В первом случае очевидно, что поиск с целью установить, где мог оказаться Рауль Валленберг, представляет собой исключительно сложную и кропотливую работу. В общем и целом неясно, насколько широко применялось нахождение заключенного под другой фамилией.
Однако заключенные под номерами в ограниченном количестве существовали, особенно в московских тюрьмах и во Владимире, а также в некоторых других тюрьмах и психиатрических клиниках. В то же время надо ясно себе представлять, что недостаточно дать некоему заключенному другую фамилию или номер для сохранения в тайне его существования. Изоляция должна быть полностью эффективной.
Есть признаки того, что система заключения под номерами была централизована весной 1947 г. 19 апреля центральные органы НКВД/МВД в Москве послали инструкцию управлению МГБ по Ивановской области относительно недавно поступившего из Прибалтики контингента заключенных под номером. Инструкция устанавливает, что начальник тюрьмы, а также его заместители и охранники несут ответственность за 1) сохранение в тайне самого факта, что номерные заключенные находятся в тюрьме, 2) сохранение в тайне их фамилий, происхождения и т.п., 3) предотвращение попыток побегов и контактов с внешним миром и друг с другом и 4) надзором за тем, чтобы номерные заключенные соблюдали тюремный режим. Никто из персонала не должен знать о номерных заключенных, кроме начальника тюрьмы. Охранникам запрещается разговаривать с ними, запрещены также всякие разговоры о них в присутствии охранников, персонала и др. Регистрационные карточки, карточки заключенных в одиночную камеру и т.п. для номерных заключенных не должны были включаться в тюремную картотеку и подлежали пересылке начальнику управления тюрем в Москве (все же по ряду дел от этого правила во Владимирской тюрьме отходили, об этом см. ниже).
Также сложным делом оказалось полностью сохранять в тайне личности заключенных — тюремному персоналу часто удавалось узнавать их.
Номерная система могла применяться как по делам, находившимся в стадии следствия, так и для осужденных. Проше всего проследить за последней категорией. В серии номеров от 1 до 32, которая применялась во Владимирской тюрьме в течение 1947-1953 гг. (с некоторыми переменами номеров в течение этого периода), все заключенные были идентифицированы, за исключением номеров 14, 19 и 20. Были установлены личности ряда прибалтийских руководителей, нескольких венгров, работавших на разведки союзников, двух родственников Сталина и др. Номером 15 был армянский иезуитский священник Аладжан-Аладжани, один из тех четырех людей, фамилии которых оказались зачеркнутыми в регистрационных журналах на Лубянке и в Лефортове в 1945-1947 гг. (зачеркивались и записи регистрации личных вещей: помимо Аладжана-Аладжани это касалось Валленберга, Лангфельдёра и Шандора Катаны). 28 июня 1947 г. его осудили на десять лет тюрьмы за контрреволюционную деятельность. Номер 21 был осужден в мае 1948 г., и поскольку номера присваивались последовательно в соответствии с датой вынесения приговора, то номер 14 должен был быть осужден до 28 июня, а номера с 16 по 20 — между этой датой и маем 1948 г. Отметим, однако, возникающее в результате того, что, например, два прибалта после вынесения им приговора в 1952 г. получили номера 9 и 10, в то время как их дела во время следствия имели номера 16 и 17. Во всяком случае, очевидна исключительная заинтересованность в установлении личностей всех номерных заключенных в данной серии.
ТЮРЬМА ВО ВЛАДИМИРЕ — ОСОБЫЙ ИНТЕРЕС
Особое внимание было уделено Владимиру. Причины в том, что многие-сокамерники Рауля Валленберга после осуждения поочередно пересылались в эту тюрьму, где были достаточно хорошие возможности для изоляции заключенных, и что большинство свидетельств о Рауле Валленберге поступило именно оттуда.
Свидетельства из Владимира заставили Швецию в 1959 г. послать в СССР просьбу о срочном поиске с целью установить, не был ли там Рауль Валленберг. Два шведских советника юстиции, которых просили изучить сведения из Владимира, выразили свое мнение в I960 г. с определенной осторожностью: «По нашему мнению, согласно шведскому праву данное расследование — хотя оно не представляет собой полного доказательства — свидетельствует о вероятности того, что Валленберг был жив по крайней мере в начале 50-х годов и находился тогда в тюрьме во Владимире». Дальше вероятности они не хотели идти. Однако, когда речь шла о свидетельствах военнопленных в Москве в 1945-1947 гг., утверждалось, что они имеют полную доказательную силу в суде.
