Артур, лишившийся своего меча, — легкая добыча. Он никогда не был величайшим из воинов — да и не нуждался в том, пока меч и ножны при нем. А когда Артур умрет…
Моргейна умолкла, чтоб голос ее не дрогнул; она понимала, что навлекает на себя проклятие братоубийцы — то самое проклятие, от которого она хотела избавить Акколона, когда погиб Аваллох.
— А когда Артур умрет, — наконец смогла твердо выговорить она, — ближе всех к трону буду стоять я, по праву его сестры.
Я буду править, как Владычица Авалона, а ты будешь моим супругом и военным вождем. Да, правда, в свой срок ты тоже будешь повержен, как Король-Олень… но пока этот час не пробьет, ты будешь править вместе со мной, как король. Акколон вздохнул.
— Я никогда не стремился стать королем. Но если ты приказываешь, леди, я должен исполнить Ее волю — и твою. Итак, я должен бросить вызов Артуру, чтобы завладеть его мечом…
— Я вовсе не хочу сказать, что отправлю тебя в этот бой, не оказав всей помощи, какая только будет мне по силам. Зачем же иначе я все эти безрадостные годы постигала магию, и зачем я сделала тебя моим жрецом? И мы оба получим еще более великую помощь в этом твоем испытании.
— Ты говоришь об этих магических королевствах? — спросил Акколон, почти перейдя на шепот. — Я не понимаю тебя.
«Неудивительно. Я сама не знаю, что собираюсь делать и о чем говорю, — подумала Моргейна. Но она узнала ту странную мглу, что поднималась у нее в сознании, туманя мысли. Именно в таком состоянии и творилась могущественная магия. — Теперь я должна положиться на Богиню — пусть она ведет меня. И не только меня, но и того, кто стоит рядом со мной, кто вынет меч из руки Артура».
— Верь мне и повинуйся.
Моргейна встала и бесшумно двинулась через лес, выискивая… что же она ищет?
— Акколон, растет ли в этом лесу орешник? — спросила она, и собственный голос показался ей каким-то странным и отдаленным.
Акколон кивнул, и Моргейна зашагала следом за ним среди деревьев, что в это время лишь покрывались листьями и цветами. Дикие свиньи уже перерыли слежавшуюся опавшую листву и съели последние орехи; на толстой подстилке, укрывавшей лесную почву, виднелись лишь осколки скорлупы. Но новые побеги уже рвались к свету там, где вскоре встанут новые кусты; жизнь леса никогда не пресечется.
«Цветы, плоды, семена. Все возвращается, растет, тянется к свету и наконец опять предает свои тела в руки Владычицы. Но и она, безмолвно творя свое волшебство в самом сердце природы, не может обойтись без Того, кто мчится с оленями и с летним солнцем наполняет ее чрево». Остановившись под ореховым кустом, она взглянула на Акколона; хотя краем сознания Моргейна понимала, что этот человек — ее возлюбленный, ее избранный жрец, она знала, что теперь он согласился на испытание превыше тех, что она могла бы даровать ему собственными силами.
Эта ореховая роща была священной еще до того, как в здешние холмы пришли римляне, искавшие олово и свинец. На краю рощи располагалось небольшое озерцо, и над ним высились три священных растения: орешник, ива и ольха. Их магия была старше магии дуба. На поверхности озерца кое-где плавали сухие листья и мелкие веточки, но сама вода была чистой и темной; опавшие бурые листья придали ей коричневатый оттенок, и Моргейна, склонившись к воде, увидела в ней свое отражение. Она окунула руки в воду, затем коснулась лба и губ. Отражение задрожало и изменилось, и Моргейна увидела нездешние, бездонные глаза женщины из мира, более древнего, чем этот. И то, что она узрела в этих глазах, повергло какую-то часть ее души в ужас.
Мир вокруг нее таинственным образом изменился — Моргейна полагала, что этот неведомый край граничит с Авалоном, а не с удаленной крепостью в Северном Уэльсе. Но в сознании ее прозвучал безмолвный голос: «Я повсюду. Где орешник склоняется над священным озером, там и я». Моргейна услышала, как Акколон задохнулся от изумления и благоговейного страха, и, обернувшись, увидела, что владычица волшебной страны очутилась рядом с ними. Она стояла, стройная и невозмутимая, в своем мерцающем одеянии, и чело ее венчал простой венок из ивовых ветвей.
