«Это делалось, чтобы снизить риск распространения информации. Если бы он сидел с иностранцем, которого позже освободили бы, русским не удалось бы это дело похоронить».
Отрицая предположения о том, что его история выдумана впоследствии, Калинский предъявил интересное документальное свидетельство, которое должно было, по его мысли, подтвердить, что в указанное время он действительно видел Валленберга. Отбывая свой срок в тюрьме, он посылал сестре, жившей в израильском порту Хайфа, почтовые карточки. Эти карточки печатались организацией Международного Красного Креста в соответствии с требованиями советской пенитенциарной системы: заключенным позволялось посылать и получать такие карточки по одному разу в месяц . На каждой карточке имелся отрывной талон для пересылки его на обратный адрес. Когда Калинский в 1975 году приехал в Израиль, он обнаружил, что его сестра сохранила все присланные им карточки.
Одна из них помечена мартом 1959 года и написана на идише. В ней Калинский сообщает сестре, что все немцы в тюрьме, за исключением двоих, освобождены и единственные иностранцы, которые остаются, — это он сам, один итальянец, два бельгийца и один швед. В другой карточке, датированной августом 1958 года и написанной по-польски, Калинский сообщает, что единственные иностранцы, которые к этому времени в тюрьме остались, это, кроме него, один итальянец и один швед, «который во время войны спас в Румынии много евреев».
«Румыния упомянута по ошибке, — утверждал Калинский. — Конечно, я слышал от Гогиберидзе и от других о его деятельности во время войны и просто перепутал Венгрию с Румынией». Калинский настаивал на том, что почтовые карточки являются убедительными свидетельствами истинности всего, что он говорил о Валленберге. «В то время я никак не мог знать, что они не собираются выпускать Валленберга, — утверждал он, — и я понятия не имел, что вокруг него поднят такой скандал. Поэтому с чего бы мне было упоминать его в этих карточках, если бы я его там не видел?»
Калинский передал две карточки с упоминанием о шведе вместе с сотней подобных им, хранившихся ранее у его сестры, МИДу Швеции в январе 1980 года, с тем чтобы они были подвергнуты исчерпывающей экспертизе. Через несколько недель шведы известили его, что они полностью удовлетворены результатами: все карточки оказались неподдельными.
Вот всё, что касается сути свидетельских показаний Калинского. Но каким образом они связаны с показаниями Яна Каплана?
В октябре 1978 года, когда Калинский летел на самолете из Тель-Авива в Вену в деловую командировку, взгляд его случайно упал на заметку в «Нашей стране» . В заметке говорилось, что известный охотник за нацистами Симон Визенталь, заинтересовавшийся делом Валленберга, призывает шведов бойкотировать Московские Олимпийские игры 1980 года, если русские не признаются, что они сделали с Раулем Валленбергом.
Как рассказывал Калинский позже, заметка поразила его. «Боже мой, — сказал я себе, — неужели Валленберга до сих пор не выпустили? Мне и в голову не приходило, что его все еще держат в Советском Союзе. Знай я об этом раньше, я бы непременно о нем рассказал».
Взволнованный Калинский пришел к Визенталю сразу же, как только приехал в Вену. После этого он выступил на западногерманском телевидении, в результате чего сотрудники МИДа Швеции немедленно вошли с ним контакт. Рассказанное Калинским казалось важным подтверждением более ранних данных, свидетельствовавших о том, что Валленберг сидел во Владимирской тюрьме. Правда, на этот раз речь шла о том, что его видели там в последний раз не в середине 1955 года, а в конце 1959-го.
После возвращения Калинского в Израиль ему рассказали о ходивших в среде русской эмиграции слухах, среди которых числился и телефонный разговор Анны Бильдер с ее отцом. Калинский связался с Анной, и она подробно пересказала ему состоявшийся разговор. Упоминание Каплана о том, что он встретил в больнице Бутырок безымянного шведа, сильно взволновало Калинского. Он решил проверить это известие. Находясь в декабре 1978 года в поездке в США, он позвонил оттуда Капланам в Москву, получив предварительно их номер телефона от Анны. Ответила по телефону Евгения Каплан. Ее муж «недоступен» , сказала она Калинскому. Но подтвердила, что он рассказывал ей о встрече со шведом в Бутырках в 1975 году.