Международная комиссия под руководством профессора Ги фон Дарделя, которая уже упоминалось во введении, провела первую работу во Владимире еще в 1990 г. Тогда были просмотрены и сняты на видеокамеру многие регистрационные карточки, прежде всего иностранцев и известных советских свидетелей. Был сделан вывод, что большинство свидетельств в общем и целом были правильными, когда речь шла о времени и номерах камер их собственного пребывания в тюрьме и пребывания там большей части сокамерников. Можно было сделать еще один интересный вывод о том, что никакого настоящего поиска во Владимирской тюрьме относительно нахождения там Рауля Валленберга советская сторона вообще никогда не проводила.
На заключенных, содержавшихся под номерами, вопреки действовавшим правилам, были найдены регистрационные карточки с номерами до 33. Среди обнаруженных регистрационных карточек с номерами полная идентификация оказалась возможной во всех случаях, кроме трех. Однако двое из заключенных были арестованы в 1941 г. (эстонец и грузин), а третий был венгром 1910 г. рождения. Небольшая часть карточек в серии с номерами отсутствовала, и мы не знаем с уверенностью, были ли найдены и удалены карточки с номерами свыше 33.
Были проведены беседы с тюремным персоналом во Владимире, в частности с бывшим тюремным врачом Бутовой, которая приобрела известность в связи со свидетельством Абрахама Калинского. Она отрицала, что лечила заключенного по фамилии Валленберг. Один человек — медсестра — опознала по фотографии Рауля Валленберга как заключенного, который в 50-х гг. сидел в одиночной камере.
Медсестра Владимирской тюрьмы №2 Варвара Ларина была опрошена при посещении Владимира в декабре 1993 г. и позднее Марвином В. Макиненом, в присутствии также представителя тюремной администрации. Ларина сообщила, что во время своей работы она не знала фамилий заключенных и не имела доступа к каким-либо справкам о них. Ее собственный непосредственный контакт с заключенными происходил тогда, когда она случайно следовала с какой-либо группой врачей в камеры. Она рассказала о заключенном, который содержался изолированно в камере 49 на третьем этаже в так называемом «корпусе 2».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Однако заключенные под номерами в ограниченном количестве существовали, особенно в московских тюрьмах и во Владимире, а также в некоторых других тюрьмах и психиатрических клиниках. В то же время надо ясно себе представлять, что недостаточно дать некоему заключенному другую фамилию или номер для сохранения в тайне его существования. Изоляция должна быть полностью эффективной.
Есть признаки того, что система заключения под номерами была централизована весной 1947 г. 19 апреля центральные органы НКВД/МВД в Москве послали инструкцию управлению МГБ по Ивановской области относительно недавно поступившего из Прибалтики контингента заключенных под номером. Инструкция устанавливает, что начальник тюрьмы, а также его заместители и охранники несут ответственность за 1) сохранение в тайне самого факта, что номерные заключенные находятся в тюрьме, 2) сохранение в тайне их фамилий, происхождения и т.п., 3) предотвращение попыток побегов и контактов с внешним миром и друг с другом и 4) надзором за тем, чтобы номерные заключенные соблюдали тюремный режим. Никто из персонала не должен знать о номерных заключенных, кроме начальника тюрьмы. Охранникам запрещается разговаривать с ними, запрещены также всякие разговоры о них в присутствии охранников, персонала и др. Регистрационные карточки, карточки заключенных в одиночную камеру и т.п. для номерных заключенных не должны были включаться в тюремную картотеку и подлежали пересылке начальнику управления тюрем в Москве (все же по ряду дел от этого правила во Владимирской тюрьме отходили, об этом см. ниже).
Также сложным делом оказалось полностью сохранять в тайне личности заключенных — тюремному персоналу часто удавалось узнавать их.
