его стопроцентную надежность внушают хардерам для того, чтобы они не боялись смерти, а это якобы ведет к ложной уверенности владельцев прибора в своей неуязвимости и когда-нибудь может отрицательно сказаться на деятельности Щита… Вот в такие периоды прилив в Клинику желающих избавиться от искейпа увеличивался, а мы не имели права препятствовать этому. Если кто-то считает, что искейп ему не нужен и даже вреден - ради бога, это его личное дело, пусть живет без него!.. Потом, правда, многие из этих любителей скоропалительных решений, возвращались ко мне и просили установить им искейп на место - вот как вы сейчас…
- А можно перейти от слов к цифрам, профессор? - спрашиваю я, чтобы отвлечь своего собеседника от воспоминаний.
Авиценна щелкает кнопками на пульте управления транспьютером, и на голо-экране начинают мелькать какие-то диаграммы, замысловатые графики и таблицы. Я смотрю на эту свистопляску информации, но не пытаюсь вникать в нее.
- Судите сами, - говорит нейрохирург. - Всего за указанный вами период мы провели сто тридцать пять операций по удалению искейпа. Сто двадцать наших бывших пациентов впоследствии обратились с просьбой вернуть им искейп. Значит, остается пятнадцать человек. Вот данные о них…
Я смотрю на имена хардеров, которые выстраиваются на экране правильным столбиком, и прошу профессора вычеркнуть из этого списка пять человек, про которых точно знаю, что их уже нет в живых. Затем, поколебавшись немного, отбрасываю еще двоих, хотя, по большому счету, не должен этого делать - подозревать так подозревать всех подряд, включая и самого себя!.. Но подозревать этих двоих я просто не имею ни морального права, ни желания. Один из них - мой Наставник по Академии, а другой - не кто иной, как… Щитоносец!
Итого у меня остается восемь человек. И я уже предвкушаю успех своей тактики поиска, когда интересуюсь:
- Скажите, уважаемый Авиценна, а где хранятся искейпы, которые вы удалили у этих хардеров?
Но профессор охлаждает мой пыл.
- В сейфе, - отвечает он, и по нему незаметно, что он насторожен или опасается моих дальнейших вопросов.
- А могу я взглянуть на них? - упорствую я.
- Пожалуйста, - невозмутимо говорит Авиценна и не удерживается от реплики: - Послушайте, Лигум, мне кажется, что вы меня в чем-то подозреваете… Уж не считаете ли вы, что я сбывал искейпы по сходной цене на “черном” рынке?
- Что вы, что вы, профессор, - заверяю я своего собеседника, хотя именно эта возможность и стоит в моем мысленном раскладе на первом плане. - Я просто хочу иметь стопроцентную уверенность… порядок есть порядок… надеюсь, вы меня поймете и не станете сердиться…
Я несу подобную чепуху все то время, которое уходит у нас с профессором на перемещение к сейфу, где должны покоиться невостребованные искейпы. Наконец, мы достигаем цели, и Авиценна принимается манипулировать с электронными замками, которые, согласно уверениям профессора, закодированы так, что открыть их может лишь он один. Я этому охотно верю, потому что современные идентификаторы обмануть практически невозможно…
И вот тяжелая дверь откатывается в сторону, и моим глазам открывается отделение, которое разделено на множество ячеек, отделанных мягким ворсистым материалом и накрытых прозрачной крышкой. Под этим крышками покоятся миниатюрные, размером с горошину, устройства, похожие на шпульки швейной машины. Одиннадцать штук…
Я недоуменно смотрю на своего спутника:
- Почему их всего одиннадцать, профессор? Может, вы не уничтожили искейп одного из тех хардеров, которые погибли?
Доктор смотрит мне в глаза и сочувственно улыбается:
- Эх вы, горе-сыщик!.. Вы забыли, что один из этих искейпов принадлежит вам.
* * *
Как ни странно, но операция по возвращению искейпа на отведенное ему место в моем мозгу проходит менее болезненно и без особых галлюцинаций, чем при его удалении. Вот уж, поистине: любой живой организм наделен хапужническими свойствами. Он протестует, когда от него что-то забирают, и рад-радешенек, когда ему что-то дают…
После операции мне приходится провести некоторое время в лежачем положении в одной из палат Клиники, дабы вживление искейпа в нейроткань проходило под наблюдением врачей. Этого времени мне хватает с лихвой, чтобы вновь обдумать тот тупик, в который я сам себя загнал.
