— не удержался от комментариев Леня. — А корабли ваши назывались не «Паллада» и «Бигль», а «Юнона» и «Авось».
— Точно, по моим мемуарам потом сняли и кино и либретто к опере написали. На музыку Даргомыжского, — как ни в чем не бывало парировал Гай, и вдруг, громко икнув, сказал, что ему пора в туалет...
— Где это он так успел? — недоуменно спросил Леня Забродина.
— Нажраться-то? Он ко мне в клуб уже веселый пришел... Ты извини, но от него, знаешь ведь, как от банного листа, прилипнет, словно репей, хоть плачь!
И Забродин словно извиняясь, поглядел на американца.
— Нет, нет. Все хорошо. Все очень нормально, — зачастил Колин, — Алексис такой забавный, я хотел бы включить его в сценарий моего фильма...
— Вашего фильма? — переспросил Леонид, поневоле принявший на себя бразды перевода.
— Да, я собираюсь снимать кино про русских моряков-подводников, — сказал Фитцсиммонс и обворожительно улыбнулся одной из своих улыбок.
— И у вас есть сценарий? — спросил Леня, тут же прикидывая в уме, сколько запросить с Голливуда за посредничество, хотя бы стыковывая американских киношников с нашим неповоротливым Министерством обороны.
— Самое важное то, что у меня есть деньги и актер на главную роль, — ответил Колин.
— Актер? — переспросил Рафалович.
— Да, у нас принято писать сценарий под актера, снимающегося в главной роли, а в нашем случае, таким актером буду я, — сказал Колин и снова улыбнулся.
Ревниво почуяв, что его незаслуженно позабыли, Забродин подлил в опустевшие было рюмки и заметил:
— Мы с Колином примеряли на него мой парадный китель с погонами и всеми орденами, ну я тебе скажу, прям хоть сейчас флотом командовать, истинный русский моряк и флотоводец!
Фитцсиммонс весело рассмеялся и неожиданно легко опрокинул себе в рот очередной полтинничек русской очищенной.
— Что-то Гай наш — Юлий Цезарь куда-то запропастился, — обеспокоено заметил Леонид.
— Да и ну его к хренам, один только трезвон от него в ушах, как при стрельбе из главного калибра, — ответил Забродин.
— А и не поехать ли нам ко мне домой, — неожиданно предложил Леня, — я теперь пока живу один, выпить-закусить не проблема, девчонок, если надо, по телефону вызовем, а?
Заснувшего в туалете Гай-Грачевского вытаскивали двое официантов. На честь российского флота Леонид не пожалел и ста долларов, и официанты не только бережно одели Гая в его потертое кожаное пальто, но и усадили в вызванное ими такси...
— Меня женка дома ждет! — кричал Грачевский, обращаясь непосредственно к Колину, — приезжай, я тебя с женкой познакомлю, женке моей, представляешь, восемнадцать лет!
— Езжай, езжай, жених молодой ты наш! — махнул Леня таксисту.
* * *
Когда подъехали к Ленечкиному дому на Большой Монетной и когда проходили консьержку, та, толкнув плечом случившуюся рядом товарку свою, ойкнула громко и взвизгнула на всю лестницу:
— Дывыся, Валюх, цэ ж Джонни Финтоза, который Колю ихрает в энтом, как ехо, в «Брульянтах ее любви»!
— А вы небось про себя думаете, что русские — дикий народ! — заметил на это Рафалович, пропуская в лифт Фитцсиммонса.
— Я в толк тебя взять не могу, Лень, ты себя в русском народе растворил, или он в тебе растворился? — пробурчал двигавшийся сзади Забродин.
Рафалович пропустил реплику Забродина мимо ушей. Позвякивая шведскими ключами, он уже отпирал стальные двери, пропуская гостей в большую прихожую.
Прошли сразу на кухню, и хозяин ловко принялся выгружать из холодильника все имевшееся в нем дежурное изобилие...
Кухня у Рафаловичей была большая.
Лилька еще до отъезда своего в Израиль так искусно организовала пространства этого помещения, что возле плиты, в так называемой зоне приготовления пищи, можно было бы в любой момент организовать съемки популярной телепередачи с некогда известным рок-музыкантом... А в другой половине кухни, где мягкий диван двумя уютными изгибами обнимал обеденный стол, там можно было свободно расположить и накормить как большую дружную семью, соберись она на субботний обед, так и большую холостяцкую компанию...
Колин занял самое удобное место в изгибе дивана.
— А вы фотогеничны, — заметил он Рафаловичу, кивнув на висевшую рядом фотографию, где Леня был в снят в форме и в подл од очном интерьере, — вас можно пригласить на кинопробы, а маленькую роль всегда нетрудно в сценарии и дописать, тем более что вживаться в образ вам не требуется, и военная выправка у вас еще осталась... Так ведь?