Номерная система могла применяться как по делам, находившимся в стадии следствия, так и для осужденных. Проше всего проследить за последней категорией. В серии номеров от 1 до 32, которая применялась во Владимирской тюрьме в течение 1947-1953 гг. (с некоторыми переменами номеров в течение этого периода), все заключенные были идентифицированы, за исключением номеров 14, 19 и 20. Были установлены личности ряда прибалтийских руководителей, нескольких венгров, работавших на разведки союзников, двух родственников Сталина и др. Номером 15 был армянский иезуитский священник Аладжан-Аладжани, один из тех четырех людей, фамилии которых оказались зачеркнутыми в регистрационных журналах на Лубянке и в Лефортове в 1945-1947 гг. (зачеркивались и записи регистрации личных вещей: помимо Аладжана-Аладжани это касалось Валленберга, Лангфельдёра и Шандора Катаны). 28 июня 1947 г. его осудили на десять лет тюрьмы за контрреволюционную деятельность. Номер 21 был осужден в мае 1948 г., и поскольку номера присваивались последовательно в соответствии с датой вынесения приговора, то номер 14 должен был быть осужден до 28 июня, а номера с 16 по 20 — между этой датой и маем 1948 г. Отметим, однако, возникающее в результате того, что, например, два прибалта после вынесения им приговора в 1952 г. получили номера 9 и 10, в то время как их дела во время следствия имели номера 16 и 17. Во всяком случае, очевидна исключительная заинтересованность в установлении личностей всех номерных заключенных в данной серии.
ТЮРЬМА ВО ВЛАДИМИРЕ — ОСОБЫЙ ИНТЕРЕС
Особое внимание было уделено Владимиру. Причины в том, что многие-сокамерники Рауля Валленберга после осуждения поочередно пересылались в эту тюрьму, где были достаточно хорошие возможности для изоляции заключенных, и что большинство свидетельств о Рауле Валленберге поступило именно оттуда.
Свидетельства из Владимира заставили Швецию в 1959 г. послать в СССР просьбу о срочном поиске с целью установить, не был ли там Рауль Валленберг. Два шведских советника юстиции, которых просили изучить сведения из Владимира, выразили свое мнение в I960 г. с определенной осторожностью: «По нашему мнению, согласно шведскому праву данное расследование — хотя оно не представляет собой полного доказательства — свидетельствует о вероятности того, что Валленберг был жив по крайней мере в начале 50-х годов и находился тогда в тюрьме во Владимире». Дальше вероятности они не хотели идти. Однако, когда речь шла о свидетельствах военнопленных в Москве в 1945-1947 гг., утверждалось, что они имеют полную доказательную силу в суде.
Международная комиссия под руководством профессора Ги фон Дарделя, которая уже упоминалось во введении, провела первую работу во Владимире еще в 1990 г. Тогда были просмотрены и сняты на видеокамеру многие регистрационные карточки, прежде всего иностранцев и известных советских свидетелей. Был сделан вывод, что большинство свидетельств в общем и целом были правильными, когда речь шла о времени и номерах камер их собственного пребывания в тюрьме и пребывания там большей части сокамерников. Можно было сделать еще один интересный вывод о том, что никакого настоящего поиска во Владимирской тюрьме относительно нахождения там Рауля Валленберга советская сторона вообще никогда не проводила.
На заключенных, содержавшихся под номерами, вопреки действовавшим правилам, были найдены регистрационные карточки с номерами до 33. Среди обнаруженных регистрационных карточек с номерами полная идентификация оказалась возможной во всех случаях, кроме трех. Однако двое из заключенных были арестованы в 1941 г. (эстонец и грузин), а третий был венгром 1910 г. рождения. Небольшая часть карточек в серии с номерами отсутствовала, и мы не знаем с уверенностью, были ли найдены и удалены карточки с номерами свыше 33.
Были проведены беседы с тюремным персоналом во Владимире, в частности с бывшим тюремным врачом Бутовой, которая приобрела известность в связи со свидетельством Абрахама Калинского. Она отрицала, что лечила заключенного по фамилии Валленберг. Один человек — медсестра — опознала по фотографии Рауля Валленберга как заключенного, который в 50-х гг. сидел в одиночной камере.
Медсестра Владимирской тюрьмы №2 Варвара Ларина была опрошена при посещении Владимира в декабре 1993 г. и позднее Марвином В. Макиненом, в присутствии также представителя тюремной администрации. Ларина сообщила, что во время своей работы она не знала фамилий заключенных и не имела доступа к каким-либо справкам о них. Ее собственный непосредственный контакт с заключенными происходил тогда, когда она случайно следовала с какой-либо группой врачей в камеры. Она рассказала о заключенном, который содержался изолированно в камере 49 на третьем этаже в так называемом «корпусе 2».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128