Кто произнес эти слова, она сама или владычица фэйри? «Не обязательно бежать вместе с оленями — есть и иное испытание…» И внезапно откуда-то словно бы донеслось пение рога, жуткое и далекое, исходящее из-за пределов ореховой рощи… или его издала сама роща? А затем листва вскинулась и затрепетала, налетел внезапный порыв ветра, заскрипели, закачались ветви, и Моргейну пробрала дрожь ужаса. «Он идет…»
Моргейна повернулась, медленно и неохотно, и увидела, что они больше не одни в роще. Здесь пролегла граница между мирами, и он встал на этой границе…
Моргейна никогда не спрашивала у Акколона, что же в тот момент видел он… Она видела лишь тень, увенчанную ветвистыми рогами, золото и пурпур листьев — хотя сами они стояли в лесу, украшенном полураспустившейся листвой, — темные глаза… Когда-то она возлежала с ним на лесной подстилке, но на этот раз он пришел не к ней, и Моргейна это знала. Теперь и ей, и даже владычице фэйри следовало отойти в сторону. Он бесшумно шагал по палой листве, и все же его шаги поднимали ветер; потоки воздуха пронизывали рощу и трепали волосы Моргейны, и плащ бился у нее за плечами. Он был высок и темноволос; казалось, будто он одновременно облачен и в богатейшее одеяние, и в листву, — но при этом Моргейна могла бы поклясться, что он наг. Он вскинул изящную руку, и Акколон медленно, словно его вела чужая воля, двинулся вперед, шаг за шагом… и в то же самое время это именно Акколон был облачен в листву и увенчан рогами, мерцавшими в странном, неподвижном свете волшебной страны. Моргейна изнемогала под ударами ветра; она ощущала, что роща полнится иными силуэтами и ликами, но не могла их рассмотреть. Это испытание предназначалось не для нее, а для мужчины, что находился с нею рядом. Казалось, что воздух звенит от возгласов и пения рогов; мчались ли эти всадники по воздуху, или копыта стучали по лесной подстилке, да так громко, что заглушали даже мысли? Моргейна осознала, что Акколона уже нет рядом с ней. Она стояла, уцепившись за ствол орешника и спрятав лицо. Моргейна не знала, каким образом будет протекать посвящение Акколона в короли, и ей не суждено, не положено было этого знать… Это было не в ее власти — даровать сие испытание или знать о нем. При помощи Владычицы Моргейна пробудила силу Увенчанного Рогами, и Акколон ушел туда, куда Моргейна не могла за ним последовать.
Моргейна не знала, сколь долго она простояла, цепляясь за орешник, до боли прижавшись лбом к стволу… А затем ветер стих, и Акколон вновь был с ней. Они стояли рядом, и кроме них, в ореховой роще не было никого; не слышно было ни звука, кроме удара грома, что раскатился по темному безоблачному небу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Моргейна умолкла, чтоб голос ее не дрогнул; она понимала, что навлекает на себя проклятие братоубийцы — то самое проклятие, от которого она хотела избавить Акколона, когда погиб Аваллох.
— А когда Артур умрет, — наконец смогла твердо выговорить она, — ближе всех к трону буду стоять я, по праву его сестры.
Я буду править, как Владычица Авалона, а ты будешь моим супругом и военным вождем. Да, правда, в свой срок ты тоже будешь повержен, как Король-Олень… но пока этот час не пробьет, ты будешь править вместе со мной, как король. Акколон вздохнул.
— Я никогда не стремился стать королем. Но если ты приказываешь, леди, я должен исполнить Ее волю — и твою. Итак, я должен бросить вызов Артуру, чтобы завладеть его мечом…
— Я вовсе не хочу сказать, что отправлю тебя в этот бой, не оказав всей помощи, какая только будет мне по силам. Зачем же иначе я все эти безрадостные годы постигала магию, и зачем я сделала тебя моим жрецом? И мы оба получим еще более великую помощь в этом твоем испытании.
— Ты говоришь об этих магических королевствах? — спросил Акколон, почти перейдя на шепот. — Я не понимаю тебя.
«Неудивительно. Я сама не знаю, что собираюсь делать и о чем говорю, — подумала Моргейна. Но она узнала ту странную мглу, что поднималась у нее в сознании, туманя мысли. Именно в таком состоянии и творилась могущественная магия. — Теперь я должна положиться на Богиню — пусть она ведет меня. И не только меня, но и того, кто стоит рядом со мной, кто вынет меч из руки Артура».
— Верь мне и повинуйся.
Моргейна встала и бесшумно двинулась через лес, выискивая… что же она ищет?
— Акколон, растет ли в этом лесу орешник? — спросила она, и собственный голос показался ей каким-то странным и отдаленным.
Акколон кивнул, и Моргейна зашагала следом за ним среди деревьев, что в это время лишь покрывались листьями и цветами. Дикие свиньи уже перерыли слежавшуюся опавшую листву и съели последние орехи; на толстой подстилке, укрывавшей лесную почву, виднелись лишь осколки скорлупы. Но новые побеги уже рвались к свету там, где вскоре встанут новые кусты; жизнь леса никогда не пресечется.
