Я
уже рассказывала тебе об этом? Это был певец, Б'оремос, принц из Зала. Он
ушел после первого дня, ушел, как я поняла, чтобы закончить положенные ему
юношеские странствия от Зала к Залу. Я надеялась, что он еще немного
задержится, но я могла удержать его только своими словами. В те далекие
времена, зная, как охотятся на принцев пухленькие хорошенькие девушки
Земель, я недостаточно ценила свой собственный талант. Я знала, что он
задержится ненадолго в лучшем случае. Я не хотела быть единственной
девушкой в деревне, которой принц пренебрег. Конечно, он уже уделил мне
много внимания, но это входило в его обучение: петь для разных плакальщиц,
класть их гимны на музыку. Я надеялась, что он немного побудет с нами, а
он вместо этого внезапно исчез. Но он, как оказалось, не стал продолжать
свое путешествие и не забыл меня ради какой-то нахальной дочери свинопаса.
Вместо этого он заспешил во дворец и рассказал самой Королеве, что
произошло у нас в Зале. Ему пришлось ждать аудиенции три дня, и еще день
ушел у нее на размышления. Но в конце концов она сказала: "Приведи ко мне
эту Седую Странницу, я хочу сама посмотреть на нее". И, конечно, все стали
меня называть: Седовласая.
Итак, меня призвали к ней, к Королеве, из чрева которой должны были
появиться следующие правительницы. Да только у нее не рождались девочки.
Ее многочисленные принцы возделывали ниву, но урожая не было. У нее не
было дочерей, которые могли бы оплакивать ее. Только мальчики. Когда я
пришла к ней, она еще не знала, что время рожать для нее кончилось и что
после нее будет править сын ее сестры.
Тогда мы не знали всего, что обнаружилось потом. Королева захотела
посмотреть на меня из чистого любопытства и еще потому, что новость обо
мне принес красивый юноша.
Я оделась, как приличествовало моему возрасту и клану, в длинное
серое домотканое платье, украшенное красной, черной и зеленой вышивкой. Я
сделала его сама: триллисы обвивались вокруг ветвей, а по кромке были
рассыпаны траурные ягоды. Мама похвалила вышивку, а бабушка покритиковала
швы.
Волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головы. Бабушка
считала, что глупо путешествовать с такой прической, а мама сказала, что
лучше, если волосы не лежат на шее. Я думала, что они обе сошли с ума,
если могут спорить о том, как я выгляжу. Я никогда не была выдающейся
красавицей, а всего лишь крупной неуклюжей девочкой, на голову выше всех.
В одном они, однако, согласились.
- Держись прямо, - сказала мама, одергивая на мне платье с боков.
- Гордая походка много значит, - добавила бабушка, возясь с моими
волосами.
Я полагаю, что они начали снова ссориться, как только я ушла, и,
говоря по правде, долгие годы мне не доставало их добродушной перебранки.
Они никогда не бранились сердито, это у них была такая манера беседовать
друг с другом: реплика - ответ, предсказуемые и дополняющие друг друга,
как двухголосное пение.
Поскольку они просили меня об этом, я высоко держала голову, хотя
косы я опустила сразу же, как только мы исчезли из вида. Мне тяжело было
держать их всю дорогу.
Я не помню, что происходило в пути, хотя знаю, что мне хотелось,
чтобы Б'оремос повернулся и заговорил со мной. Но он молчал и был занят
поиском кратчайшего пути.
А когда мы прибыли в великий город Эль-Лалдом, над которым, точно
гигантские каменные стрелы, возвышались башни-близнецы, я вдруг испугалась
и слишком затосковала по дому, чтобы начать разговор. Поэтому я поддержала
молчание Б'оремоса.
Когда Королева увидела меня, она улыбнулась. Я была так молода,
рассказывала она потом, и так серьезна, что она не могла удержаться от
улыбки. Улыбалась она, как большинство королев, скорее губами, чем всем
ртом, хотя и широко.
- Входи, дитя, - сказала она, наклоняясь вперед и протягивая мне
руку.
Я не придумала ничего лучшего, как пожать ее, не замечая поднявшийся
вокруг меня ропот, и с этого началась наша странная дружба.
Потом я наклонилась к ней и прошептала так, чтобы слышала только она:
- Не бойся темноты, моя госпожа, потому что я послана, чтобы освещать
твой путь.
Это была не та речь, которую я разучивала с мамой, и не та,
произнести которую я пообещала бабушке. И не та, которую я сочинила в
пути, пока я тащилась позади Б'оремоса в надежде, что он обернется и
заговорит со мной. Но когда я увидела Королеву, чело которой было осенено
печалью о всех годах, прожитых без дочерей, я поняла, зачем я здесь.
