Все смешалось в один момент.
Стон и вопль повис над порядками варваров.
А легионеры методично косили их своими короткими острыми мечами, оттесняя все дальше. Столь большое скопление людей не могло быстро разбежаться по лесу — мешали густые деревья.
И германцы вязли в кустах и между стволами дубов, заклиная великих Манна и Одина спасти их жизни и поразить римлян. Но Юпитер с Марсом были, видимо, сильнее в тот день. Это солдаты поражали дикарей — безжалостно, размеренно, как на учениях.
Тем временем еще три легиона — Второй Августов, Тринадцатый Сдвоенный и Двадцать второй из Могонтиака атаковали хауков Зигштоса, рассеяли их по холмам и, оставив беспорядочно бегущих дикарей на расправу коннице, вновь повернули к долине.
А на вышедших из Тевтобургского леса дружинников Зигмирта — последний резерв германцев — напали бельгийцы и галлы под командой Гнея Домиция Агенобарба...
Побоище продолжалось еще два часа. Разгром был полный. На четыре мили вокруг земля была устелена мертвыми и умирающими варварами. От огромной армии Племенного союза не осталось почти ничего.
* * *
Египтянин Каллон, сидевший под охраной в палатке на краю германского лагеря, с тревогой прислушивался к шуму боя, который все приближался. Он в отчаянии кусал свои бледные губы и шепотом молился Исиде, Осирису и Гору. Каллон чувствовал, что дело для него оборачивается довольно скверно.
Из отрывистых реплик своих стражей, стоявших перед шатром, он понял, что все попытки германцев остановить римлян ни к чему не приводят и вот-вот легионеры окончательно сломят их сопротивление.
Изобретательный мозг Каллона начал интенсивно работать.
Что ж, дело провалено. Жаль, конечно, но это еще не конец света. К сожалению, предстать теперь перед Агенобарбом он не может — Гней Домиций наверняка впадет в ярость от неудачи, да и перетрусит изрядно, опасаясь, как бы не раскрылось его предательство. А загнанный в угол зверь всегда опасен.
"Ладно, мой благородный хозяин, — подумал Каллон. — Выкручивайся, как знаешь. Да помогут тебе твои Боги. А я — если угодно будет судьбе — встречусь с тобой в другой раз. Ты ведь еще не до конца рассчитался со мной за все мои услуги. Сейчас же пора подумать о собственной шкуре. Было бы нежелательно угодить в руки римлян и попасться на глаза какому-нибудь пленному германскому вождю, который тут же укажет на меня пальцем: вот, дескать, кто выдал нам план Германика.
Жаль. Ведь идея была неплохая. Но я же не виноват, что эти дикари понятия не имеют о военном искусстве. Уж не знаю теперь, что им еще нужно, чтобы наконец одержать победу. Нет, видно их удел — всегда быть битыми, но не извлекать никакой пользы из жестоких уроков".
Размышляя так, Каллон продолжал прислушиваться к доносившимся снаружи звукам.
Вот послышался топот копыт и чей-то испуганный голос проорал:
— Спасайтесь, люди! Римляне идут!
Все завопили; судя по звукам шагов, охранники палатки разбегались, куда глаза глядят.
Подъехали еще несколько всадников.
— Херману удалось уйти! — раздались крики.
— Ульфганг убит!
— Хауки отходят к реке!
— Херуски Зигмирта прячутся в Тевтобургском лесу!
— Спасайтесь, кто может!
Послышались истошные вопли женщин, плач детей, ржание лошадей и блеяние скота. Но все эти звуки перекрывал мерный гул, доносившийся со стороны долины, — то шли римляне.
Калл он осторожно выглянул из палатки. Стражников как ветром сдуло, и до египтянина никому не было дела.
Словно ящерица, он выскочил из шатра и побежал. В его руке был зажат узкий острый стилет. Надо было срочно раздобыть лошадь и продуктов на дорогу — путь предстоял неблизкий, ведь Каллон хотел сделать большой крюк, чтобы обойти и римлян, и рассеянных по лесу германцев.
Возле одной из палаток на краю лагеря он увидел оседланного коня, подбежал туда и заглянул внутрь.
На полу у грубого очага сидела перепуганная женщина, прижимая к себе двух плачущих детей. Больше в палатке никого не было.
Египтянин стремительно вскочил внутрь и огляделся. При виде чужеземца с кинжалом в руке женщина сдавленно вскрикнула. Каллон, не обращая на нее внимания, подобрал с пола кожаный мешок, бросил туда валявшиеся на расстеленной холстине три ковриги хлеба, кусок сушеного мяса и головку козьего сыра.
Потом схватил еще тяжелый бурдюк с пивом и выбежал из палатки. Влез на спину коня и дернул поводья.