Калинский затем связался со шведским посольством в Вашингтоне и добился приема в шведском консульстве в Нью-Йорке 20 декабря. В присутствии первого заместителя министра иностранных дел Швеции Лейфа Лейфланда и главы восточноевропейского отдела МИДа Швеции Свена Хирдмана, в чьем ведении тогда находилось дело Валленберга, Калинский снова подробно рассказал о том, как он видел Валленберга в советской тюрьме в 1950-е годы. К этому он добавил удивительную информацию Яна Каплана о таинственном шведе, которого тот видел в больнице Бутырской тюрьмы в 1975 году.
Если история Каплана не была выдумкой, то безымянный швед мог быть только Раулем Валленбергом. Только он мог быть шведом; отбывшим в России к этому времени тридцатилетний срок. Впрочем, ни о каком другом шведе, который бы находился в то время в руках у русских, известно не было.
Результатом встречи явилось то, что сотрудники МИДа Швеции связались со своим посольством в Тель-Авиве и тамошнему советнику посольства Хокану Вилкенсу было поручено пригласить Анну Бильдер для беседы. Обычно столь осторожные, шведы были в такой степени взволнованы показаниями Анны Бильдер и Абрахама Калинского, что в январе 1979 года едва не похороненное дело Валленберга было вновь официально возобновлено.
3 января МИД СССР получил от шведов новую ноту, в которой требовалось, чтобы русские, ввиду вскрывшихся новых обстоятельств, провели дополнительное расследование фактов, «чтобы установить, действительно ли Валленберг находился в вышеупомянутых тюрьмах в указанное нами время». 24 января русские ответили: «Никаких новых данных относительно судьбы Р. Валленберга нет и не может быть». Как уже указывалось многократно, он умер в июле 1947 года, и утверждения, что он находился в Советском Союзе вплоть до 1975 года, «не соответствует фактам».
Вскоре после того, как шведы получили от русских ответ, Анна Бильдер узнала, что ее больной отец снова попал в тюрьму. Более того, как она утверждает, она получила несколько анонимных звонков — два на русском от женщин и одно — от мужчины, говорившего по-английски. Один голос сказал: «Ничего не говори о Валленберге», после чего трубку повесили. Другой голос сказал: «Я ваш друг. Я думаю, вашему отцу будет лучше, если вы не станете говорить о Валленберге». Затем, ближе к середине июля, Анна получила письмо от матери, оно было датировано 14 июня 1979 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Отрицая предположения о том, что его история выдумана впоследствии, Калинский предъявил интересное документальное свидетельство, которое должно было, по его мысли, подтвердить, что в указанное время он действительно видел Валленберга. Отбывая свой срок в тюрьме, он посылал сестре, жившей в израильском порту Хайфа, почтовые карточки. Эти карточки печатались организацией Международного Красного Креста в соответствии с требованиями советской пенитенциарной системы: заключенным позволялось посылать и получать такие карточки по одному разу в месяц . На каждой карточке имелся отрывной талон для пересылки его на обратный адрес. Когда Калинский в 1975 году приехал в Израиль, он обнаружил, что его сестра сохранила все присланные им карточки.
Одна из них помечена мартом 1959 года и написана на идише. В ней Калинский сообщает сестре, что все немцы в тюрьме, за исключением двоих, освобождены и единственные иностранцы, которые остаются, — это он сам, один итальянец, два бельгийца и один швед. В другой карточке, датированной августом 1958 года и написанной по-польски, Калинский сообщает, что единственные иностранцы, которые к этому времени в тюрьме остались, это, кроме него, один итальянец и один швед, «который во время войны спас в Румынии много евреев».
«Румыния упомянута по ошибке, — утверждал Калинский. — Конечно, я слышал от Гогиберидзе и от других о его деятельности во время войны и просто перепутал Венгрию с Румынией». Калинский настаивал на том, что почтовые карточки являются убедительными свидетельствами истинности всего, что он говорил о Валленберге. «В то время я никак не мог знать, что они не собираются выпускать Валленберга, — утверждал он, — и я понятия не имел, что вокруг него поднят такой скандал. Поэтому с чего бы мне было упоминать его в этих карточках, если бы я его там не видел?»
Калинский передал две карточки с упоминанием о шведе вместе с сотней подобных им, хранившихся ранее у его сестры, МИДу Швеции в январе 1980 года, с тем чтобы они были подвергнуты исчерпывающей экспертизе. Через несколько недель шведы известили его, что они полностью удовлетворены результатами: все карточки оказались неподдельными.