Рафалович разлил по стаканам и, нанизав на мельхиоровый зубец тонкий ломтик норвежской семги, провозгласил тост:
— Пью за отличную работу и высокую квалификацию наших преподавателей и политработников, что за пять лет в училище вырастили из нас таких классных молодцов, что мы теперь, если не на флот, так хоть в Голливуд годимся...
Колин Фитцсиммонс, оценив иронию, улыбнулся и молча выпил. А вот у Забродина с восприятием юмора вышел полный клин.
— Колин, ты меня в консультанты возьми, — сказал Забродин чуть ли не с дрожью в голосе, — я все ж таки капитан первого ранга, а Ленька, он, конечно, парень хороший, но уволился в запас еще капитан-лейтенантом, да и когда это было!
Леня нехотя перевел.
Фитцсиммонсу явно не хотелось именно здесь и теперь давать кому-либо каких-то определенных обещаний, и он снова постарался перевести разговор в шутливый тон:
— Дорогой Александр, в титры крупнобюджетного кино хорошо бы вообще заполучить консультантом какого-нибудь большого адмирала с пятью звездами на погонах.
— Так таких в природе не бывает, у нас самое большое по уставу это три звезды — адмирал, и большая звезда с гербом — адмирал флота, — с полной серьезностью ответил Забродин. — Я потому и говорю тебе, Колин, вам там нужен очень хороший консультант, чтобы клюквы такой не понаделать, а то вы и взаправду пятизвездных генералов наснимаете...
— А любовник — я... — тихо сказал Леня Рафалович.
— Что-что? Какой любовник? — встрепенулся Забродин.
— А это спектакль один такой был, я уже позабыл, как он назывался, — начал рассказывать Леня, — там один пожилой уже бабник потаскун поучал одну молоденькую провинциалочку, как ей стать столичной штучкой: мол, надо играть в бридж, курить, пить ликеры и иметь любовника... А любовник — я....
Колин понимающе рассмеялся.
А Забродин даже и не улыбнулся.
Он как-то захмелел, на старые, еще с ресторана, дрожжи, и все теперь воспринимал совершенно буквально.
— Колин, тебе лучше меня никакого консультанта не найти... — повторял он еще и еще.
* * *
Разговор этот состоялся в начале июля, вскоре после свидания с юностью, устроенного трем «мушкетерам»-одноклассникам Танечкой Лариной и ее воскресшим Пашкой.
Про эту встречу Леня никому не говорил ни слова.
Про встречу с Колином Фитцсиммонсом, наоборот, рассказывал при случае всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Точно, по моим мемуарам потом сняли и кино и либретто к опере написали. На музыку Даргомыжского, — как ни в чем не бывало парировал Гай, и вдруг, громко икнув, сказал, что ему пора в туалет...
— Где это он так успел? — недоуменно спросил Леня Забродина.
— Нажраться-то? Он ко мне в клуб уже веселый пришел... Ты извини, но от него, знаешь ведь, как от банного листа, прилипнет, словно репей, хоть плачь!
И Забродин словно извиняясь, поглядел на американца.
— Нет, нет. Все хорошо. Все очень нормально, — зачастил Колин, — Алексис такой забавный, я хотел бы включить его в сценарий моего фильма...
— Вашего фильма? — переспросил Леонид, поневоле принявший на себя бразды перевода.
— Да, я собираюсь снимать кино про русских моряков-подводников, — сказал Фитцсиммонс и обворожительно улыбнулся одной из своих улыбок.
— И у вас есть сценарий? — спросил Леня, тут же прикидывая в уме, сколько запросить с Голливуда за посредничество, хотя бы стыковывая американских киношников с нашим неповоротливым Министерством обороны.
— Самое важное то, что у меня есть деньги и актер на главную роль, — ответил Колин.
— Актер? — переспросил Рафалович.
— Да, у нас принято писать сценарий под актера, снимающегося в главной роли, а в нашем случае, таким актером буду я, — сказал Колин и снова улыбнулся.
Ревниво почуяв, что его незаслуженно позабыли, Забродин подлил в опустевшие было рюмки и заметил:
— Мы с Колином примеряли на него мой парадный китель с погонами и всеми орденами, ну я тебе скажу, прям хоть сейчас флотом командовать, истинный русский моряк и флотоводец!
Фитцсиммонс весело рассмеялся и неожиданно легко опрокинул себе в рот очередной полтинничек русской очищенной.
— Что-то Гай наш — Юлий Цезарь куда-то запропастился, — обеспокоено заметил Леонид.
— Да и ну его к хренам, один только трезвон от него в ушах, как при стрельбе из главного калибра, — ответил Забродин.
— А и не поехать ли нам ко мне домой, — неожиданно предложил Леня, — я теперь пока живу один, выпить-закусить не проблема, девчонок, если надо, по телефону вызовем, а?
