствие, но тут Сожженные Волосы внезапно встал. Он смотрел за спины своих гостей, на дверь хижины. Томас обернулся. Какой-то старый человек манил к себе их хозяина. Тот подошел, выслушал старейшину, а потом вернулся к очагу. Снова засунув руку под настил, он извлек ожерелье из раковин, которое сразу же надел. После этого появилась еще одна трубка, но у этой был деревянный черенок длиной в руку, а на самой глиняной чашечке оказалось умело вырезанное лицо воина. Вдоль ее тянулся плетеный шнур, который индеец набросил себе на плечо.
— Пошли, — сказал он. — Мы идем на ходеозе.
— А что… — прохрипел Джанни, с трудом втягивая воздух в надорванное горло. — Что это такое?
— Вам оказана честь, — ответил Сожженные Волосы, — Это… как это на вашем языке? Встреча вождей или…
— Совет?
— Вот, — подтвердилиндеец. — Вы услышите решение совета.
* * *
Здание совета по длине и ширине вдвое превосходило то жилище, из которого они пришли. К стенам, сложенным из кедровых плашек, были подвешены щиты, украшенные перьями и узорами из бусин. Между ними красной краской мерцали маски рогатого оленя, волка и медведя — казалось, они двигаются в отблесках, которые отбрасывали три костра, разложенные на земляном полу на расстоянии дюжины шагов друг от друга. По одну сторону свободного пространства, лицом к огню, сидели не меньше двадцати мужчин. Некоторые — более старые — были обвешаны огромными ожерельями из раковин и бусин. Другие, помоложе, обнажили грудь, чтобы лучше видны были сложные татуировки. Прически у старейшин оказались разными: у некоторых седеющие пряди были разделены пробором и свисали по обе стороны лица, у других волосы висели только с одной стороны, а вторая была начисто выбрита. Более молодые были причесаны одинаково: лысые головы с одной длинной прядью на макушке, похожей на лошадиную гриву. Их волосы, скрученные и намасленные, свисали на спину.
«Это — воины», — решил Джанни, и его предположение подтвердилось, когда он узнал среди собравшихся Уходящего Дня. Отпечаток пистолетного дула все еще выделялся красным кругом у него на лбу, и Джанни чуть вздрогнул, вспомнив, насколько близок он был к тому, чтобы выстрелить. Только сейчас он осознал, насколько высок этот воин — а он был не выше своих товарищей. Они казались особенно рослыми по контрасту с теми, кто стоял перед ними по другую сторону огня, — матросами «Дыхания Святого Этьенна», захваченными в плен.
Моряки бросили на вновь пришедших испуганные, умоляющие взгляды. Хотя в течение долгого плавания Томас часто руководил их молитвами, сейчас в спасении нуждались отнюдь не их души. Ведь это Джанни Ромбо убил их капитана, Ферро, когда тот отказался плыть вверх по реке. Именно Джанни и стал причиной их пленения. Однако он же спас их всех от верной и ужасающей гибели. Всех, кроме несчастного Анжелема. Теперь Джанни был их единственной надеждой. Даже старый мастер по парусам, Фроншар, склонил голову, когда молодой человек-замер в конце шеренги.
У каждого из туземцев имелась длинная трубка — как та, что взял с собой Сожженные Волосы. Словно по сигналу, они подняли их и сделали через них глубокий вдох. Когда Джанни и Томас заняли свои места, в сторону крыши были направлены густые струи. Ничто больше здесь не шевелилось, только плавающие в воздухе клубы дыма. А единственным звуком в ней стало частое дыхание пленных.
Самый пожилой из старейшин, чья густая седая шевелюра была перехвачена на лбу лентой из змеиной кожи, сделал знак Сожженным Волосам. Он произнес несколько слов. Их проводник кивнул и повернулся.
— Ганеодио, которого вы, наверное, назвали бы Красивым Озером, — главный сахем нундаваоно, племени Великой Горы, нашего народа. Он велел мне говорить с вами и сказать мысли совета. А потом мы выслушаем ваши мысли.
Замолчав, он кивнул старейшине, который тут же снова заговорил. Томаса моментально успокоили интонации его речи. Хотя он не понимал ни единого слова, она была мелодичной. Подъемы и падения голоса, плавное течение фраз указывали на хорошо взвешенные мысли, которые излагались весьма красноречиво. Когда Томас — начинающий иезуит — изучал великих римских ораторов, таких, как Цицерон и Катон, он наслаждался красотой латинского языка, если им пользовались талантливые учителя. Однако неожиданно он почувствовал, что мало кому из знаменитых риторов античности удалось бы сравняться с выступающим сейчас человеком.
Перевод, по необходимости, был бледным и обрывочным подобием этой дивной речи. Однако и Томас, и Джанни поняли, что прибыли в переломный момент войны своих хозяев с их давними врагами, которые обитали на плодородных землях на противоположном берегу огромной реки. Великий Дух благословил костяные ножи, боевые пальцы и луки своего избранного народа — и они сожгли дотла немало вражеских домов. Поселок за поселком превращался в пепел, и вот теперь эти враги (оратор назвал их тахонтенратами, племенем Белоухого Оленя) были оттеснены к своему последнему, самому крупному поселению под скалами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141