Ловила на себе удивленнопристальный взгляд Гура и спешила перевести
разговор на другую тему, потому что разбираться в проблемах Земли-альфа
на уровне девочки из БП все равно не имело смысла.
Эти паузы не нравились нам обоим, и вскоре Гур принял правила игры.
Лицо его не менялось, даже если я цитировала изречения профессора Мичи,
умершего восемьдесят лет назад. Моя личность занимала его гораздо мень-
ше, чем наши регулярные беседы. Думаю, что если бы в тот период я даже
призналась ему, что я Ингрид Кейн, ему было бы все равно.
Но все же он первым взглянул на меня. Я что-то доказывала и вдруг за-
метила, что он на меня смотрит. Не как обычно, не видя, ожидая лишь за-
вершения моей мысли, чтобы бросить ответную реплику, а, наоборот, не
слыша.
- Ты не слушаешь?
- Тебе надо отдохнуть, Николь. Неважно выглядишь.
- Чепуха, послушай...
- Завтра я свободен. Как насчет морской прогулки? Тебе нужен свежий
воздух. И хватит курить. Гур отнял у меня сигарету. Мой окурок чем-то
заинтересовал его, он нацелил взгляд на пепельницу, полную таких же
окурков.
- Ты что?
Гур поспешно поставил пепельницу на место.
- До завтра.
Когда затихли его шаги, пепельницей занялась я. Скорее всего я иначе,
чем Рита, втыкала в нее окурки... Да мало ли что! Он обратил на меня
внимание. Это было скорее плохо, чем хорошо.
* * *
Гур зашел за мной очень рано, и, пока я плелась за ним по загадочному
коридору (успев заметить, что он продолжается без конца), пока мы подни-
мались по лестнице к люку, ведущему в кабинет (откуда я свалилась), а
затем на лифте на крышу, я неудержимо зевала, хотя впервые за много дней
меня вывели на волю развлекаться. Правда, под конвоем, но все же... Меня
покачивало, будто после болезни, колени дрожали.
В Столице уже наступила осень. Небо походило на мокрую простыню, че-
рез которую ветер сеял капли дождя. На черном лакированном корпусе гу-
ровского аэрокара рыжими мазками прилипли кое-где мертвые листья. Я с
наслаждением глотнула пряный сырой воздух, голова закружилась, но через
секунду все встало на свои места. Крыши соседних домов, прилипшие к аэ-
рокару листья и капли на стекле показались обостренно четкими, как на
фотографии.
Будто я снова глотнула альфазина.
Преимущество молодости - способность организма мгновенно восстанавли-
вать силы.
Окна аэрокара были зашторены - для конспирации, и я не видела, куда
мы летим. Но можно было догадаться, что к одному из рекомендованных в
утренней сводке погоды пляжей, где "день обещает быть солнечным и теп-
лым", Гур всю дорогу молчал, я дремала.
Стоп. Дверца распахнулась, и я почти вывалилась из аэрокара на горя-
чий песок. Трудно было поверить, что где-то осень и дождь, что еще час
назад по корпусу аэрокара скатывались капли. Сейчас он был раскаленный,
сухой, и в нем отражались дюны и море. Море плескалось в нескольких ша-
гах, на его фоне подернутое утренней дымкой небо казалось тусклым, беле-
сым. Солнце грело, но не жгло - то самое "бархатное" тепло, в которое
погружаешься, как в ванну, которое размагничивает, усыпляет, ласково
укачивая, подобно газу "свечного успокоения". Песок набился в туфли, под
одежду, но вставать не хотелось,
- Может, хотя бы переоденешься?
Гур направлялся ко мне с купальником, наверное, с тем самым, в кото-
ром когда-то соблазняла его Рита. Он был уже босиком и в шортах, суту-
лый, угловатый и нескладный, как подросток, но в движении его тело ста-
новилось красивым, гибким и сильным, как у зверя из семейства кошачьих.
Эрл Стоун...
Он помог мне подняться, подал купальник и продолжал что-то говорить,
спокойно глядя на меня. Я ждала, когда он отвернется, и уже собиралась
попросить его об этом, как вдруг сообразила, что Николь была его подруж-
кой и ему вовсе не обязательно отворачиваться в подобной ситуации. Я по-
чувствовала, что краснею, и с досадой рванула молнию на платье, но Гур
уже все понял.
Его взгляд на мгновение вцепился в мое лицо, но он тут же отвернулся
и, бросив мне купальник, ушел разбирать багажник. Фу, как глупо!
Гур возился с разборной лодкой. Я подошла, уже в купальнике, - он не
смотрел на меня. Я положила ему руку на голову - волосы были жесткими,
горячими от солнца. По его взгляду тут же поняла, что лишь усугубила
предыдущую ошибку. Во всяком случае, он знал, что я сделала это, чтобы
ее исправить. Я убрала руку.
