И уже пропуская в дверях какую-то полную даму, Павел обернулся. Из «Мерседеса» выходил Кристиан Вилаи. Он вошел в офис сразу за Павлом и вместо приветствия пригласил всех акционеров к себе в кабинет.
За вытянутым вдоль окна столом сидели основные действующие лица акционерного общества «Информед»: Аланна Кайф, Алекс Кайф и Павел Розен. Во главе стола за легкой дымовой завесой, с сигаретой в левой руке — вице-президент Кристиан Вилаи. Не было только профессора Джорджа Вилаи.
— Прежде чем я сделаю важное сообщение, — начал Крис, — хочу проинформировать вас, что мой отец, профессор Вилаи, вчера вечером с подозрением на инфаркт был помещен в больницу.
— Как же так, Крис? — у Аланны задрожал голос. — Что же ты не позвонил? Как же так? Алекс, немедленно едем к профессору в клинику...
— Подожди, Аланна, — голос Криса был удивительно спокоен. — Я сам об этом узнал только полчаса назад. Но прежде, чем вы поедете в больницу, прошу выслушать меня. Вы взрослые люди, и я не буду тратить лишних слов, чтобы подготовить вас к другой неприятной новости. Скажу только, все в руках господних! Так вот. «Информед» не способен платить по своим финансовым обязательствам. Короче говоря, мы банкроты. Вы прекрасно знаете те условия, в которых в последнее время оказалось наше акционерное общество. «Информед» способен был выдержать любое из этих роковых обстоятельств, но в отдельности. Противостоять же им всем одновременно мы, к большому моему сожалению, не способны. Экстренные меры, которые я пытался предпринять, оказались запоздалыми. Фирма «Информед» прекращает свое существование... — Крис сделал театральную паузу. — Но жизнь, друзья мои, продолжается. В пятницу всех прошу к нам с Сесиль на прощальный ужин...
Можно, конечно, вскочить и закричать: «Я же говорил! Я же предупреждал! А ты что сказал мне тогда?» Глупо и бессмысленно. Тем более дело не в стечении обстоятельств и не в банкротстве, а в умышленно созданных обстоятельствах и преднамеренном банкротстве. И еще. Странное поведение Криса, неожиданно открывшаяся тяга этого мормона-праведника к табаку, к дорогим коньякам, его новенький «Мерседес» и неожиданный сердечный приступ Вилаи-старшего... Складывалось такое впечатление, будто Крис примерял на себя новую, чужую роль — и при этом ждал банкротства «Информеда», более того, был каким-то образом замешан в нем и прилагал все усилия, чтобы акционеры не забили тревогу. Говорил складно — а глазки-то все бегали, бегали... Ну что ж! Если все, конечно, так, то Криса можно поздравить! А вот сердце старика Джорджа не выдержало такого предательства от собственного сына... Единственное, что оставалось делать в эту минуту Павлу — это мчаться в больницу, к профессору, вслед за Аланной и Алексом...
Но два телефонных звонка изменили его планы. Первый звонок был от Татьяны. Она плакала в трубку, рассказывая о визите шерифа.
— Павлик! Я этого больше всего боялась... Я все ждала, что в ней скажется ее родная мать... А потом я успокоилась. Такая серьезная, умная девочка. Павлик! Ты же помнишь, сколько она читала... И какие это были книжки... правильные, хорошие книжки... А наше окружение для нее ничего не значило! Понимаешь, ровным счетом ничего! Любовь ничего не значила! Только кровь, кровь ее матери... Она рано или поздно должна была пойти по ее стопам. И я ничего не могла сделать! Я не смогла, Павлик! Прости меня! Прости!..
Он, как мог, успокаивал ее, говорил, что еще ничего не известно, и нет никаких поводов к расстройству, тем более к истерике. Но сам чувствовал, что Таня права, и они не смогли изменить судьбу этой девочки, давно уже расписанную теми же силами, что вели по жизни ее родную мать — Татьяну Захаржевскую.
Второй звонок был из больницы. На том конце провода тоже плакала женщина. Аланна Кайф, захлебываясь слезами, сообщила, что десять минут назад умер профессор Джордж Вилаи...
* * *
Дверь тихо приоткрылась и в кабинет отца вошли два маленьких человека.
— Смотри, руками ничего не трогай, — строго сказал тот, который был постарше.
— Холосо, — согласился младший.
Они впервые были здесь одни, без отца. Со стеллажей на них смотрели большие, взрослые книги. Компьютер не светился и не гудел, тихо отражая на темном экране двух маленьких человечков. Сердитые старые дядьки разглядывали непрошеных гостей с больших портретов на стене. Но один старик улыбался им с фотографии, уголок которой был перевязан черной ленточкой.
— Это дядя Джордж. Помнишь его? Он подарил мне эсминец «Сент-Луис», а тебе паровоз с вагонами.
