Германика же терзали сомнения иного рода. Несмотря на все последние бурные события, он еще не забыл «дело Агриппы Постума», брата своей жены. Ведь тогда и Кассий Херея, его верный соратник, и тот трибун из Рима, Гай Валерий Сабин, клятвенно заверяли, что императрица Ливия, его родная бабка, приложила руку к убийству молодого человека, да и Августу помогла поскорее отправиться в царство Плутона.
Однако конкретных, неопровержимых доказательств никто представить не мог. Сабин говорил, правда, о письме Августа к Тиберию и о завещании покойного цезаря, где тот, якобы, назвал все своими именами, но ни один из этих столь важных документов Германику так и не удалось прочитать. Завещание исчезло, сгорело вместе с храмом фортуны на Аврелиевой дороге, а Тиберий пока ни словом не обмолвился о том, что Август писал ему незадолго до смерти.
Конечно же, такой благородный, честный и открытый человек как Германик не мог подозревать кого-либо — а уж тем более своих близких — в серьезных преступлениях без убедительных доказательств.
Он решил просто откровенно поговорить с Тиберием и спросить цезаря, что тот думает по поводу предъявленных ему и императрице обвинений. Но это можно было сделать потом, когда будут уже улажены государственные дела, которые имеют приоритет.
Ведь как консул и приемный сын цезаря Германик был прежде всего слугой Отечества и лишь потом мог уделять внимание прочим вещам, пусть даже и таким важным с его точки зрения.
А потому в назначенный час бывший главнокомандующий Ренской армией появился в кабинете Тиберия и искренне, радушно приветствовал цезаря вместе с Ливией, которая сидела в невысоком кресле в углу комнаты.
Лишь одного астролога Фрасилла, неизменного спутника принцепса, который по своему обыкновению возлежал на кушетке, перебирая неспешно толстыми пальцами голубые бусинки на шнурке, он не почтил вниманием.
Хотя Германик сам был весьма суеверным, он не питал доверия к подобной публике, магам и прорицателям, которые по его глубокому убеждению черпали свои знания не от богов и наверняка знались со злыми духами, врагами рода человеческого.
Тиберий поднялся навстречу приемному сыну и вытянул к нему свои большие руки с кривыми пальцами. На лице цезаря играла улыбка, столь для него не характерная, а лысина блестела от пота, хотя в помещении вовсе не было жарко.
— Рад видеть тебя, сын, — несколько быстрее чем обычно произнес он. — Благодарен тебе за то, что ты принял мое приглашение и пришел разделить со мной бремя государственных забот.
— Это мой долг, — просто ответил Германик и повернулся к Ливии. — А как твое здоровье, бабушка? Надеюсь, неплохо?
— Терпимо, внучек, — ответила императрица, демонстрируя в улыбке свои редкие зубы. — Вполне сносно для моего возраста.
— Садись, Германик, — Тиберий указал ему на кресло.
Недавний триумфатор благодарно наклонил голову и опустился на подушки.
Тут же рабы внесли вино и закуски. Когда они расставили подносы на столах, Ливия резким движением руки приказала им удалиться. Это не ускользнуло от внимания Германика и молодой человек слегка нахмурился.
Почему же императрица распоряжается в апартаментах цезаря? Неужели правда то, что ему довелось уже услышать в Риме: его бабка вертит Тиберием как захочет, поскольку знает какую-то тайну, связанную с ним, и цезарь боится собственной матери как огня.
«Нет, это невозможно, — подумал Германик. — Это не по-римски. Где же достоинство верховного правителя огромной Империи?».
— Угощайся, сынок, — сладким голосом произнес Тиберий, указывая на еду и кувшины с вином. — Разговор у нас будет серьезный, так что не мешает подкрепиться.
Германик глотнул из кубка и машинально отщипнул одну виноградину от пышной грозди. Аппетита у него не было.
— Ну что ж, не будем терять времени, — заговорил цезарь. — Сейчас я попробую представить тебе обстановку, которая на сегодняшний день сложилась в государстве, а потом поговорим о том задании, которое я бы хотел тебе поручить.
Итак, начнем с Ренской границы. Ну, тут я ничего нового тебе сказать не могу — ты знаешь ситуацию гораздо лучше меня. Добавлю только, что назначение на должность главнокомандующего тамошними легионами уже получил Друз, мой сын и твой названный брат. Он отправится на место как только закончит свои дела в городе.
Кроме того, у меня есть сведения, что вождь херусков, этот ваш пресловутый Херман, оставил наконец безумную мысль соперничать с Римом и обратил свое внимание на земли племени маркоманнов, где вождем небезызвестный мне Маробод.
Ты, наверное помнишь, как лет десять назад этот варвар — а молодость он провел в Риме и кое-чему научился — сколотил крепкий Племенной союз и стал непосредственной угрозой Империи.
Тогда я сказал Августу, что Маробод для нас опаснее, чем Пирр и Ганнибал и Божественный со мной согласился. И набрал войско из двенадцати легионов и уже был готов стереть этих дерзких маркоманнов с лица земли, как вдруг начались волнения в Паннонии, которые переросли вскоре в открытое восстание.
Пришлось заключить с Марободом мир, и двигать армию на мятежников. Да, паннонцев я тогда разгромил, — Тиберий хихикнул, — но вот Богемия, где властвовал Маробод, так и осталось независимой и является ею до сих пор.
И союз его, должен сказать, не развалился, а наоборот, набирает силу. Это, кстати, было одной из причин, по которым я отозвал тебя из Германии. Ведь херусков ты уже изрядно отделал, а маркоманны пока еще не познакомились близко с мощью наших легионов и стоит, наверное, преподать им урок.
Тиберий махнул рукой и тряхнул головой.
— Я хотел сказать — стоило. Теперь — как я и предполагал, говоря тебе о пользе междоусобиц между варварами — нас, кажется, выручил твой приятель Херман.
По моим сведениям, он собрал кое-какую армию и двинул ее на юг, на земли маркоманнов. Что ж, кто бы не победил в этой войне, Рим извлечет свою выгоду. Если проиграет Херман, он будет окончательно раздавлен. Скорее всего его убьют свои же воины. А если слабее окажется Маробод — тоже не плохо. Мы лишимся опасного противника, постоянно угрожающего нам на границе Реции и Норика.
Итак, с германскими племенами ясно. Похоже, там сейчас наступит долгожданное затишье, и ты, дорогой мой сын, как никто послужил этому святому делу.
Тиберий одобрительно улыбнулся Германику и глотнул из своего кубка. Императрица тоже неартикулированным звуком выразила свое согласие с этим высказыванием.
— Спасибо, — с чувством ответил Германик. — Я рад, что у вас столь высокое мнение о моих заслугах, сам я оцениваю их намного скромнее. Тогда, если ты позволишь, отец, перейдем к следующему вопросу. Ведь Империя не ограничивается одной Германией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127