«Цветы, плоды, семена. Все возвращается, растет, тянется к свету и наконец опять предает свои тела в руки Владычицы. Но и она, безмолвно творя свое волшебство в самом сердце природы, не может обойтись без Того, кто мчится с оленями и с летним солнцем наполняет ее чрево». Остановившись под ореховым кустом, она взглянула на Акколона; хотя краем сознания Моргейна понимала, что этот человек — ее возлюбленный, ее избранный жрец, она знала, что теперь он согласился на испытание превыше тех, что она могла бы даровать ему собственными силами.
Эта ореховая роща была священной еще до того, как в здешние холмы пришли римляне, искавшие олово и свинец. На краю рощи располагалось небольшое озерцо, и над ним высились три священных растения: орешник, ива и ольха. Их магия была старше магии дуба. На поверхности озерца кое-где плавали сухие листья и мелкие веточки, но сама вода была чистой и темной; опавшие бурые листья придали ей коричневатый оттенок, и Моргейна, склонившись к воде, увидела в ней свое отражение. Она окунула руки в воду, затем коснулась лба и губ. Отражение задрожало и изменилось, и Моргейна увидела нездешние, бездонные глаза женщины из мира, более древнего, чем этот. И то, что она узрела в этих глазах, повергло какую-то часть ее души в ужас.
Мир вокруг нее таинственным образом изменился — Моргейна полагала, что этот неведомый край граничит с Авалоном, а не с удаленной крепостью в Северном Уэльсе. Но в сознании ее прозвучал безмолвный голос: «Я повсюду. Где орешник склоняется над священным озером, там и я». Моргейна услышала, как Акколон задохнулся от изумления и благоговейного страха, и, обернувшись, увидела, что владычица волшебной страны очутилась рядом с ними. Она стояла, стройная и невозмутимая, в своем мерцающем одеянии, и чело ее венчал простой венок из ивовых ветвей.
Кто произнес эти слова, она сама или владычица фэйри? «Не обязательно бежать вместе с оленями — есть и иное испытание…» И внезапно откуда-то словно бы донеслось пение рога, жуткое и далекое, исходящее из-за пределов ореховой рощи… или его издала сама роща? А затем листва вскинулась и затрепетала, налетел внезапный порыв ветра, заскрипели, закачались ветви, и Моргейну пробрала дрожь ужаса. «Он идет…»
Моргейна повернулась, медленно и неохотно, и увидела, что они больше не одни в роще. Здесь пролегла граница между мирами, и он встал на этой границе…
Моргейна никогда не спрашивала у Акколона, что же в тот момент видел он… Она видела лишь тень, увенчанную ветвистыми рогами, золото и пурпур листьев — хотя сами они стояли в лесу, украшенном полураспустившейся листвой, — темные глаза… Когда-то она возлежала с ним на лесной подстилке, но на этот раз он пришел не к ней, и Моргейна это знала. Теперь и ей, и даже владычице фэйри следовало отойти в сторону. Он бесшумно шагал по палой листве, и все же его шаги поднимали ветер; потоки воздуха пронизывали рощу и трепали волосы Моргейны, и плащ бился у нее за плечами. Он был высок и темноволос; казалось, будто он одновременно облачен и в богатейшее одеяние, и в листву, — но при этом Моргейна могла бы поклясться, что он наг. Он вскинул изящную руку, и Акколон медленно, словно его вела чужая воля, двинулся вперед, шаг за шагом… и в то же самое время это именно Акколон был облачен в листву и увенчан рогами, мерцавшими в странном, неподвижном свете волшебной страны. Моргейна изнемогала под ударами ветра; она ощущала, что роща полнится иными силуэтами и ликами, но не могла их рассмотреть. Это испытание предназначалось не для нее, а для мужчины, что находился с нею рядом. Казалось, что воздух звенит от возгласов и пения рогов; мчались ли эти всадники по воздуху, или копыта стучали по лесной подстилке, да так громко, что заглушали даже мысли? Моргейна осознала, что Акколона уже нет рядом с ней. Она стояла, уцепившись за ствол орешника и спрятав лицо. Моргейна не знала, каким образом будет протекать посвящение Акколона в короли, и ей не суждено, не положено было этого знать… Это было не в ее власти — даровать сие испытание или знать о нем. При помощи Владычицы Моргейна пробудила силу Увенчанного Рогами, и Акколон ушел туда, куда Моргейна не могла за ним последовать.
Моргейна не знала, сколь долго она простояла, цепляясь за орешник, до боли прижавшись лбом к стволу… А затем ветер стих, и Акколон вновь был с ней. Они стояли рядом, и кроме них, в ореховой роще не было никого; не слышно было ни звука, кроме удара грома, что раскатился по темному безоблачному небу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95