— Да. С вагонами... Конесно, помню... С вагонами...
На письменном столе лежал огромный раскрытый том. Малыши залезли на кресло, потом легли животами на стол. И заглянули в книгу.
— Алеса, гляди! — воскликнул младший, — они... висят!
— Это сталактиты, — пояснил Алеша.
— Стол-локти-ты, — повторил Митя и, что-то вспомнив, убрал локти со стола. — А посему они висят? Алеша вздохнул по-взрослому:
— Вот и ты стал почемучкой, Митя... Ну, хорошо. Слушай. Мне папа рассказывал. Подземная вода растворяет известняк и капает через потолок пещеры. Потом застывает и получаются такие... Сталактиты. А бывают еще... Растут снизу вверх. Но ты еще маленький. Не поймешь.
— Я не маленький. Мама сказала, сто в детском саду воспитательниса сказала, сто я — главный затинсик!
— Подумаешь, меня тоже сегодня назвали зачинщиком.
— А посему?
— Потому что я дорогу зачинил.
— И я тозе.
— А вообще-то, Митя, это папа — главный зачинщик, ведь это он так здорово придумал играть.
— Алеса, — Митя вдруг надул губы и засопел. — А когда мама с папой вернутся?
— Когда-когда? Не вздумай тут у меня ныть! Обещал меня слушаться? Обещал... Проводят дядю Джорджа и приедут.
— А куда дядя Джордж уезжает?..
* * *
Как русской женщине идет траур... Что это он?! Это просто Тане очень идет черный цвет. Как она сегодня бледна и строга! Аланна прячет свое лицо у Алекса на плече. Алекс растерян, не знает куда деть руки, как стоять, и вообще, как себя вести. Лицо Сесиль распухло и стало совсем некрасивым. Крис, в черном костюме и темных очках, поддерживает жену, задумчив и, хотя стоит среди других пришедших на кладбище проводить его отца в последний путь, кажется одиноким.
Восковое лицо Джорджа спокойно и сосредоточенно, как будто он решает очень важную для него задачу и продвинулся в ее решении гораздо дальше всех этих столпившихся вокруг него людей. Джордж был единственным человеком, с которым он мог говорить о своих заветных идеях, который понимал его с полуслова, который был ему и учителем, и другом. Рядом с ним у Павла появлялось удивительное чувство работы над всеобщим необходимым делом. Чувство подвижника и первопроходца. И это где? В Соединенных Штатах! В стране золотого тельца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
За вытянутым вдоль окна столом сидели основные действующие лица акционерного общества «Информед»: Аланна Кайф, Алекс Кайф и Павел Розен. Во главе стола за легкой дымовой завесой, с сигаретой в левой руке — вице-президент Кристиан Вилаи. Не было только профессора Джорджа Вилаи.
— Прежде чем я сделаю важное сообщение, — начал Крис, — хочу проинформировать вас, что мой отец, профессор Вилаи, вчера вечером с подозрением на инфаркт был помещен в больницу.
— Как же так, Крис? — у Аланны задрожал голос. — Что же ты не позвонил? Как же так? Алекс, немедленно едем к профессору в клинику...
— Подожди, Аланна, — голос Криса был удивительно спокоен. — Я сам об этом узнал только полчаса назад. Но прежде, чем вы поедете в больницу, прошу выслушать меня. Вы взрослые люди, и я не буду тратить лишних слов, чтобы подготовить вас к другой неприятной новости. Скажу только, все в руках господних! Так вот. «Информед» не способен платить по своим финансовым обязательствам. Короче говоря, мы банкроты. Вы прекрасно знаете те условия, в которых в последнее время оказалось наше акционерное общество. «Информед» способен был выдержать любое из этих роковых обстоятельств, но в отдельности. Противостоять же им всем одновременно мы, к большому моему сожалению, не способны. Экстренные меры, которые я пытался предпринять, оказались запоздалыми. Фирма «Информед» прекращает свое существование... — Крис сделал театральную паузу. — Но жизнь, друзья мои, продолжается. В пятницу всех прошу к нам с Сесиль на прощальный ужин...
Можно, конечно, вскочить и закричать: «Я же говорил! Я же предупреждал! А ты что сказал мне тогда?» Глупо и бессмысленно. Тем более дело не в стечении обстоятельств и не в банкротстве, а в умышленно созданных обстоятельствах и преднамеренном банкротстве. И еще. Странное поведение Криса, неожиданно открывшаяся тяга этого мормона-праведника к табаку, к дорогим коньякам, его новенький «Мерседес» и неожиданный сердечный приступ Вилаи-старшего... Складывалось такое впечатление, будто Крис примерял на себя новую, чужую роль — и при этом ждал банкротства «Информеда», более того, был каким-то образом замешан в нем и прилагал все усилия, чтобы акционеры не забили тревогу. Говорил складно — а глазки-то все бегали, бегали... Ну что ж! Если все, конечно, так, то Криса можно поздравить! А вот сердце старика Джорджа не выдержало такого предательства от собственного сына... Единственное, что оставалось делать в эту минуту Павлу — это мчаться в больницу, к профессору, вслед за Аланной и Алексом...