Но когда лодка, наконец, была собрана, когда затрещал мотор и мы пом-
чались к горизонту, чуть касаясь кормой воды, когда соленые брызги уда-
рили в лицо, от ветра перехватило дыхание и нас швырнуло друг к другу -
Гур уже не мог не обнять меня. Это было законом, ритуалом Земли-бета -
он и она, обнявшись, мчатся по волнам в двухместной лодке. Сотни раз я
каталась так в молодости, и Гур наверняка тоже, когда еще был Эрлом Сто-
уном. Обняться здесь было так же естественно, как в танце. Все же мы оба
родились на Земле-бета.
Его ладонь легла мне на плечо, утвердилась там, потом я ощутила спи-
ной всю его руку и почувствовала, как горячая волна кувыркнулась где-то
во мне, ударила в голову и, опалив щеки, ушла. Знакомое ощущение, толь-
ко, пожалуй, сильнее, чем прежде. Мне было не да анализа - меня обнимал
Эрл Стоун. Я знала это и только это и опасалась одного - как бы он не
убрал руку. И еще мне нужно было делать вид, что мне плевать на его ру-
ку, потому что она уже обнимала Николь тысячу раз. А ему нужно было де-
лать вид, что он верит, что мне наплевать. Забавно. Мы оба играли и оба
знали, что играем.
Мы сидели так очень долго, не шевелясь, пока Гур, наконец, не выклю-
чил мотор. Лодка остановилась, и он убрал руку. Стало вдруг очень тихо.
Пляжи с соснами и дюнами, люди и коттеджи остались за горизонтом. Мы бы-
ли одни в море. Вокруг перекатывались белые барашки волн, лодку покачи-
вало. Я вспомнила Унго, отель "Синее море". Тогда все было просто. И
спокойно.
Я подумала, что море совсем не синее. "Голубое небо", "Зеленый лес",
"Красный закат" - так тоже просто и удобно. Все прощать. Но закат на
Земле-бета совсем, не красный, а море не синее. Какое?
Чтобы его описать, нужно чувство. Сам для себя ты все понимаешь, но
если тебе нужно кому-то рассказать... Требуются особые слова, рожденные
чувством. Чувством к другому. Бетяне этого лишены. Синее море.
Я смотрела, как Гур плавает, плавно и ритмично закидывая руку, нес-
лышно вспенивая воду ступнями. В воде он был естествен, как рыба, даже
лицо становилось каким-то рыбьим.
А я решила установить вышку, нажала на пять метров, и, стоя на пло-
щадке, которая медленно поднималась, видела обращенное ко мне лицо Гура
- теперь он лежал на спине, раскинув руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
разговор на другую тему, потому что разбираться в проблемах Земли-альфа
на уровне девочки из БП все равно не имело смысла.
Эти паузы не нравились нам обоим, и вскоре Гур принял правила игры.
Лицо его не менялось, даже если я цитировала изречения профессора Мичи,
умершего восемьдесят лет назад. Моя личность занимала его гораздо мень-
ше, чем наши регулярные беседы. Думаю, что если бы в тот период я даже
призналась ему, что я Ингрид Кейн, ему было бы все равно.
Но все же он первым взглянул на меня. Я что-то доказывала и вдруг за-
метила, что он на меня смотрит. Не как обычно, не видя, ожидая лишь за-
вершения моей мысли, чтобы бросить ответную реплику, а, наоборот, не
слыша.
- Ты не слушаешь?
- Тебе надо отдохнуть, Николь. Неважно выглядишь.
- Чепуха, послушай...
- Завтра я свободен. Как насчет морской прогулки? Тебе нужен свежий
воздух. И хватит курить. Гур отнял у меня сигарету. Мой окурок чем-то
заинтересовал его, он нацелил взгляд на пепельницу, полную таких же
окурков.
- Ты что?
Гур поспешно поставил пепельницу на место.
- До завтра.
Когда затихли его шаги, пепельницей занялась я. Скорее всего я иначе,
чем Рита, втыкала в нее окурки... Да мало ли что! Он обратил на меня
внимание. Это было скорее плохо, чем хорошо.
* * *
Гур зашел за мной очень рано, и, пока я плелась за ним по загадочному
коридору (успев заметить, что он продолжается без конца), пока мы подни-
мались по лестнице к люку, ведущему в кабинет (откуда я свалилась), а
затем на лифте на крышу, я неудержимо зевала, хотя впервые за много дней
меня вывели на волю развлекаться. Правда, под конвоем, но все же... Меня
покачивало, будто после болезни, колени дрожали.
В Столице уже наступила осень. Небо походило на мокрую простыню, че-
рез которую ветер сеял капли дождя. На черном лакированном корпусе гу-
ровского аэрокара рыжими мазками прилипли кое-где мертвые листья. Я с
наслаждением глотнула пряный сырой воздух, голова закружилась, но через
секунду все встало на свои места. Крыши соседних домов, прилипшие к аэ-
рокару листья и капли на стекле показались обостренно четкими, как на
фотографии.
Будто я снова глотнула альфазина.
