Кровь преступников, и невинных, и просто неудачников. Их жизненная сила текла по этим самым канавкам и давно была стерта, но какие-то ее следы все еще оставались — малые частички каждой отлетевшей души. И среди них — частичка его королевы, Анны Болейн, чья улыбка стала только воспоминанием. Ее кровь тоже когда-то текла здесь, кровь из шеи, из запястья — как теперь кровь его сына. Его меч отведал крови сверх меры. Он отведал ее более чем достаточно.
Когда люди его сына надвинулись на французского палача, опасливо выставив вперед свои клинки, Жан выпрямился и сделал то, что делал за свою жизнь всего трижды: один раз — на поле битвы, один раз — на бойне и один раз — на перекрестке дорог в долине Луары. Жан Ромбо пригнулся, расправил все еще мощные плечи и бросил меч высоко в воздух. Он описал плавную дугу, поднявшись над носом корабля, над запрокинутым лицом его дорогой дочери, и поймал лучи солнца. Чайки с криками понеслись к его вращающемуся блеску, но меч тупым концом вонзился в волну и исчез прежде, чем хоть одна птица успела причинить себе вред.
Жан воздел руки к синему небу. Первый солдат сделал выпад. Удар не встретил сопротивления и вошел в тело. За ним последовали новые, небо побагровело, и Жан Ромбо рухнул под ударами десятка мечей.
— Нет! — завопил Джанни за мгновение до того, как мушкетная пуля пролетела мимо него и разнесла голову лейтенанта, занятого убийством.
Следом раздались два пистолетных выстрела — и еще двое нападавших завалились назад. Остальные замерли, оглядываясь на мол, по которому к ним стремительно мчались двое. Солнечные лучи отражались от двух кривых сабель и боевого топора на длинной рукояти.
— Хаконсон! — закричали скандинавы, сталкиваясь с людьми Джанни.
Те рассыпались, отчаянно защищаясь — и отчаянно умирая. Только двое уцелели, и то лишь потому, что бросились в воду.
Бекк прибежала в тот момент, когда упал последний солдат, из дула ее мушкета еще поднимался дымок.
— Говорите: они живы? — с трудом произнесла Бекк.
— Твой сын жив.
Хакон указал топором туда, где продолжал лежать Джанни, зажимая тонкий кровавый порез на шее и устремив на них безумные, недоумевающие глаза. А потом скандинав принялся растаскивать тела. Когда Жана вытащили наверх, Бекк с рыданием опустилась на мол и положила его голову себе на колени.
— Ох, Жан, мой Жан! Что теперь они с тобой сделали? На кровавом полотне, в которое превратилось его лицо, медленно открылись глаза.
— Небеса — и так быстро! — прошептал он. — Ждать совсем не пришлось. — Тут его лоб наморщился. — Но как это ты попала сюда раньше меня?
— Ты жив! Любимый мой, жизнь моя! Надо найти тебе врача! Быстрее… — Она повернулась к остальным. — Хакон! Фуггер! Почему вы стоите?
Фуггер подошел к ней и осторожно положил руку ей на плечо. Взгляд Жана переместился на него.
— Как ты, Жан?
— Умираю, Фуггер. А ты? Немец невольно улыбнулся.
— А я жив. Моя Мария спасена. А твоя Анна — она была на том корабле?
Жан слабо кивнул:
— Обе Анны. Они ищут покой в Новом Свете. Хакон? Он не видел друга, но размер тени, заслонившей солнце, показался ему знакомым.
— Да, карлик?
— Позаботься о Бекк.
— Обязательно, дружище.
— «Позаботься о Бекк»? — вскричала его жена. — Я сама буду заботиться о себе, как всегда, Жан Ромбо! Неужели ты считаешь, что мне нужна защита какого-то мужчины, потому что я так слаба, такая баба, что… что…
У нее перехватило дыхание и брызнули слезы.
Голос Жана стал таким тихим, что его могла расслышать только Бекк.
— Ты — воин. И моя любимая.
Она прошептала:
— А ты — мой любимый.
Она наклонилась, чтобы поцеловать его, слезы сорвались с ее щек и упали ему на лицо.
Он охотно подставил лицо этой жгучей росе. Она была как благословение, падающее с небес, и, наконец почувствовав себя прощенным, Жан Ромбо умер.
Баюкая его, Ребекка начала выть — еврейский напев звучал на одной низкой ноте. Мария встала рядом с отцом, и теперь двое Фуггеров, Хакон и Эрик повернулись и устремили глаза на сына Жана Ромбо.
— Вы не понимаете! — В голосе Джанни появились ноты мольбы. — Он противился Божьей воле.
— Воле твоего Бога, Джанни, — тихо проговорил Фуггер. — Твоей интерпретации Его воли.
Голос юноши изменился, стал жестче.
— Служа той английской ведьме, он служил дьяволу.
— Он служил своей правде.
