Так случилось и на этот раз. Трибуны одобрительно захохотали, а мирмиллон, покраснев от злости, снова бросился в атаку.
Теперь уже ретиарию пришлось туго. Он с трудом уворачивался от ударов и забыл даже о своей сетке. Кронос, громко сопя, упорно наступал, немилосердно потея под своими тяжелыми доспехами.
Вот он чуть не вышиб трезубец из руки противника, но тот в последний момент сумел удержать оружие. Устав от напряжения, Гермес бросился бежать вокруг арены. Разочарованный топот зрителей показал, что они не в восторге от такого маневра. Мирмиллон продолжал преследование, но ему было очень неудобно передвигаться по песку.
— Давай! Давай! — выкрикнул Друз. — Сейчас ты его достанешь! Он уже твой! Вперед!
— Да Гермес просто заманивает его, — ответил Пизон, чувствуя, как тысяча ауреев медленно, но неотвратимо уплывает от него. — Сейчас вымотает, а потом ударит. Уж я знаю этого парня, видел его в Антиохии.
— Может, в Антиохии он и герой, — заметил Помпоний Флакк, — но здесь Рим, а это совсем другое дело.
Вителлий с шумом втянул огромный глоток вина и потянулся за финиками. Он был в прескверном расположении духа из-за потерянных в предыдущем бою денег.
Ретиарий, приплясывая, уходил все дальше, зрители топали все громче, Друз кипятился все больше.
— Да что это за комедия? — крикнул он. — Я же их предупреждал! А ну, давай, дерись, трус!
— Irrumator! — грязно выругался Пизон и тут же прикусил язык, бросив испуганный взгляд на Ливию.
Но императрица, похоже, ничего не услышала, погруженная в собственные мысли.
Вдруг ретиарий, продолжая свой бег, неловко споткнулся и полетел на песок. Яростно взвыв, Кронос бросился на него, занеся меч. Но это был лишь обманный маневр. Ловкий фессалиец молниеносно вскочил и метнул свою сеть в потерявшего бдительность противника. Бросок не достиг цели, сеть не опутала мирмиллона, но один из свинцовых шариков, прикрепленных к ее краям, угодил в глаз Кроносу.
Тот зажмурился, неловко взмахнув мечом, и отступил на шаг. И тут же трезубец ретиария обрушился на его запястье. Меч вырвался из руки и, сверкнув серебряной рыбкой в лучах солнца, подлетел вверх и упал на песок. Кронос остался безоружным.
Теперь тяжелые доспехи, предназначенные для защиты тела, лишь мешали ему. Он неловко топтался на месте, а Гермес бегал вокруг, не давая противнику возможности подобрать клинок и раз за разом взмахивая сетью.
Мирмиллону приходилось постоянно быть начеку, но вот он наконец не уберегся. Под оглушительный рев трибун ретиарий набросил на него сеть и с силой дернул. Кронос рухнул на песок и в тот же миг трезубец ретиария уперся ему в горло. Бой был закончен.
— Позор! — крикнул Друз. — Он же дал себя свалить, как мальчик. И это называется гладиатор!
Он решительно указал большим пальцем вниз, требуя добить побежденного. Но симпатии зрителей разделились, а с толпой в амфитеатре, как известно, не спорят.
— Прости его, — сказал Флакк. — Я ведь тоже проиграл. Но, обещаю тебе, Кронос еще не раз наполнит наши кошельки.
— Сопляк несчастный, — фыркнул Друз. — Так опозориться перед этой поганой Грецией.
Но видя, что большинство людей на трибунах просят пощадить гладиатора, медленно повернул большой палец вверх. Жизнь Кроноса была спасена. Радуйся, римский народ! Друз Цезарь — твой лучший друг и благодетель. Не забывайте этого!
Флакк с улыбкой вручил Сабину чек на полторы тысячи.
— Вот уж кому везет, — сказал он беззлобно. — Не хотел бы я играть с тобой в кости, трибун.
— Сыграем, сыграем, — оживился Друз. — Сегодня же вечером. Я устраиваю маленький банкет для друзей...
Тем временем Кронос ушел с арены, а Гермес принимал поздравления публики.
— Vicit! — громко объявил распорядитель, указывая на него пальцем. — Он победил! Аплодируйте ему, римляне!
Статус мирмиллона был определен термином «missus» — он проиграл, но сохранил жизнь. И теперь ему предстоит реабилитироваться в последующих выступлениях.
А потом выступали еще другие виды гладиаторов — крупелларии, секуторы, велиты. Напоследок сражались эсседарии, которые, на британский манер, выступали на колесницах, швыряя друг в друга тяжелые копья, а затем — если требовалось — схватываясь в рукопашной.
День клонился к вечеру, а солнце — к закату. Насытившиеся видом крови и смерти зрители начинали уже подумывать о праздничном ужине в кругу семьи и о продолжении обрядов в честь Богини пастухов Паллы, мирной Богини, которая не любила кровавых жертв.
Но вот снова в центр арены вышел распорядитель, уже изрядно уставший, и в очередной раз призвал к тишине, хотя люди уже и не очень вопили — у всех устали глотки от многочасового крика.
— И последнее на сегодня, — возвестил он. — Сейчас перед вами выступят два преступника, которые сразятся между собой. Оба они должны сегодня умереть, так что победителя не будет. Того, кто останется в живых, расстреляют из луков.
Публика отреагировала довольно вяло, но лишь немногие потянулись к выходу. Ведь случалось, что поединки обреченных на смерть преступников бывали более захватывающими, чем единоборства профессиональных гладиаторов, весьма ценивших собственную шкуру.
По сигналу распорядителя, уже без сопровождения труб, на арену вышли двое. Они остановились у самых ворот, щуря глаза от яркого солнца. Видимо, до сих пор их держали в темнице и люди отвыкли от дневного света.
— Внимание! — надрывался распорядитель. — Вот это, — он показал рукой, — германский раб, осужденный на смерть за поджог дома своего хозяина, а это — сицилийский бандит, пират и мятежник, схваченный патрулем стражников с оружием в руках. Сейчас они сразятся друг с другом, а вот каким оружием, определит Судьба.
Служители амфитеатра вынесли на арену несколько мешков и положили на песок.
— Теперь каждый из них, — продолжал кричать распорядитель, — выберет свой мешок. Там лежит оружие, разное. Ну, давайте, парни!
Сицилиец стоял молча, германец бегло осмотрел мешки и указал пальцем на один из них, крайний справа.
— А ты? — рявкнул распорядитель, обращаясь к сицилийцу. — Или хочешь получить бичом по ногам?
Разбойник несколько секунд смотрел на него невидящим взглядом, а потом равнодушно пнул по ближайшему мешку. Служители кинулись вынимать оружие. Трибуны несколько оживились. Такая лотерея представляла определенный интерес для зрителей.
— Германец будет драться топором! — торжествующе возвестил распорядитель. — А сицилийский бандит — мечом. Внимание, почтеннейшая публика! Бой начинается!
В цезарской ложе интерес к поединкам уже угас. Даже Друз выглядел сонным и уставшим. Сабин сидел молча, думая о своем. Но при последних словах распорядителя он поднял голову и посмотрел на арену.
Его лицо напряглось, а челюсти сжались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127