Б'оремос был просто хорошенькой вещицей, игрушкой, о которой можно забыть.
Я была здесь, чтобы служить Королеве и моей стране. Поэтому я сказала ей
эти слова; не ради аплодисментов двора, не ради того, чтобы Б'оремос
повернул ко мне голову, а только ради самой Королевы. И по тому, как я
произнесла их, она поняла, что я говорю правду.
Она пригласила меня сесть у ее ног, присесть на самой низенькой
подушечке Царства. Я думала, что никогда не уйду оттуда.
Затем она попросила показать мои поминальные стихи. Я вынула из
дорожной корзинки первые стихи о Седой Страннице. Они все теперь в
Королевском Зале, за запертыми дверьми, где их могут читать только ученые,
но когда-то они были выставлены на всеобщее обозрение.
Она стала читать их с возрастающим интересом, а потом подозвала к
себе жриц в белых одеждах.
- Дитя Земли поведет в путь, - сказала жрица загадочно, потирая
руками бока своего платья. Они всегда так разговаривают. Я теперь знаю,
что они доверяют ведущему самому выбирать из многих путей. У плакальщиц и
жриц, по-моему, общая манера говорить с недомолвками, хотя жрицы
претендуют на Непогрешимость и Истинные Знания, а я могу только выражать
символами то, что я чувствую здесь, вот здесь в сердце.
Королева кивнула и обернулась ко мне.
- А ты можешь сложить для меня другой гимн? Сейчас? Сейчас, при мне,
чтобы я могла видеть, что слагаешь их без подсказки старших?
Я сказала то, во что всегда верила:
- Мне некого оплакивать, моя Королева.
Она улыбнулась.
В те дни, не забывай, я была молода и пришла из маленькой деревни, из
незначительного Зала. Что я знала о Королевах? Я думала, что это улыбка
сочувствия. Теперь я знаю больше. То была улыбка силы.
Спустя несколько дней мне сообщили, что умерла моя бабушка, и у меня
появилось достаточно причин, чтобы горевать. Я все думала, что же моя мама
станет теперь делать, когда не с кем спорить, станет ли она сама молчащей
оболочкой. Но мне не разрешили отправиться для оплакивания домой, не
разрешили предложить свой голос маме как замену в разбитом дуэте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
уже рассказывала тебе об этом? Это был певец, Б'оремос, принц из Зала. Он
ушел после первого дня, ушел, как я поняла, чтобы закончить положенные ему
юношеские странствия от Зала к Залу. Я надеялась, что он еще немного
задержится, но я могла удержать его только своими словами. В те далекие
времена, зная, как охотятся на принцев пухленькие хорошенькие девушки
Земель, я недостаточно ценила свой собственный талант. Я знала, что он
задержится ненадолго в лучшем случае. Я не хотела быть единственной
девушкой в деревне, которой принц пренебрег. Конечно, он уже уделил мне
много внимания, но это входило в его обучение: петь для разных плакальщиц,
класть их гимны на музыку. Я надеялась, что он немного побудет с нами, а
он вместо этого внезапно исчез. Но он, как оказалось, не стал продолжать
свое путешествие и не забыл меня ради какой-то нахальной дочери свинопаса.
Вместо этого он заспешил во дворец и рассказал самой Королеве, что
произошло у нас в Зале. Ему пришлось ждать аудиенции три дня, и еще день
ушел у нее на размышления. Но в конце концов она сказала: "Приведи ко мне
эту Седую Странницу, я хочу сама посмотреть на нее". И, конечно, все стали
меня называть: Седовласая.
Итак, меня призвали к ней, к Королеве, из чрева которой должны были
появиться следующие правительницы. Да только у нее не рождались девочки.
Ее многочисленные принцы возделывали ниву, но урожая не было. У нее не
было дочерей, которые могли бы оплакивать ее. Только мальчики. Когда я
пришла к ней, она еще не знала, что время рожать для нее кончилось и что
после нее будет править сын ее сестры.
Тогда мы не знали всего, что обнаружилось потом. Королева захотела
посмотреть на меня из чистого любопытства и еще потому, что новость обо
мне принес красивый юноша.
Я оделась, как приличествовало моему возрасту и клану, в длинное
серое домотканое платье, украшенное красной, черной и зеленой вышивкой. Я
сделала его сама: триллисы обвивались вокруг ветвей, а по кромке были
рассыпаны траурные ягоды. Мама похвалила вышивку, а бабушка покритиковала
швы.
Волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головы. Бабушка
считала, что глупо путешествовать с такой прической, а мама сказала, что
лучше, если волосы не лежат на шее. Я думала, что они обе сошли с ума,
если могут спорить о том, как я выгляжу. Я никогда не была выдающейся
красавицей, а всего лишь крупной неуклюжей девочкой, на голову выше всех.
В одном они, однако, согласились.
- Держись прямо, - сказала мама, одергивая на мне платье с боков.
- Гордая походка много значит, - добавила бабушка, возясь с моими
волосами.
Я полагаю, что они начали снова ссориться, как только я ушла, и,
говоря по правде, долгие годы мне не доставало их добродушной перебранки.
Они никогда не бранились сердито, это у них была такая манера беседовать
друг с другом: реплика - ответ, предсказуемые и дополняющие друг друга,
как двухголосное пение.
Поскольку они просили меня об этом, я высоко держала голову, хотя
косы я опустила сразу же, как только мы исчезли из вида. Мне тяжело было
держать их всю дорогу.
Я не помню, что происходило в пути, хотя знаю, что мне хотелось,
чтобы Б'оремос повернулся и заговорил со мной. Но он молчал и был занят
поиском кратчайшего пути.
А когда мы прибыли в великий город Эль-Лалдом, над которым, точно
гигантские каменные стрелы, возвышались башни-близнецы, я вдруг испугалась
и слишком затосковала по дому, чтобы начать разговор. Поэтому я поддержала
молчание Б'оремоса.
Когда Королева увидела меня, она улыбнулась. Я была так молода,
рассказывала она потом, и так серьезна, что она не могла удержаться от
улыбки. Улыбалась она, как большинство королев, скорее губами, чем всем
ртом, хотя и широко.
- Входи, дитя, - сказала она, наклоняясь вперед и протягивая мне
руку.
Я не придумала ничего лучшего, как пожать ее, не замечая поднявшийся
вокруг меня ропот, и с этого началась наша странная дружба.
Потом я наклонилась к ней и прошептала так, чтобы слышала только она:
- Не бойся темноты, моя госпожа, потому что я послана, чтобы освещать
твой путь.
Это была не та речь, которую я разучивала с мамой, и не та,
произнести которую я пообещала бабушке. И не та, которую я сочинила в
пути, пока я тащилась позади Б'оремоса в надежде, что он обернется и
заговорит со мной. Но когда я увидела Королеву, чело которой было осенено
печалью о всех годах, прожитых без дочерей, я поняла, зачем я здесь.
Б'оремос был просто хорошенькой вещицей, игрушкой, о которой можно забыть.
Я была здесь, чтобы служить Королеве и моей стране. Поэтому я сказала ей
эти слова; не ради аплодисментов двора, не ради того, чтобы Б'оремос
повернул ко мне голову, а только ради самой Королевы. И по тому, как я
произнесла их, она поняла, что я говорю правду.
Она пригласила меня сесть у ее ног, присесть на самой низенькой
подушечке Царства. Я думала, что никогда не уйду оттуда.
Затем она попросила показать мои поминальные стихи. Я вынула из
дорожной корзинки первые стихи о Седой Страннице. Они все теперь в
Королевском Зале, за запертыми дверьми, где их могут читать только ученые,
но когда-то они были выставлены на всеобщее обозрение.
Она стала читать их с возрастающим интересом, а потом подозвала к
себе жриц в белых одеждах.
- Дитя Земли поведет в путь, - сказала жрица загадочно, потирая
руками бока своего платья. Они всегда так разговаривают. Я теперь знаю,
что они доверяют ведущему самому выбирать из многих путей. У плакальщиц и
жриц, по-моему, общая манера говорить с недомолвками, хотя жрицы
претендуют на Непогрешимость и Истинные Знания, а я могу только выражать
символами то, что я чувствую здесь, вот здесь в сердце.
Королева кивнула и обернулась ко мне.
- А ты можешь сложить для меня другой гимн? Сейчас? Сейчас, при мне,
чтобы я могла видеть, что слагаешь их без подсказки старших?
Я сказала то, во что всегда верила:
- Мне некого оплакивать, моя Королева.
Она улыбнулась.
В те дни, не забывай, я была молода и пришла из маленькой деревни, из
незначительного Зала. Что я знала о Королевах? Я думала, что это улыбка
сочувствия. Теперь я знаю больше. То была улыбка силы.
Спустя несколько дней мне сообщили, что умерла моя бабушка, и у меня
появилось достаточно причин, чтобы горевать. Я все думала, что же моя мама
станет теперь делать, когда не с кем спорить, станет ли она сама молчащей
оболочкой. Но мне не разрешили отправиться для оплакивания домой, не
разрешили предложить свой голос маме как замену в разбитом дуэте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45