Гвидион покачал головой.
— Это древний друидский гимн. А некоторые говорят, будто он древнее друидов, — что он, быть может, пришел к нам из страны, что ныне скрыта под волнами. Но подобные гимны можно встретить в каждой религии. Быть может, и вправду все религии суть одна…
— Ты — христианин, мой мальчик? — мягко спросил его Артур. Гвидион мгновение помолчал, затем отозвался:
— Меня воспитывали как друида, и я не отрекался от своих клятв. Я — не Кевин, мой король. Но не все мои обеты ведомы тебе.
И с этими словами он поднялся и вышел из зала. Артур смотрел ему вслед, даже не пытаясь сделать Гвидиону выговор за подобную неучтивость. Но Гавейн нахмурился.
— Неужто ты дозволишь, чтоб он ушел, даже не попрощавшись, лорд?
— Да пусть идет, — сказал Артур. — Мы все здесь — родичи, и я вовсе не прошу, чтоб со мной непрерывно обращались так, словно я восседаю на троне! Или ты хочешь, чтоб он всегда вел себя как любезный придворный?
Однако Гарету все это тоже не понравилось.
— До чего же мне хочется, чтоб Галахад вернулся ко двору! — негромко произнес он. — Хоть бы Господь ниспослал и ему какое-нибудь видение вроде моего! Галахад нужен здесь куда больше, чем я, и если он не объявится в ближайшее время, я сам отправлюсь искать его.
До Пятидесятницы оставалось всего несколько дней, когда в Камелот наконец-то вернулся Ланселет.
Сперва они увидели приближающуюся процессию, и Гарет, что дежурил на воротах, вызвал всех поприветствовать гостей. Но Гвенвифар, стоявшей рядом с Артуром, не было дела до Моргаузы — разве что в душе ее шевельнулось легкое любопытство: интересно, что привело сюда королеву Лотиана? Ланселет преклонил колени перед Артуром и поведал скорбную весть, и Гвенвифар, взглянув ему в глаза, задохнулась от боли… Так было всегда — всякий удар по Ланселету отзывался болью в ее сердце. Артур поднял Ланселета и прижал к себе; в глазах его стояли слезы.
— Милый мой друг, я любил Галахада как сына. Нам всем будет очень не хватать его.
Гвенвифар не могла более этого вынести. Она шагнула вперед, не обращая внимания на окружающих, протянула Ланселету руку и дрожащим голосом произнесла:
— Я скучала по тебе и рада, что ты вернулся к нам, но мне искренне жаль, что тебе пришлось вернуться со столь печальной вестью.
— Отнесите Галахада в ту церковь, где он принял рыцарское посвящение, — негромко приказал Артур своим людям. — Пусть он покоится там; а завтра состоятся похороны, подобающие моему сыну и наследнику.
Отвернувшись, король пошатнулся, и Гвидион быстро поддержал его под локоть.
Гвенвифар нечасто плакала в последнее время, но при взгля-де на лицо Ланселета, столь измученное и изможденное, королева почувствовала, что не в силах сдержать слезы. Что выпало на его долю за этот год, проведенный в погоне за Граалем? Болезни, пост, усталость, раны? Никогда еще Гвенвифар не видела на его лице такой скорби — даже когда Ланселет явился к ней, чтоб сообщить о своем браке с Элейной. Королева заметила, сколь тяжело опирается Артур на руку Гвидиона, и вздохнула. Ланселет сжал ее руку и мягко произнес:
— Теперь я даже рад тому, что Артур получше узнал своего сына и оценил его по достоинству. Это смягчит его горе.
Гвенвифар покачала головой. Ей не хотелось сейчас размышлять о том, какие последствия это будет иметь для Гвидиона и Артура. Сын Моргейны! Сын Моргейны — наследник Артура! Нет, сейчас это ее не утешит!
Тут к королеве подошел Гарет и, поклонившись, сказал:
— Госпожа, приехала моя мать…
И Гвенвифар вспомнила, что не подобает ей стоять одной среди мужчин. Ее место с прочими дамами. И еще она поняла, что не в силах сейчас сказать ни единого слова утешения — ни Артуру, ни даже Ланселету.
— Я рада приветствовать тебя, королева Моргауза, — холодно произнесла Гвенвифар и подумала: «Я ведь солгала Моргаузе — следует ли мне считать это грехом? Может, добродетельнее было бы сказать:» Я приветствую тебя, королева Моргауза, ибо так велит мой долг, но я ничуть не рада тебя видеть. Лучше бы ты сидела в своем Лотиане — или провалилась в преисподнюю, мне это безразлично!» Она увидела, что Ниниана тоже подошла к Артуру — так, что теперь король шел между нею и Гвидионом, — и нахмурилась. . — Леди Ниниана! — холодно окликнула Гвенвифар. — Думаю, сейчас дамам лучше удалиться отсюда. Подыщи покои для королевы Моргаузы и позаботься, чтоб там было все необходимое.
Гвидион сердито взглянул на Гвенвифар, но возразить не осмелился. И Гвенвифар, покидая вместе со своими дамами двор крепости, подумала, что в положении королевы тоже есть свои преимущества.
Весь день ко двору Артура съезжались соратники и рыцари Круглого Стола, и Гвенвифар пришлось хлопотать над приготовлениями к завтрашнему пиру — которому суждено было оказаться погребальным. Завтра, в день Пятидесятницы, рыцари Артура, уезжавшие на поиски Грааля, воссоединятся вновь. Гвенвифар успела увидеть много знакомых лиц. Но она знала, что многим уже не суждено вернуться: Персеваль, Боре, Ламорак… Гвенвифар чуть мягче взглянула на Моргаузу; она знала, что королева Лотиана искренне горюет по Ламораку. Самой Гвенвифар казалось, что Моргауза ставит себя в нелепое положение, в ее-то годы обзаводясь столь молодым возлюбленным, но горе есть горе, и Гвенвифар сама видела, что во время погребальной службы по Галахаду, когда священник заговорил обо всех прочих, павших во время поисков Грааля, Моргауза опустила вуаль, скрывая слезы, а после службы лицо ее было все в красных пятнах.
Всю прошлую ночь Ланселет просидел в церкви над телом сына, и Гвенвифар даже не могла поговорить с ним наедине. Теперь же, после отпевания, королева велела Ланселету сесть за обедом рядом с ней и Артуром; наполняя его кубок, она надеялась, что Ланселет напьется допьяна и хоть ненадолго позабудет о своем горе. Ей больно было смотреть на лицо Ланселета, покрывшееся морщинами, осунувшееся от страданий и лишений, и на его кудри, сделавшиеся ныне совсем седыми. И она, любившая Ланселета сильнее всех на свете, не могла при людях даже обнять его и поплакать вместе с ним. Эта боль терзала ее уже много лет: почему, ну почему она не имеет права обратиться к нему при всех, почему она должна молча восседать рядом и всегда оставаться лишь его родственницей и королевой? Сейчас это было даже ужаснее, чем обычно, но Ланселет не поворачивался к Гвенвифар и старался не смотреть ей в глаза.
Поднявшись, Артур выпил за тех рыцарей, что никогда уж не вернутся из странствий.
— И сейчас я при всех клянусь, что до тех пор, пока я жив и пока стоит Камелот, их жены и дети никогда не узнают нужды, — объявил он. — Ваша скорбь — моя скорбь. Наследник моего трона умер, странствуя в поисках Грааля.
Артур повернулся и протянул руку Гвидиону;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95