Вот всё, что касается сути свидетельских показаний Калинского. Но каким образом они связаны с показаниями Яна Каплана?
В октябре 1978 года, когда Калинский летел на самолете из Тель-Авива в Вену в деловую командировку, взгляд его случайно упал на заметку в «Нашей стране» . В заметке говорилось, что известный охотник за нацистами Симон Визенталь, заинтересовавшийся делом Валленберга, призывает шведов бойкотировать Московские Олимпийские игры 1980 года, если русские не признаются, что они сделали с Раулем Валленбергом.
Как рассказывал Калинский позже, заметка поразила его. «Боже мой, — сказал я себе, — неужели Валленберга до сих пор не выпустили? Мне и в голову не приходило, что его все еще держат в Советском Союзе. Знай я об этом раньше, я бы непременно о нем рассказал».
Взволнованный Калинский пришел к Визенталю сразу же, как только приехал в Вену. После этого он выступил на западногерманском телевидении, в результате чего сотрудники МИДа Швеции немедленно вошли с ним контакт. Рассказанное Калинским казалось важным подтверждением более ранних данных, свидетельствовавших о том, что Валленберг сидел во Владимирской тюрьме. Правда, на этот раз речь шла о том, что его видели там в последний раз не в середине 1955 года, а в конце 1959-го.
После возвращения Калинского в Израиль ему рассказали о ходивших в среде русской эмиграции слухах, среди которых числился и телефонный разговор Анны Бильдер с ее отцом. Калинский связался с Анной, и она подробно пересказала ему состоявшийся разговор. Упоминание Каплана о том, что он встретил в больнице Бутырок безымянного шведа, сильно взволновало Калинского. Он решил проверить это известие. Находясь в декабре 1978 года в поездке в США, он позвонил оттуда Капланам в Москву, получив предварительно их номер телефона от Анны. Ответила по телефону Евгения Каплан. Ее муж «недоступен» , сказала она Калинскому. Но подтвердила, что он рассказывал ей о встрече со шведом в Бутырках в 1975 году.
Калинский затем связался со шведским посольством в Вашингтоне и добился приема в шведском консульстве в Нью-Йорке 20 декабря. В присутствии первого заместителя министра иностранных дел Швеции Лейфа Лейфланда и главы восточноевропейского отдела МИДа Швеции Свена Хирдмана, в чьем ведении тогда находилось дело Валленберга, Калинский снова подробно рассказал о том, как он видел Валленберга в советской тюрьме в 1950-е годы. К этому он добавил удивительную информацию Яна Каплана о таинственном шведе, которого тот видел в больнице Бутырской тюрьмы в 1975 году.
Если история Каплана не была выдумкой, то безымянный швед мог быть только Раулем Валленбергом. Только он мог быть шведом; отбывшим в России к этому времени тридцатилетний срок. Впрочем, ни о каком другом шведе, который бы находился в то время в руках у русских, известно не было.
Результатом встречи явилось то, что сотрудники МИДа Швеции связались со своим посольством в Тель-Авиве и тамошнему советнику посольства Хокану Вилкенсу было поручено пригласить Анну Бильдер для беседы. Обычно столь осторожные, шведы были в такой степени взволнованы показаниями Анны Бильдер и Абрахама Калинского, что в январе 1979 года едва не похороненное дело Валленберга было вновь официально возобновлено.
3 января МИД СССР получил от шведов новую ноту, в которой требовалось, чтобы русские, ввиду вскрывшихся новых обстоятельств, провели дополнительное расследование фактов, «чтобы установить, действительно ли Валленберг находился в вышеупомянутых тюрьмах в указанное нами время». 24 января русские ответили: «Никаких новых данных относительно судьбы Р. Валленберга нет и не может быть». Как уже указывалось многократно, он умер в июле 1947 года, и утверждения, что он находился в Советском Союзе вплоть до 1975 года, «не соответствует фактам».
Вскоре после того, как шведы получили от русских ответ, Анна Бильдер узнала, что ее больной отец снова попал в тюрьму. Более того, как она утверждает, она получила несколько анонимных звонков — два на русском от женщин и одно — от мужчины, говорившего по-английски. Один голос сказал: «Ничего не говори о Валленберге», после чего трубку повесили. Другой голос сказал: «Я ваш друг. Я думаю, вашему отцу будет лучше, если вы не станете говорить о Валленберге». Затем, ближе к середине июля, Анна получила письмо от матери, оно было датировано 14 июня 1979 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128