… А ведь сначала всё выглядело так просто и соблазнительно!
Когда я сам применил “регр”, то у меня возникло странное ощущение. Будто я уже не раз пользовался этим устройством и раньше. Докопаться до аналогии, которая создавала это ложное впечатление, было нетрудно.
По принципу действия “регр” во многом схож с хардерским искейпом. И тот, и другой возвращают своего владельца-носителя в прошлое, причем не его физическое тело, а сознание. Разница заключается лишь в деталях. Если искейп срабатывает автоматически и только “на смерть”, перенося своего хозяина в момент, предшествующий гибели, то “регр” имеет гораздо больший радиус действия и может быть применен в любое время, по желанию того, кому он принадлежит.
Разве не логично было предположить, что это сходство не случайно? Но в этом случае весьма вероятно, что те, кто создавал “регр”, не просто имели общее представление об “искейпе”, а должны были тщательно изучить его устройство. Значит, одно из двух: либо у них имелись сведения о технологии изготовления этого прибора, либо - сам прибор…
На отработку первой версии у меня ушло три дня - не так уж мало, если учесть, что за это время я почти не терял времени на такие нелепые процедуры, как сон и прием пищи, активно пользуясь “виталайзером”.
Искейпы разрабатывались и создавались в секретной лаборатории Щита. Наверное, даже председатель Ассамблеи Федерации не ведает о ее существовании - так же, как миллиарды людей на планете вплоть до настоящего времени не подозревают, что бессмертность хардеров обеспечивается микрочипом в голове.
Я досконально изучил и проверил все возможные каналы утечки информации из Лаборатории, но там всё оказалось чисто.
Сам собой напрашивался вывод: если утечка информации или похищение искейпа не произошли на этапе создания прибора, значит, это случилось в период его эксплуатации кем-то из хардеров.
Но тогда я не мог допустить столь чудовищного предположения, что к передаче искейпа посторонним лицам мог быть причастен кто-то из наших. Хардер-предатель - почти то же самое, что Господь Бог, страдающий циррозом печени!..
Оставалось предположить, что искейп мог уйти “на сторону” из Клиники, тем более, что я наверняка был не первым и не последним пациентом, обратившимся к Авиценне с просьбой об удалении искейпа. Значит, следовало выяснить, где хранятся искейпы, извлеченные из мозга хардера, куда они деваются в случае смерти своего владельца, и тому подобное…
Перед посещением Клиники мне удалось достаточно достоверно узнать об участи тех искейпов, которые оставались, словно лошади, “без седока”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
- А можно перейти от слов к цифрам, профессор? - спрашиваю я, чтобы отвлечь своего собеседника от воспоминаний.
Авиценна щелкает кнопками на пульте управления транспьютером, и на голо-экране начинают мелькать какие-то диаграммы, замысловатые графики и таблицы. Я смотрю на эту свистопляску информации, но не пытаюсь вникать в нее.
- Судите сами, - говорит нейрохирург. - Всего за указанный вами период мы провели сто тридцать пять операций по удалению искейпа. Сто двадцать наших бывших пациентов впоследствии обратились с просьбой вернуть им искейп. Значит, остается пятнадцать человек. Вот данные о них…
Я смотрю на имена хардеров, которые выстраиваются на экране правильным столбиком, и прошу профессора вычеркнуть из этого списка пять человек, про которых точно знаю, что их уже нет в живых. Затем, поколебавшись немного, отбрасываю еще двоих, хотя, по большому счету, не должен этого делать - подозревать так подозревать всех подряд, включая и самого себя!.. Но подозревать этих двоих я просто не имею ни морального права, ни желания. Один из них - мой Наставник по Академии, а другой - не кто иной, как… Щитоносец!
Итого у меня остается восемь человек. И я уже предвкушаю успех своей тактики поиска, когда интересуюсь:
- Скажите, уважаемый Авиценна, а где хранятся искейпы, которые вы удалили у этих хардеров?
Но профессор охлаждает мой пыл.
- В сейфе, - отвечает он, и по нему незаметно, что он насторожен или опасается моих дальнейших вопросов.
- А могу я взглянуть на них? - упорствую я.
- Пожалуйста, - невозмутимо говорит Авиценна и не удерживается от реплики: - Послушайте, Лигум, мне кажется, что вы меня в чем-то подозреваете… Уж не считаете ли вы, что я сбывал искейпы по сходной цене на “черном” рынке?
