— Вопрос в другом — способен ли на это Артур? Если нет…
Она не договорила, и невысказанная мысль повисла в воздухе. Гвидион хмуро произнес, глядя на смыкающийся со всех сторон туман:
— Боюсь, тут все не так просто. Здесь повсюду туман — такой густой, что посланцы саксонских королей зачастую не могут найти дорогу сюда… Ниниана! Неужто Камелот тоже уходит в туманы?
Ниниана хотела было пошутить, отвлечь Гвидиона от мрачных мыслей, сказать что-нибудь успокаивающее, но потом передумала.
— Не знаю. Драконий остров осквернен; его жители умирают или уже мертвы; священное стадо стало добычей саксов-охотников. Норманны грабят побережье. Не настанет ли день, когда они одолеют Камелот, как некогда готы одолели Рим?
— Если бы я узнал об этом вовремя, — произнес Гвидион со сдавленной яростью и стукнул кулаком по ладони, — если бы саксы прислали весть Артуру, он мог бы отправить меня — или еще кого-нибудь — на защиту Священного острова, где он стал Королем-Оленем и заключил Великий Брак с этой землей! А теперь храм Богини разрушен — а ведь Артуру следовало защищать его даже ценой жизни! — и значит, он лишился права царствовать!
Гвидион не добавил: «И я тоже», — но Ниниана поняла, что это его и терзает.
— Ты же не знал, что над Драконьим островом нависла опасность, — сказала она.
— И в этом я тоже виню Артура, — отозвался Гвидион. — В том, что саксы позволяют себе творить подобное, даже не испросив дозволения у Артура, — теперь ты видишь, как мало они считаются с его титулом Верховного короля? А все почему? Говорю тебе, Ниниана, — они не станут считаться с королем-рогоносцем, который не способен держать в узде своих женщин…
— Ты же вырос на Авалоне, — гневно одернула его Ниниана, — так неужто ты станешь судить Артура, оглядываясь на обычаи саксов, — а ведь они даже хуже римлян! Неужто ты допустишь, чтоб падение или возвышение королевства зависело от чьих-то представлений о том, как мужчине надлежит управляться со своими женщинами? Не забывай, Гвидион, — тебе суждено стать королем потому, что в твоих жилах течет королевская кровь Авалона, и потому, что ты — дитя Богини…
— Тьфу! — Гвидион сплюнул и непристойно выругался. — Ниниана, а тебе никогда не приходило в голову, что Авалон может пасть, как некогда пал Рим — из-за морального разложения, затронувшего самое сердце государства? Если исходить из законов Авалона, Гвенвифар имеет полное право вести себя так — это владычице надлежит выбирать, кто станет ее супругом. А Ланселету следовало бы свергнуть Артура. Ланселет ведь и сам — сын Великой жрицы, так почему бы ему не стать королем вместо Артура? Но должен ли человек становиться королем лишь потому, что какая-то женщина пожелала видеть его в своей постели? — Он снова сплюнул. — Нет, Ниниана, эти времена ушли — сперва римляне, а теперь и саксы поняли, каким стал мир. Теперь это не великое чрево, вынашивающее людей, — теперь все решают армии. Разве сейчас люди согласятся признать мою власть лишь потому, что я сын такой-то женщины? Теперь страну наследует сын короля, и следует ли нам отвергать хороший обычай лишь потому, что первыми до него додумались римляне? Теперь мы владеем хорошими кораблями — мы отыщем земли, лежащие, еще дальше давних земель, поглощенных морем. А сможет ли Богиня, прикованная к этому клочку земли и его плодам, последовать за нами туда? Да взгляни хоть на норманнов, разоряющих наши побережья, — остановят ли их проклятия Великой Матери? Те немногие жрицы, что остались на Авалоне, — ни саксы, ни дикие норманны никогда не смогут причинить им вреда, ибо Авалон не принадлежит более этому миру. Но женщинам, живущим в мире, что ныне грядет, понадобятся мужчины, — чтоб защищать их. Ниниана, нынешний мир принадлежит не одной лишь Богине — богам. А может, и одному Богу. Мне незачем пытаться свергнуть Артура. За меня это сделает время, время и перемены.
Ниниана ощутила кожей покалывание, возвещающее о приближении Зрения.
— А что же будет с тобой, Король-Олень Авалона? Как же Великая Матерь, пославшая тебя вперед во имя свое?
— Ты что, думаешь, будто я собираюсь кануть в туманы вместе с Авалоном и Камелотом? Я намерен стать Верховным королем после Артура — а для этого я должен позаботиться, чтоб слава Артурова двора не умалялась. И потому Ланселет должен уйти — значит, следует заставить Артура изгнать его, а может, и Гвенвифар тоже. Ты поможешь мне, Ниниана?