Заснувшего в туалете Гай-Грачевского вытаскивали двое официантов. На честь российского флота Леонид не пожалел и ста долларов, и официанты не только бережно одели Гая в его потертое кожаное пальто, но и усадили в вызванное ими такси...
— Меня женка дома ждет! — кричал Грачевский, обращаясь непосредственно к Колину, — приезжай, я тебя с женкой познакомлю, женке моей, представляешь, восемнадцать лет!
— Езжай, езжай, жених молодой ты наш! — махнул Леня таксисту.
* * *
Когда подъехали к Ленечкиному дому на Большой Монетной и когда проходили консьержку, та, толкнув плечом случившуюся рядом товарку свою, ойкнула громко и взвизгнула на всю лестницу:
— Дывыся, Валюх, цэ ж Джонни Финтоза, который Колю ихрает в энтом, как ехо, в «Брульянтах ее любви»!
— А вы небось про себя думаете, что русские — дикий народ! — заметил на это Рафалович, пропуская в лифт Фитцсиммонса.
— Я в толк тебя взять не могу, Лень, ты себя в русском народе растворил, или он в тебе растворился? — пробурчал двигавшийся сзади Забродин.
Рафалович пропустил реплику Забродина мимо ушей. Позвякивая шведскими ключами, он уже отпирал стальные двери, пропуская гостей в большую прихожую.
Прошли сразу на кухню, и хозяин ловко принялся выгружать из холодильника все имевшееся в нем дежурное изобилие...
Кухня у Рафаловичей была большая.
Лилька еще до отъезда своего в Израиль так искусно организовала пространства этого помещения, что возле плиты, в так называемой зоне приготовления пищи, можно было бы в любой момент организовать съемки популярной телепередачи с некогда известным рок-музыкантом... А в другой половине кухни, где мягкий диван двумя уютными изгибами обнимал обеденный стол, там можно было свободно расположить и накормить как большую дружную семью, соберись она на субботний обед, так и большую холостяцкую компанию...
Колин занял самое удобное место в изгибе дивана.
— А вы фотогеничны, — заметил он Рафаловичу, кивнув на висевшую рядом фотографию, где Леня был в снят в форме и в подл од очном интерьере, — вас можно пригласить на кинопробы, а маленькую роль всегда нетрудно в сценарии и дописать, тем более что вживаться в образ вам не требуется, и военная выправка у вас еще осталась... Так ведь?
Рафалович разлил по стаканам и, нанизав на мельхиоровый зубец тонкий ломтик норвежской семги, провозгласил тост:
— Пью за отличную работу и высокую квалификацию наших преподавателей и политработников, что за пять лет в училище вырастили из нас таких классных молодцов, что мы теперь, если не на флот, так хоть в Голливуд годимся...
Колин Фитцсиммонс, оценив иронию, улыбнулся и молча выпил. А вот у Забродина с восприятием юмора вышел полный клин.
— Колин, ты меня в консультанты возьми, — сказал Забродин чуть ли не с дрожью в голосе, — я все ж таки капитан первого ранга, а Ленька, он, конечно, парень хороший, но уволился в запас еще капитан-лейтенантом, да и когда это было!
Леня нехотя перевел.
Фитцсиммонсу явно не хотелось именно здесь и теперь давать кому-либо каких-то определенных обещаний, и он снова постарался перевести разговор в шутливый тон:
— Дорогой Александр, в титры крупнобюджетного кино хорошо бы вообще заполучить консультантом какого-нибудь большого адмирала с пятью звездами на погонах.
— Так таких в природе не бывает, у нас самое большое по уставу это три звезды — адмирал, и большая звезда с гербом — адмирал флота, — с полной серьезностью ответил Забродин. — Я потому и говорю тебе, Колин, вам там нужен очень хороший консультант, чтобы клюквы такой не понаделать, а то вы и взаправду пятизвездных генералов наснимаете...
— А любовник — я... — тихо сказал Леня Рафалович.
— Что-что? Какой любовник? — встрепенулся Забродин.
— А это спектакль один такой был, я уже позабыл, как он назывался, — начал рассказывать Леня, — там один пожилой уже бабник потаскун поучал одну молоденькую провинциалочку, как ей стать столичной штучкой: мол, надо играть в бридж, курить, пить ликеры и иметь любовника... А любовник — я....
Колин понимающе рассмеялся.
А Забродин даже и не улыбнулся.
Он как-то захмелел, на старые, еще с ресторана, дрожжи, и все теперь воспринимал совершенно буквально.
— Колин, тебе лучше меня никакого консультанта не найти... — повторял он еще и еще.
* * *
Разговор этот состоялся в начале июля, вскоре после свидания с юностью, устроенного трем «мушкетерам»-одноклассникам Танечкой Лариной и ее воскресшим Пашкой.
Про эту встречу Леня никому не говорил ни слова.
Про встречу с Колином Фитцсиммонсом, наоборот, рассказывал при случае всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92