— Нет! — взвыл Джанни, яростно глядя на устремленные на него глаза. — Он проклял нас, проклял нас всех. И только я могу снять это проклятье!
— И только я могу тебе помочь.
Новый голос принадлежал хромому мужчине в черном одеянии, мимо которого они пробежали.
Томас Лоули подошел к Джанни, наклонился и помог ему встать.
— Пошли отсюда, Джанни! Пойдем.
Стряхнув участливую руку, Джанни начал поворачиваться. А потом посмотрел вниз, увидел своего мертвого отца на руках у своей воющей матери и шагнул к родителям. Голосом, потерявшим вызов, Джанни произнес:
— Матушка?
Глаза Бекк были полны слез, и она различала фигуру сына словно сквозь пелену. Она встряхнула головой и просто секунду смотрела на него — так, как смотрят на человека совершенно незнакомого. А потом снова наклонилась над трупом и тихо завыла.
На этот раз Джанни подчинился руке, увлекавшей его прочь. Первый шаг дался трудно, второй — немного легче. Вскоре это уже он тащил хромого мужчину с причала. Джанни Ромбо видел, как каравелла скользила по волнам, унося с собой их семейное проклятье. А еще он сообразил, что у причала остались и другие суда.
Давние знакомцы проводили юношу взглядом и вернулись к живой и умершему.
— Нам надо его похоронить, — сказал Фуггер. Хакон покачал головой и нагнулся, прикоснувшись к плечу Бекк.
— У меня есть другая мысль.
* * *
К закату они уже все приготовили. Они как смогли перевязали ему раны, умыли лицо, завернули в новый плащ. Эрик вложил ему в руки кривую саблю.
— Пусть это не его собственный меч, — проговорил Хакон, кладя руку сыну на плечо, — но Ромбо знал толк в хороших клинках.
Он снова наклонился к носу плоскодонки, в которую уложили Жана, и своим ножомвырезал на дереве гигантское «Р».
— Руна путешествий, — сказал он.
Фуггер поставил в ногах Жана бутыль с вином.
— Ты захочешь выпить, когда проснешься, дружище. Оно не такое хорошее, как с твоих собственных виноградников. Но тебе будет с чем сравнить твой следующий урожай.
Хакон греб, Бекк сидела сзади. Эрик последовал за ними во второй лодке, с Фуггерами. Закатное солнце заливало спокойные волны багрянцем и медью. Когда Хакон сушил весла, Эрик подвел свою лодку к первой и рукой придержал борта. Скандинав перелез к нему, оставив Бекк держать тело.
Она прошептала:
— Мне нечего тебе дать, Жан. Я могу только пообещать: тебя никогда не забудут. Мы часто будем рассказывать твою историю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Когда люди его сына надвинулись на французского палача, опасливо выставив вперед свои клинки, Жан выпрямился и сделал то, что делал за свою жизнь всего трижды: один раз — на поле битвы, один раз — на бойне и один раз — на перекрестке дорог в долине Луары. Жан Ромбо пригнулся, расправил все еще мощные плечи и бросил меч высоко в воздух. Он описал плавную дугу, поднявшись над носом корабля, над запрокинутым лицом его дорогой дочери, и поймал лучи солнца. Чайки с криками понеслись к его вращающемуся блеску, но меч тупым концом вонзился в волну и исчез прежде, чем хоть одна птица успела причинить себе вред.
Жан воздел руки к синему небу. Первый солдат сделал выпад. Удар не встретил сопротивления и вошел в тело. За ним последовали новые, небо побагровело, и Жан Ромбо рухнул под ударами десятка мечей.
— Нет! — завопил Джанни за мгновение до того, как мушкетная пуля пролетела мимо него и разнесла голову лейтенанта, занятого убийством.
Следом раздались два пистолетных выстрела — и еще двое нападавших завалились назад. Остальные замерли, оглядываясь на мол, по которому к ним стремительно мчались двое. Солнечные лучи отражались от двух кривых сабель и боевого топора на длинной рукояти.
— Хаконсон! — закричали скандинавы, сталкиваясь с людьми Джанни.
Те рассыпались, отчаянно защищаясь — и отчаянно умирая. Только двое уцелели, и то лишь потому, что бросились в воду.
Бекк прибежала в тот момент, когда упал последний солдат, из дула ее мушкета еще поднимался дымок.
— Говорите: они живы? — с трудом произнесла Бекк.
— Твой сын жив.
Хакон указал топором туда, где продолжал лежать Джанни, зажимая тонкий кровавый порез на шее и устремив на них безумные, недоумевающие глаза. А потом скандинав принялся растаскивать тела. Когда Жана вытащили наверх, Бекк с рыданием опустилась на мол и положила его голову себе на колени.
— Ох, Жан, мой Жан! Что теперь они с тобой сделали? На кровавом полотне, в которое превратилось его лицо, медленно открылись глаза.