Преимущество молодости - способность организма мгновенно восстанавли-
вать силы.
Окна аэрокара были зашторены - для конспирации, и я не видела, куда
мы летим. Но можно было догадаться, что к одному из рекомендованных в
утренней сводке погоды пляжей, где "день обещает быть солнечным и теп-
лым", Гур всю дорогу молчал, я дремала.
Стоп. Дверца распахнулась, и я почти вывалилась из аэрокара на горя-
чий песок. Трудно было поверить, что где-то осень и дождь, что еще час
назад по корпусу аэрокара скатывались капли. Сейчас он был раскаленный,
сухой, и в нем отражались дюны и море. Море плескалось в нескольких ша-
гах, на его фоне подернутое утренней дымкой небо казалось тусклым, беле-
сым. Солнце грело, но не жгло - то самое "бархатное" тепло, в которое
погружаешься, как в ванну, которое размагничивает, усыпляет, ласково
укачивая, подобно газу "свечного успокоения". Песок набился в туфли, под
одежду, но вставать не хотелось,
- Может, хотя бы переоденешься?
Гур направлялся ко мне с купальником, наверное, с тем самым, в кото-
ром когда-то соблазняла его Рита. Он был уже босиком и в шортах, суту-
лый, угловатый и нескладный, как подросток, но в движении его тело ста-
новилось красивым, гибким и сильным, как у зверя из семейства кошачьих.
Эрл Стоун...
Он помог мне подняться, подал купальник и продолжал что-то говорить,
спокойно глядя на меня. Я ждала, когда он отвернется, и уже собиралась
попросить его об этом, как вдруг сообразила, что Николь была его подруж-
кой и ему вовсе не обязательно отворачиваться в подобной ситуации. Я по-
чувствовала, что краснею, и с досадой рванула молнию на платье, но Гур
уже все понял.
Его взгляд на мгновение вцепился в мое лицо, но он тут же отвернулся
и, бросив мне купальник, ушел разбирать багажник. Фу, как глупо!
Гур возился с разборной лодкой. Я подошла, уже в купальнике, - он не
смотрел на меня. Я положила ему руку на голову - волосы были жесткими,
горячими от солнца. По его взгляду тут же поняла, что лишь усугубила
предыдущую ошибку. Во всяком случае, он знал, что я сделала это, чтобы
ее исправить. Я убрала руку.
Но когда лодка, наконец, была собрана, когда затрещал мотор и мы пом-
чались к горизонту, чуть касаясь кормой воды, когда соленые брызги уда-
рили в лицо, от ветра перехватило дыхание и нас швырнуло друг к другу -
Гур уже не мог не обнять меня. Это было законом, ритуалом Земли-бета -
он и она, обнявшись, мчатся по волнам в двухместной лодке. Сотни раз я
каталась так в молодости, и Гур наверняка тоже, когда еще был Эрлом Сто-
уном. Обняться здесь было так же естественно, как в танце. Все же мы оба
родились на Земле-бета.
Его ладонь легла мне на плечо, утвердилась там, потом я ощутила спи-
ной всю его руку и почувствовала, как горячая волна кувыркнулась где-то
во мне, ударила в голову и, опалив щеки, ушла. Знакомое ощущение, толь-
ко, пожалуй, сильнее, чем прежде. Мне было не да анализа - меня обнимал
Эрл Стоун. Я знала это и только это и опасалась одного - как бы он не
убрал руку. И еще мне нужно было делать вид, что мне плевать на его ру-
ку, потому что она уже обнимала Николь тысячу раз. А ему нужно было де-
лать вид, что он верит, что мне наплевать. Забавно. Мы оба играли и оба
знали, что играем.
Мы сидели так очень долго, не шевелясь, пока Гур, наконец, не выклю-
чил мотор. Лодка остановилась, и он убрал руку. Стало вдруг очень тихо.
Пляжи с соснами и дюнами, люди и коттеджи остались за горизонтом. Мы бы-
ли одни в море. Вокруг перекатывались белые барашки волн, лодку покачи-
вало. Я вспомнила Унго, отель "Синее море". Тогда все было просто. И
спокойно.
Я подумала, что море совсем не синее. "Голубое небо", "Зеленый лес",
"Красный закат" - так тоже просто и удобно. Все прощать. Но закат на
Земле-бета совсем, не красный, а море не синее. Какое?
Чтобы его описать, нужно чувство. Сам для себя ты все понимаешь, но
если тебе нужно кому-то рассказать... Требуются особые слова, рожденные
чувством. Чувством к другому. Бетяне этого лишены. Синее море.
Я смотрела, как Гур плавает, плавно и ритмично закидывая руку, нес-
лышно вспенивая воду ступнями. В воде он был естествен, как рыба, даже
лицо становилось каким-то рыбьим.
А я решила установить вышку, нажала на пять метров, и, стоя на пло-
щадке, которая медленно поднималась, видела обращенное ко мне лицо Гура
- теперь он лежал на спине, раскинув руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29