Лицо Нинианы залила смертельная бледность. Она подбоченилась и гневно взглянула на Гвидиона. О, если бы она, как Моргейна, обладала силой Богини — она превратилась бы сейчас в мост меж землею и небом и поразила святотатца молнией, призвала бы на него гнев Богини. От ярости полумесяц у нее на лбу вспыхнул обжигающим огнем.
— Чтоб я помогла тебе предать женщину, которая всего лишь воспользовалась священным правом, дарованным Богиней, — сама выбрала себе мужчину?!
Гвидион издевательски рассмеялся.
— Гвенвифар отказалась от этого права еще тогда, когда впервые преклонила колени перед богом рабов!
— И тем не менее я не намерена предавать ее!
— Так значит, ты не известишь меня, когда она в следующий раз отошлет своих дам на всю ночь?
— Нет! — отрезала Ниниана. — Клянусь Богиней, этого я не сделаю! Предательство Артура меркнет по сравнению с твоим предательством!
Она развернулась и собралась было уйти, но Гвидион схватил ее за руку.
— Ты будешь делать то, что я тебе велю!
Ниниана принялась бороться, и в конце концов ей удалось вырваться, хоть на запястьях у нее и проступили красные пятна.
— Чтоб ты повелевал мною? Да никогда в жизни! — выкрикнула Ниниана, но от ярости у нее перехватило дыхание. — Ты посмел поднять руку на Владычицу Авалона! Берегись же! Артур узнает, что за змею пригрел он на своей груди!
Обуянный бешенством Гвидион ухватил женщину за руку, рванул к себе и изо всей силы ударил в висок. Ниниана, даже не вскрикнув, рухнула наземь. Гвидион был так зол, что даже не попытался подхватить ее.
— Верно нарекли тебя саксы, — произнес из тумана чей-то исполненный ярости голос, — злой советчик, Мордред — убийца!
В мгновенной вспышке страха Гвидион обернулся и взглянул на тело Нинианы, лежащее у его ног.
— Убийца? Нет! Я просто рассердился на нее… я не хотел… Он огляделся по сторонам; сгустившийся туман был непроницаем для взгляда, но Гвидион узнал этот голос.
— Моргейна! Леди… Матушка!
Гвидион рухнул на колени — от ужаса у него перехватило дыхание, — попытался приподнять Ниниану, отыскать пульс — но было поздно. Жизнь покинула ее.
— Моргейна! Где ты? Где ты? Проклятие! Покажись!
Но рядом с ним была лишь Ниниана, безмолвная и недвижная. Прижав ее к себе, Гвидион взмолился:
— Ниниана! Ниниана, любимая, отзовись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Она не договорила, и невысказанная мысль повисла в воздухе. Гвидион хмуро произнес, глядя на смыкающийся со всех сторон туман:
— Боюсь, тут все не так просто. Здесь повсюду туман — такой густой, что посланцы саксонских королей зачастую не могут найти дорогу сюда… Ниниана! Неужто Камелот тоже уходит в туманы?
Ниниана хотела было пошутить, отвлечь Гвидиона от мрачных мыслей, сказать что-нибудь успокаивающее, но потом передумала.
— Не знаю. Драконий остров осквернен; его жители умирают или уже мертвы; священное стадо стало добычей саксов-охотников. Норманны грабят побережье. Не настанет ли день, когда они одолеют Камелот, как некогда готы одолели Рим?
— Если бы я узнал об этом вовремя, — произнес Гвидион со сдавленной яростью и стукнул кулаком по ладони, — если бы саксы прислали весть Артуру, он мог бы отправить меня — или еще кого-нибудь — на защиту Священного острова, где он стал Королем-Оленем и заключил Великий Брак с этой землей! А теперь храм Богини разрушен — а ведь Артуру следовало защищать его даже ценой жизни! — и значит, он лишился права царствовать!
Гвидион не добавил: «И я тоже», — но Ниниана поняла, что это его и терзает.
— Ты же не знал, что над Драконьим островом нависла опасность, — сказала она.