— Небеса — и так быстро! — прошептал он. — Ждать совсем не пришлось. — Тут его лоб наморщился. — Но как это ты попала сюда раньше меня?
— Ты жив! Любимый мой, жизнь моя! Надо найти тебе врача! Быстрее… — Она повернулась к остальным. — Хакон! Фуггер! Почему вы стоите?
Фуггер подошел к ней и осторожно положил руку ей на плечо. Взгляд Жана переместился на него.
— Как ты, Жан?
— Умираю, Фуггер. А ты? Немец невольно улыбнулся.
— А я жив. Моя Мария спасена. А твоя Анна — она была на том корабле?
Жан слабо кивнул:
— Обе Анны. Они ищут покой в Новом Свете. Хакон? Он не видел друга, но размер тени, заслонившей солнце, показался ему знакомым.
— Да, карлик?
— Позаботься о Бекк.
— Обязательно, дружище.
— «Позаботься о Бекк»? — вскричала его жена. — Я сама буду заботиться о себе, как всегда, Жан Ромбо! Неужели ты считаешь, что мне нужна защита какого-то мужчины, потому что я так слаба, такая баба, что… что…
У нее перехватило дыхание и брызнули слезы.
Голос Жана стал таким тихим, что его могла расслышать только Бекк.
— Ты — воин. И моя любимая.
Она прошептала:
— А ты — мой любимый.
Она наклонилась, чтобы поцеловать его, слезы сорвались с ее щек и упали ему на лицо.
Он охотно подставил лицо этой жгучей росе. Она была как благословение, падающее с небес, и, наконец почувствовав себя прощенным, Жан Ромбо умер.
Баюкая его, Ребекка начала выть — еврейский напев звучал на одной низкой ноте. Мария встала рядом с отцом, и теперь двое Фуггеров, Хакон и Эрик повернулись и устремили глаза на сына Жана Ромбо.
— Вы не понимаете! — В голосе Джанни появились ноты мольбы. — Он противился Божьей воле.
— Воле твоего Бога, Джанни, — тихо проговорил Фуггер. — Твоей интерпретации Его воли.
Голос юноши изменился, стал жестче.
— Служа той английской ведьме, он служил дьяволу.
— Он служил своей правде.
— Нет! — взвыл Джанни, яростно глядя на устремленные на него глаза. — Он проклял нас, проклял нас всех. И только я могу снять это проклятье!
— И только я могу тебе помочь.
Новый голос принадлежал хромому мужчине в черном одеянии, мимо которого они пробежали.
Томас Лоули подошел к Джанни, наклонился и помог ему встать.
— Пошли отсюда, Джанни! Пойдем.
Стряхнув участливую руку, Джанни начал поворачиваться. А потом посмотрел вниз, увидел своего мертвого отца на руках у своей воющей матери и шагнул к родителям. Голосом, потерявшим вызов, Джанни произнес:
— Матушка?
Глаза Бекк были полны слез, и она различала фигуру сына словно сквозь пелену. Она встряхнула головой и просто секунду смотрела на него — так, как смотрят на человека совершенно незнакомого. А потом снова наклонилась над трупом и тихо завыла.
На этот раз Джанни подчинился руке, увлекавшей его прочь. Первый шаг дался трудно, второй — немного легче. Вскоре это уже он тащил хромого мужчину с причала. Джанни Ромбо видел, как каравелла скользила по волнам, унося с собой их семейное проклятье. А еще он сообразил, что у причала остались и другие суда.
Давние знакомцы проводили юношу взглядом и вернулись к живой и умершему.
— Нам надо его похоронить, — сказал Фуггер. Хакон покачал головой и нагнулся, прикоснувшись к плечу Бекк.
— У меня есть другая мысль.
* * *
К закату они уже все приготовили. Они как смогли перевязали ему раны, умыли лицо, завернули в новый плащ. Эрик вложил ему в руки кривую саблю.
— Пусть это не его собственный меч, — проговорил Хакон, кладя руку сыну на плечо, — но Ромбо знал толк в хороших клинках.
Он снова наклонился к носу плоскодонки, в которую уложили Жана, и своим ножомвырезал на дереве гигантское «Р».
— Руна путешествий, — сказал он.
Фуггер поставил в ногах Жана бутыль с вином.
— Ты захочешь выпить, когда проснешься, дружище. Оно не такое хорошее, как с твоих собственных виноградников. Но тебе будет с чем сравнить твой следующий урожай.
Хакон греб, Бекк сидела сзади. Эрик последовал за ними во второй лодке, с Фуггерами. Закатное солнце заливало спокойные волны багрянцем и медью. Когда Хакон сушил весла, Эрик подвел свою лодку к первой и рукой придержал борта. Скандинав перелез к нему, оставив Бекк держать тело.
Она прошептала:
— Мне нечего тебе дать, Жан. Я могу только пообещать: тебя никогда не забудут. Мы часто будем рассказывать твою историю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141