Отныне на множестве нот протеста, предъявляемых миссиями нейтральных стран венгерскому правительству, имя Перласка стояло наравне с подписями настоящих руководителей миссий, таких, как монсеньор Ротта или посол Даниельссон. Вместе с Самоши Перласка отправлялся на операции по вызволению схваченных нилашистами евреев, имеющих испанские паспорта, и иногда даже заходил вместе с ним в помещения местных отделений партии нилашистов, где обычно бандиты пытали своих жертв прежде, чем их убить. Вместе с тем, пока шли эти отчаянные спасательные операции, проблемы добывания продовольствия для детских домов а также доставки его под бомбежками, обстрелами и угрозами грабежа никто не отменял, и их по-прежнему приходилось решать.
К концу декабря Самоши, Валленберг и другие дипломаты нейтральных стран повели отчаянную борьбу против планов насильственного перевода пяти тысяч детей из пятнадцати детских домов в Общее гетто, где обеспечить детей продовольствием было бы практически невозможно. Противодействуя намерениям нацистов, как раз накануне Рождества дипломатический корпус направил Салаши составленную Валленбергом ноту протеста. «Даже во время войн, — говорилось в ней, — совесть и закон осуждают направленные против детей враждебные действия. К чему же тогда переселять эти невинные создания в места, где они не увидят ничего, кроме несчастья, отчаяния и боли? Все цивилизованные народы земли уважают права детей, и подобные, явно направленные против малых сих меры, предпринятые в такой традиционно христианской и рыцарственной стране, какой считается Венгрия, были бы восприняты во всем мире с крайним удивлением и болью» .
Нота протеста еще не успела дойти до Салаши, как боевики нилашистов отметили рождение Христа убийством семи сирот в одном неохраняемом детском доме. Совместные усилия Валленберга, Самоши и других не смогли предотвратить это злодеяние. Обслуживающий персонал большинства детских домов нилашисты не тронули, хотя на последней стадии штурма города большая часть его бежала, оставив детей полностью беззащитными.
Ганс Вейерман, новоназначенный представитель МКК, заместивший на этом посту Борна, сообщал о состоянии детских домов в это время: «Дети от одного до четырнадцати лет, голодные, оборванные и истощенные, смертельно напуганные гулом самолетов и взрывами бомб, расползались по всем углам здания. Их чесоточные тела покрылись коростой грязи, лохмотья кишели вшами. Сбившись от страха в кучу, они что-то нечленораздельно бубнили. Они не ели уже очень долгое время, и в течение многих дней за ними практически не было никакого присмотра. Никто не знал, куда и когда пропали их няни».
Положение детей было таким отчаянным, что для многих освобождение, которое принесли с собой русские, пришло слишком поздно. Несмотря на улучшенное питание, лекарства и продолжающиеся усилия Красного Креста, включая помощь неутомимого Ласло Самоши, питомцы детских домов продолжали умирать сотнями в течение января, февраля и марта 1945 года.
Ласло Самоши пережил войну и русскую оккупацию; вместе с женой и детьми ему удалось перебраться в находившуюся под управлением Британии Палестину, позже в Израиль, где он основал в Хайфе новую фирму по торговле недвижимостью. Оглядываясь назад на лихорадочные и трагические месяцы в Будапеште, он подчеркивает: «Каких бы успехов ни добивались некоторые из нас, за всей операцией по спасению стоял Валленберг. Это Валленбергу принадлежала идея координации усилий шведской, швейцарской, испанской и португальской миссий, а также папского нунциата и организации Красного Креста. Мы все работали вместе в тесном контакте под его руководством».
ГЛАВА 10
Несмотря на свое позерство на ужине у Валленберга, Эйхман тем не менее не собирался оставаться в Будапеште, где его, как он понимал, с приходом русских ожидала верная смерть. Поскольку Красная Армия уже смыкала кольцо осады вокруг венгерской столицы, он приказал своей команде приготовиться к отъезду по первому же сигналу. Но до отъезда Эйхман хотел осуществить две операции. Первую, ликвидацию всех членов Еврейского совета, он собирался провести лично сам. Вторую, молниеносное избиение всего остававшегося в Будапеште еврейского населения, он вынужден был отложить до перевода евреев из Международного гетто в Общее. Проведение последней акции было поручено частям СС и боевикам нилашистов, в случае необходимости ее могли провести и после отъезда Эйхмана. Ранним вечером 22 декабря один из его помощников позвонил в контору Еврейского совета в Общем гетто, где 75 000 евреев ютились в 243 зданиях и «охранялись» 800 нанятыми правительством нилашистами. Телефонную трубку поднял привратник дома Якоб Такач. Эсэсовский офицер приказал ему собрать членов Еврейского совета в девять часов для встречи с Эйхманом.
В девять часов вечера в тот же день три штабных автомобиля СС въехали в гетто и остановились у подъезда дома, где располагалась контора совета. Эйхман с двумя офицерами — вероятно, это были Крумеи и Вислицени — и в сопровождении солдата, вооруженного автоматом, вышел из среднего автомобиля. Две другие машины были набиты вооруженными до зубов солдатами. Эйхман прошел к привратницкой и властно постучал. «Ну, где они?» — потребовал он.
Привратник был напуган и озадачен. «Я говорю о членах Еврейского совета, — снова крикнул Эйхман. — Где они?»
Такач запротестовал: «Мне приказали собрать их завтра в девять». Эйхман впал в бешенство. Такач оправдывался: он не настолько хорошо знает немецкий язык; наверное, он неправильно понял переданное по телефону распоряжение. Услышав разговор на повышенных тонах, из квартиры Такача вышла его сестра. Эйхман вынул свой револьвер и пообещал расстрелять и Такача и его сестру, если члены совета не соберутся немедленно.
Напуганный Такач все же сказал, что это невозможно. Члены совета разошлись по домам. Немедленно можно собрать лишь нескольких, но, чтобы оповестить всех, в нынешней обстановке понадобится целая ночь. Эйхман продолжал бушевать. Один из его помощников несколько раз ударил Такача пистолетом по голове, и тот в бессознательном состоянии повалился на пол. Повернувшись к сестре привратника, Эйхман крикнул: «Когда он придет в себя, скажи ему, что, если совет в полном составе не соберется здесь утром в девять, я прикажу расстрелять вас обоих».
На следующее утро задолго до девяти дрожащие от страха члены Еврейского совета были уже в сборе. Повязка на голове Такача и поведение его сестры подсказывало, чего они могли ожидать. Но Эйхман к девяти не приехал. Как записано в ежедневнике совета в графе 23 декабря, «прошло еще два страшных часа ожидания, пока наконец мы не узнали, что команда Эйхмана этой ночью срочно выехала из Будапешта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128