— И в этом я тоже виню Артура, — отозвался Гвидион. — В том, что саксы позволяют себе творить подобное, даже не испросив дозволения у Артура, — теперь ты видишь, как мало они считаются с его титулом Верховного короля? А все почему? Говорю тебе, Ниниана, — они не станут считаться с королем-рогоносцем, который не способен держать в узде своих женщин…
— Ты же вырос на Авалоне, — гневно одернула его Ниниана, — так неужто ты станешь судить Артура, оглядываясь на обычаи саксов, — а ведь они даже хуже римлян! Неужто ты допустишь, чтоб падение или возвышение королевства зависело от чьих-то представлений о том, как мужчине надлежит управляться со своими женщинами? Не забывай, Гвидион, — тебе суждено стать королем потому, что в твоих жилах течет королевская кровь Авалона, и потому, что ты — дитя Богини…
— Тьфу! — Гвидион сплюнул и непристойно выругался. — Ниниана, а тебе никогда не приходило в голову, что Авалон может пасть, как некогда пал Рим — из-за морального разложения, затронувшего самое сердце государства? Если исходить из законов Авалона, Гвенвифар имеет полное право вести себя так — это владычице надлежит выбирать, кто станет ее супругом. А Ланселету следовало бы свергнуть Артура. Ланселет ведь и сам — сын Великой жрицы, так почему бы ему не стать королем вместо Артура? Но должен ли человек становиться королем лишь потому, что какая-то женщина пожелала видеть его в своей постели? — Он снова сплюнул. — Нет, Ниниана, эти времена ушли — сперва римляне, а теперь и саксы поняли, каким стал мир. Теперь это не великое чрево, вынашивающее людей, — теперь все решают армии. Разве сейчас люди согласятся признать мою власть лишь потому, что я сын такой-то женщины? Теперь страну наследует сын короля, и следует ли нам отвергать хороший обычай лишь потому, что первыми до него додумались римляне? Теперь мы владеем хорошими кораблями — мы отыщем земли, лежащие, еще дальше давних земель, поглощенных морем. А сможет ли Богиня, прикованная к этому клочку земли и его плодам, последовать за нами туда? Да взгляни хоть на норманнов, разоряющих наши побережья, — остановят ли их проклятия Великой Матери? Те немногие жрицы, что остались на Авалоне, — ни саксы, ни дикие норманны никогда не смогут причинить им вреда, ибо Авалон не принадлежит более этому миру. Но женщинам, живущим в мире, что ныне грядет, понадобятся мужчины, — чтоб защищать их. Ниниана, нынешний мир принадлежит не одной лишь Богине — богам. А может, и одному Богу. Мне незачем пытаться свергнуть Артура. За меня это сделает время, время и перемены.
Ниниана ощутила кожей покалывание, возвещающее о приближении Зрения.
— А что же будет с тобой, Король-Олень Авалона? Как же Великая Матерь, пославшая тебя вперед во имя свое?
— Ты что, думаешь, будто я собираюсь кануть в туманы вместе с Авалоном и Камелотом? Я намерен стать Верховным королем после Артура — а для этого я должен позаботиться, чтоб слава Артурова двора не умалялась. И потому Ланселет должен уйти — значит, следует заставить Артура изгнать его, а может, и Гвенвифар тоже. Ты поможешь мне, Ниниана?
Лицо Нинианы залила смертельная бледность. Она подбоченилась и гневно взглянула на Гвидиона. О, если бы она, как Моргейна, обладала силой Богини — она превратилась бы сейчас в мост меж землею и небом и поразила святотатца молнией, призвала бы на него гнев Богини. От ярости полумесяц у нее на лбу вспыхнул обжигающим огнем.
— Чтоб я помогла тебе предать женщину, которая всего лишь воспользовалась священным правом, дарованным Богиней, — сама выбрала себе мужчину?!
Гвидион издевательски рассмеялся.
— Гвенвифар отказалась от этого права еще тогда, когда впервые преклонила колени перед богом рабов!
— И тем не менее я не намерена предавать ее!
— Так значит, ты не известишь меня, когда она в следующий раз отошлет своих дам на всю ночь?
— Нет! — отрезала Ниниана. — Клянусь Богиней, этого я не сделаю! Предательство Артура меркнет по сравнению с твоим предательством!
Она развернулась и собралась было уйти, но Гвидион схватил ее за руку.
— Ты будешь делать то, что я тебе велю!
Ниниана принялась бороться, и в конце концов ей удалось вырваться, хоть на запястьях у нее и проступили красные пятна.
— Чтоб ты повелевал мною? Да никогда в жизни! — выкрикнула Ниниана, но от ярости у нее перехватило дыхание. — Ты посмел поднять руку на Владычицу Авалона! Берегись же! Артур узнает, что за змею пригрел он на своей груди!
Обуянный бешенством Гвидион ухватил женщину за руку, рванул к себе и изо всей силы ударил в висок. Ниниана, даже не вскрикнув, рухнула наземь. Гвидион был так зол, что даже не попытался подхватить ее.
— Верно нарекли тебя саксы, — произнес из тумана чей-то исполненный ярости голос, — злой советчик, Мордред — убийца!
В мгновенной вспышке страха Гвидион обернулся и взглянул на тело Нинианы, лежащее у его ног.
— Убийца? Нет! Я просто рассердился на нее… я не хотел… Он огляделся по сторонам; сгустившийся туман был непроницаем для взгляда, но Гвидион узнал этот голос.
— Моргейна! Леди… Матушка!
Гвидион рухнул на колени — от ужаса у него перехватило дыхание, — попытался приподнять Ниниану, отыскать пульс — но было поздно. Жизнь покинула ее.
— Моргейна! Где ты? Где ты? Проклятие! Покажись!
Но рядом с ним была лишь Ниниана, безмолвная и недвижная. Прижав ее к себе, Гвидион взмолился:
— Ниниана! Ниниана, любимая, отзовись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95