Множество всадников и пеших разбегалось из лагеря в разные стороны, и никто не обратил внимания на египтянина. Ориентируясь по уже почти скрывшемуся за горизонтом солнцу — этому он научился еще в Египте, когда служил при храме Исиды, Каллон выбрал правильную дорогу и принялся яростно колотить пятками лошадь, спеша как можно быстрее покинуть опасное место.
А с другой стороны на просеку уже выходили первые шеренги римских легионеров...
* * *
Победа была полной и безоговорочной. Войско варваров перестало существовать. Сорок тысяч германцев полегло на поле боя, пленных еще предстояло сосчитать, а деморализованные и охваченные паникой остатки армии Племенного союза разбегались по лесам, не помышляя ни о каком сопротивлении и в страхе бросая оружие.
Раненный галльской стрелой Херман сумел все же уйти через болота, его сопровождали две тысячи воинов. Великий вождь херусков попеременно то рыдал, то сыпал проклятиями, то, вцепившись себе в волосы, вопрошал Богов, за что его постигла такая кара.
Но Боги молчали, сами потрясенные страшным разгромом, учиненным римлянами в зеленой долине на окраине Т'евтобургского леса.
А счастливый Германик, в окружении своих офицеров, с невысокого холма озирал поле боя, на котором батавы и бельгийцы добивали раненых варваров. Римские легионы снова строились в боевой порядок, ожидая, когда полководец выступит перед ними с речью.
— Отлично, друзья! — восклицал Германик.
Его глаза горели огнем, щеки покрыл румянец; прядь светлых волос выбилась из-под высокого шлема и шевелилась на ветру.
— Превосходно! Всем выражаю благодарность. Вы бились как настоящие герои. Хвала Богам, наконец мои солдаты смыли с себя позор мятежа против цезаря и я снова могу с гордостью назвать их моими соратниками и соотечественниками.
— Слава Германику! — откликнулись штабные офицеры и командиры легионов. — Это ты привел нас к победе!
— Но заслужили мы ее вместе! — радостно ответил полководец. — А где Авл Плавтий?
— Я здесь, командир, — выступил вперед легат Четырнадцатого легиона.
— Ты заслужил золотую корону, Авл, — сказал Германик. — Ведь это благодаря тебе мы не попали в засаду. Клянусь, ты получишь свою награду. Ваш героизм спас армию.
— Что ж, — улыбнулся старый воин, — нам пришлось тяжеловато, но Боги помогли выстоять. А я хочу представить тебе человека, который, пожалуй, больше всех заслужил твою награду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Стон и вопль повис над порядками варваров.
А легионеры методично косили их своими короткими острыми мечами, оттесняя все дальше. Столь большое скопление людей не могло быстро разбежаться по лесу — мешали густые деревья.
И германцы вязли в кустах и между стволами дубов, заклиная великих Манна и Одина спасти их жизни и поразить римлян. Но Юпитер с Марсом были, видимо, сильнее в тот день. Это солдаты поражали дикарей — безжалостно, размеренно, как на учениях.
Тем временем еще три легиона — Второй Августов, Тринадцатый Сдвоенный и Двадцать второй из Могонтиака атаковали хауков Зигштоса, рассеяли их по холмам и, оставив беспорядочно бегущих дикарей на расправу коннице, вновь повернули к долине.
А на вышедших из Тевтобургского леса дружинников Зигмирта — последний резерв германцев — напали бельгийцы и галлы под командой Гнея Домиция Агенобарба...
Побоище продолжалось еще два часа. Разгром был полный. На четыре мили вокруг земля была устелена мертвыми и умирающими варварами. От огромной армии Племенного союза не осталось почти ничего.
* * *
Египтянин Каллон, сидевший под охраной в палатке на краю германского лагеря, с тревогой прислушивался к шуму боя, который все приближался. Он в отчаянии кусал свои бледные губы и шепотом молился Исиде, Осирису и Гору. Каллон чувствовал, что дело для него оборачивается довольно скверно.
Из отрывистых реплик своих стражей, стоявших перед шатром, он понял, что все попытки германцев остановить римлян ни к чему не приводят и вот-вот легионеры окончательно сломят их сопротивление.
Изобретательный мозг Каллона начал интенсивно работать.
Что ж, дело провалено. Жаль, конечно, но это еще не конец света. К сожалению, предстать теперь перед Агенобарбом он не может — Гней Домиций наверняка впадет в ярость от неудачи, да и перетрусит изрядно, опасаясь, как бы не раскрылось его предательство. А загнанный в угол зверь всегда опасен.
"Ладно, мой благородный хозяин, — подумал Каллон. — Выкручивайся, как знаешь. Да помогут тебе твои Боги. А я — если угодно будет судьбе — встречусь с тобой в другой раз. Ты ведь еще не до конца рассчитался со мной за все мои услуги. Сейчас же пора подумать о собственной шкуре. Было бы нежелательно угодить в руки римлян и попасться на глаза какому-нибудь пленному германскому вождю, который тут же укажет на меня пальцем: вот, дескать, кто выдал нам план Германика.