Но два телефонных звонка изменили его планы. Первый звонок был от Татьяны. Она плакала в трубку, рассказывая о визите шерифа.
— Павлик! Я этого больше всего боялась... Я все ждала, что в ней скажется ее родная мать... А потом я успокоилась. Такая серьезная, умная девочка. Павлик! Ты же помнишь, сколько она читала... И какие это были книжки... правильные, хорошие книжки... А наше окружение для нее ничего не значило! Понимаешь, ровным счетом ничего! Любовь ничего не значила! Только кровь, кровь ее матери... Она рано или поздно должна была пойти по ее стопам. И я ничего не могла сделать! Я не смогла, Павлик! Прости меня! Прости!..
Он, как мог, успокаивал ее, говорил, что еще ничего не известно, и нет никаких поводов к расстройству, тем более к истерике. Но сам чувствовал, что Таня права, и они не смогли изменить судьбу этой девочки, давно уже расписанную теми же силами, что вели по жизни ее родную мать — Татьяну Захаржевскую.
Второй звонок был из больницы. На том конце провода тоже плакала женщина. Аланна Кайф, захлебываясь слезами, сообщила, что десять минут назад умер профессор Джордж Вилаи...
* * *
Дверь тихо приоткрылась и в кабинет отца вошли два маленьких человека.
— Смотри, руками ничего не трогай, — строго сказал тот, который был постарше.
— Холосо, — согласился младший.
Они впервые были здесь одни, без отца. Со стеллажей на них смотрели большие, взрослые книги. Компьютер не светился и не гудел, тихо отражая на темном экране двух маленьких человечков. Сердитые старые дядьки разглядывали непрошеных гостей с больших портретов на стене. Но один старик улыбался им с фотографии, уголок которой был перевязан черной ленточкой.
— Это дядя Джордж. Помнишь его? Он подарил мне эсминец «Сент-Луис», а тебе паровоз с вагонами.
— Да. С вагонами... Конесно, помню... С вагонами...
На письменном столе лежал огромный раскрытый том. Малыши залезли на кресло, потом легли животами на стол. И заглянули в книгу.
— Алеса, гляди! — воскликнул младший, — они... висят!
— Это сталактиты, — пояснил Алеша.
— Стол-локти-ты, — повторил Митя и, что-то вспомнив, убрал локти со стола. — А посему они висят? Алеша вздохнул по-взрослому:
— Вот и ты стал почемучкой, Митя... Ну, хорошо. Слушай. Мне папа рассказывал. Подземная вода растворяет известняк и капает через потолок пещеры. Потом застывает и получаются такие... Сталактиты. А бывают еще... Растут снизу вверх. Но ты еще маленький. Не поймешь.
— Я не маленький. Мама сказала, сто в детском саду воспитательниса сказала, сто я — главный затинсик!
— Подумаешь, меня тоже сегодня назвали зачинщиком.
— А посему?
— Потому что я дорогу зачинил.
— И я тозе.
— А вообще-то, Митя, это папа — главный зачинщик, ведь это он так здорово придумал играть.
— Алеса, — Митя вдруг надул губы и засопел. — А когда мама с папой вернутся?
— Когда-когда? Не вздумай тут у меня ныть! Обещал меня слушаться? Обещал... Проводят дядю Джорджа и приедут.
— А куда дядя Джордж уезжает?..
* * *
Как русской женщине идет траур... Что это он?! Это просто Тане очень идет черный цвет. Как она сегодня бледна и строга! Аланна прячет свое лицо у Алекса на плече. Алекс растерян, не знает куда деть руки, как стоять, и вообще, как себя вести. Лицо Сесиль распухло и стало совсем некрасивым. Крис, в черном костюме и темных очках, поддерживает жену, задумчив и, хотя стоит среди других пришедших на кладбище проводить его отца в последний путь, кажется одиноким.
Восковое лицо Джорджа спокойно и сосредоточенно, как будто он решает очень важную для него задачу и продвинулся в ее решении гораздо дальше всех этих столпившихся вокруг него людей. Джордж был единственным человеком, с которым он мог говорить о своих заветных идеях, который понимал его с полуслова, который был ему и учителем, и другом. Рядом с ним у Павла появлялось удивительное чувство работы над всеобщим необходимым делом. Чувство подвижника и первопроходца. И это где? В Соединенных Штатах! В стране золотого тельца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92