- Что вы, что вы, профессор, - заверяю я своего собеседника, хотя именно эта возможность и стоит в моем мысленном раскладе на первом плане. - Я просто хочу иметь стопроцентную уверенность… порядок есть порядок… надеюсь, вы меня поймете и не станете сердиться…
Я несу подобную чепуху все то время, которое уходит у нас с профессором на перемещение к сейфу, где должны покоиться невостребованные искейпы. Наконец, мы достигаем цели, и Авиценна принимается манипулировать с электронными замками, которые, согласно уверениям профессора, закодированы так, что открыть их может лишь он один. Я этому охотно верю, потому что современные идентификаторы обмануть практически невозможно…
И вот тяжелая дверь откатывается в сторону, и моим глазам открывается отделение, которое разделено на множество ячеек, отделанных мягким ворсистым материалом и накрытых прозрачной крышкой. Под этим крышками покоятся миниатюрные, размером с горошину, устройства, похожие на шпульки швейной машины. Одиннадцать штук…
Я недоуменно смотрю на своего спутника:
- Почему их всего одиннадцать, профессор? Может, вы не уничтожили искейп одного из тех хардеров, которые погибли?
Доктор смотрит мне в глаза и сочувственно улыбается:
- Эх вы, горе-сыщик!.. Вы забыли, что один из этих искейпов принадлежит вам.
* * *
Как ни странно, но операция по возвращению искейпа на отведенное ему место в моем мозгу проходит менее болезненно и без особых галлюцинаций, чем при его удалении. Вот уж, поистине: любой живой организм наделен хапужническими свойствами. Он протестует, когда от него что-то забирают, и рад-радешенек, когда ему что-то дают…
После операции мне приходится провести некоторое время в лежачем положении в одной из палат Клиники, дабы вживление искейпа в нейроткань проходило под наблюдением врачей. Этого времени мне хватает с лихвой, чтобы вновь обдумать тот тупик, в который я сам себя загнал.
… А ведь сначала всё выглядело так просто и соблазнительно!
Когда я сам применил “регр”, то у меня возникло странное ощущение. Будто я уже не раз пользовался этим устройством и раньше. Докопаться до аналогии, которая создавала это ложное впечатление, было нетрудно.
По принципу действия “регр” во многом схож с хардерским искейпом. И тот, и другой возвращают своего владельца-носителя в прошлое, причем не его физическое тело, а сознание. Разница заключается лишь в деталях. Если искейп срабатывает автоматически и только “на смерть”, перенося своего хозяина в момент, предшествующий гибели, то “регр” имеет гораздо больший радиус действия и может быть применен в любое время, по желанию того, кому он принадлежит.
Разве не логично было предположить, что это сходство не случайно? Но в этом случае весьма вероятно, что те, кто создавал “регр”, не просто имели общее представление об “искейпе”, а должны были тщательно изучить его устройство. Значит, одно из двух: либо у них имелись сведения о технологии изготовления этого прибора, либо - сам прибор…
На отработку первой версии у меня ушло три дня - не так уж мало, если учесть, что за это время я почти не терял времени на такие нелепые процедуры, как сон и прием пищи, активно пользуясь “виталайзером”.
Искейпы разрабатывались и создавались в секретной лаборатории Щита. Наверное, даже председатель Ассамблеи Федерации не ведает о ее существовании - так же, как миллиарды людей на планете вплоть до настоящего времени не подозревают, что бессмертность хардеров обеспечивается микрочипом в голове.
Я досконально изучил и проверил все возможные каналы утечки информации из Лаборатории, но там всё оказалось чисто.
Сам собой напрашивался вывод: если утечка информации или похищение искейпа не произошли на этапе создания прибора, значит, это случилось в период его эксплуатации кем-то из хардеров.
Но тогда я не мог допустить столь чудовищного предположения, что к передаче искейпа посторонним лицам мог быть причастен кто-то из наших. Хардер-предатель - почти то же самое, что Господь Бог, страдающий циррозом печени!..
Оставалось предположить, что искейп мог уйти “на сторону” из Клиники, тем более, что я наверняка был не первым и не последним пациентом, обратившимся к Авиценне с просьбой об удалении искейпа. Значит, следовало выяснить, где хранятся искейпы, извлеченные из мозга хардера, куда они деваются в случае смерти своего владельца, и тому подобное…
Перед посещением Клиники мне удалось достаточно достоверно узнать об участи тех искейпов, которые оставались, словно лошади, “без седока”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112