Жаль. Ведь идея была неплохая. Но я же не виноват, что эти дикари понятия не имеют о военном искусстве. Уж не знаю теперь, что им еще нужно, чтобы наконец одержать победу. Нет, видно их удел — всегда быть битыми, но не извлекать никакой пользы из жестоких уроков".
Размышляя так, Каллон продолжал прислушиваться к доносившимся снаружи звукам.
Вот послышался топот копыт и чей-то испуганный голос проорал:
— Спасайтесь, люди! Римляне идут!
Все завопили; судя по звукам шагов, охранники палатки разбегались, куда глаза глядят.
Подъехали еще несколько всадников.
— Херману удалось уйти! — раздались крики.
— Ульфганг убит!
— Хауки отходят к реке!
— Херуски Зигмирта прячутся в Тевтобургском лесу!
— Спасайтесь, кто может!
Послышались истошные вопли женщин, плач детей, ржание лошадей и блеяние скота. Но все эти звуки перекрывал мерный гул, доносившийся со стороны долины, — то шли римляне.
Калл он осторожно выглянул из палатки. Стражников как ветром сдуло, и до египтянина никому не было дела.
Словно ящерица, он выскочил из шатра и побежал. В его руке был зажат узкий острый стилет. Надо было срочно раздобыть лошадь и продуктов на дорогу — путь предстоял неблизкий, ведь Каллон хотел сделать большой крюк, чтобы обойти и римлян, и рассеянных по лесу германцев.
Возле одной из палаток на краю лагеря он увидел оседланного коня, подбежал туда и заглянул внутрь.
На полу у грубого очага сидела перепуганная женщина, прижимая к себе двух плачущих детей. Больше в палатке никого не было.
Египтянин стремительно вскочил внутрь и огляделся. При виде чужеземца с кинжалом в руке женщина сдавленно вскрикнула. Каллон, не обращая на нее внимания, подобрал с пола кожаный мешок, бросил туда валявшиеся на расстеленной холстине три ковриги хлеба, кусок сушеного мяса и головку козьего сыра.
Потом схватил еще тяжелый бурдюк с пивом и выбежал из палатки. Влез на спину коня и дернул поводья.
Множество всадников и пеших разбегалось из лагеря в разные стороны, и никто не обратил внимания на египтянина. Ориентируясь по уже почти скрывшемуся за горизонтом солнцу — этому он научился еще в Египте, когда служил при храме Исиды, Каллон выбрал правильную дорогу и принялся яростно колотить пятками лошадь, спеша как можно быстрее покинуть опасное место.
А с другой стороны на просеку уже выходили первые шеренги римских легионеров...
* * *
Победа была полной и безоговорочной. Войско варваров перестало существовать. Сорок тысяч германцев полегло на поле боя, пленных еще предстояло сосчитать, а деморализованные и охваченные паникой остатки армии Племенного союза разбегались по лесам, не помышляя ни о каком сопротивлении и в страхе бросая оружие.
Раненный галльской стрелой Херман сумел все же уйти через болота, его сопровождали две тысячи воинов. Великий вождь херусков попеременно то рыдал, то сыпал проклятиями, то, вцепившись себе в волосы, вопрошал Богов, за что его постигла такая кара.
Но Боги молчали, сами потрясенные страшным разгромом, учиненным римлянами в зеленой долине на окраине Т'евтобургского леса.
А счастливый Германик, в окружении своих офицеров, с невысокого холма озирал поле боя, на котором батавы и бельгийцы добивали раненых варваров. Римские легионы снова строились в боевой порядок, ожидая, когда полководец выступит перед ними с речью.
— Отлично, друзья! — восклицал Германик.
Его глаза горели огнем, щеки покрыл румянец; прядь светлых волос выбилась из-под высокого шлема и шевелилась на ветру.
— Превосходно! Всем выражаю благодарность. Вы бились как настоящие герои. Хвала Богам, наконец мои солдаты смыли с себя позор мятежа против цезаря и я снова могу с гордостью назвать их моими соратниками и соотечественниками.
— Слава Германику! — откликнулись штабные офицеры и командиры легионов. — Это ты привел нас к победе!
— Но заслужили мы ее вместе! — радостно ответил полководец. — А где Авл Плавтий?
— Я здесь, командир, — выступил вперед легат Четырнадцатого легиона.
— Ты заслужил золотую корону, Авл, — сказал Германик. — Ведь это благодаря тебе мы не попали в засаду. Клянусь, ты получишь свою награду. Ваш героизм спас армию.
— Что ж, — улыбнулся старый воин, — нам пришлось тяжеловато, но Боги помогли выстоять. А я хочу представить тебе человека, который, пожалуй, больше всех заслужил твою награду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127