— Брось, Овус, в самом деле. Я? — Он закинул рюкзак за плечо, словно собрался уходить. — Ты в своем уме?
— Независимые Кавернвилля питают к тебе большое уважение. Ты в состоянии повлиять на их неспособность к коллективному мышлению.
— Потому они и независимые, старик, потому и не лезут в идиотские землячества. Немножко анархии никому пока не вредило. И главное — какому идиоту придет в голову представить меня в полит-авангарде? А теперь без балды, скажи, кто там тебя пасет, чтобы открыли дверь, или я захерачу в нее твоей «Ай-би-эм»-овской пишмашинкой.
— Подумай о мисс Клее.
Суть прояснилась: чувства по-прежнему обострены из-за того, что каждый вечер нужно в спешке провожать Кристин, и даже за сам приход ее могут отчислить. Но есть же другие методы.
— Не впутывай ее сюда.
— К тому же — Карбон. Он non compos mentis , Папс. Он собрался сносить Холл Овидия.
— Что?
— Холл Овидия — эстетически тестикулярное продолжение Часовой башни. Оба эти здания связаны неразрывно. Нельзя потворствовать кастрационной политике. Разумеется, Президент не имеет права этого делать без одобрения Комитета Архитектурного Надзора, но, как тебе известно, Карбон отказался продлить его полномочия.
— Я читал в «Светиле».
— Колонка Янгблада, да, я знаю. Я сам набрасывал ему тезисы. Архитектурный корпус, если ты обратишься к карте, представлен ярко-красным флажком.
Гноссос взглянул на карту, допил «метаксу», ничего не сказал. Овус давил:
— Карбон слишком amour-propre . Едва ли тебе известно, к примеру, что он может занять один из министерских постов в Вашингтоне.
— Перестань.
— Государственного секретаря, Гноссос, прикуси язык.
— Государственного секретаря?
— Очередной Даллес. А теперь готовься. Готов? Сьюзан Б. Панкхерст — Дочь Американской Революции.
— Ну да?
— Прямой потомок Джона Адамса.
— Не может быть.
— И всего, что мы знаем о Джоне Адамсе.
Гноссос сел.
— Стоит Карбону уйти — по какой угодно причине, скажем, принять пост в кабинете, — и она становится Президентом университета.
— Стоп.
— Таков регламент. Бумага лежит у тебя под локтем. — Овус достал из колоды пиковый туз и показал его Гноссосу. Затем опять заговорил в интерком:
— Сестра Фасс, еще двойную «метаксу». — Отложив карту в сторону, он глубоко вздохнул и временно погрузился в молчание. — Калвин Блэкнесс у нас в хунте. Так же как и ваш друг композитор Грюн.
— Врешь.
— Спроси сам.
Тихо вошла сестра Фасс и налила в пустой стакан Гноссоса новую порцию «метаксы», предварительно достав хирургическими щипцами из ведерка кубик льда. Затем пощупала у Овуса пульс.
— Вас ждут люди из хунты, сэр. И я могу заняться адресографом — начиная с одиннадцати ноль ноль.
— Через минуту.
Она вышла, виляя задом, и Гноссос сказал:
— Нет.
— Что нет?
— Я не могу. Это не моя сцена. Слишком много политики.
— Все когда-нибудь бывает de novo , дружище.
— А мне насрать.
— Мисс Клея тоже с нами.
— Что?
— Как и Фицгор. И твой кореш Хеффаламп, по крайней мере — пока не уехал на Кубу. Мы победим, Гноссос, и vae victus , когда это произойдет. Ты хочешь Prix de Rome ? А Пулитцеровскую премию?
— А как насчет травы? Я просто спрашиваю, учти?
— Наше доверенное лицо только что выиграло попечительство в Сандозе.
— В Сандозе?
— Одноименная лаборатория. Крупнейший в мире производитель синтетического мескалина. Хочешь заняться исследованиями?
— Стоп! — Гноссос подпрыгнул и зашагал по ковру от стены к стене. Перевернул бейсбольную кепку задом наперед, потом козырьком в сторону и наконец опять прямо. Остановился и щелкнул костяшками счетов. — Ты злостное дерьмо, ты знаешь об этом, Овус?
— Au contraire, Гноссос, я творю добро. — Овус выпрямил спину и снял очки. — Закрытое сообщество — вот наше убежище и спасение. Ответы на вопросы непосредственной выгоды, как тебе известно, применимы и к микрокосму. Почти по определению, nicht wahr ?
— Хватит. Я ухожу.
— Подумай как следует.
— Я занят. Пока. Уколись стрептомицином, перестанешь капать. Триппер действует и на голову тоже.
— Все может быть. Sholom aleicheim , Гноссос.
Дверь широко распахнулась и вплыла сестра Фасс все в том же полосатом халате. Но вместо сестринской шапочки на голове у нее теперь был закручен узел с воткнутыми в него карандашами. Она без слов села около адресографа, ловко засунула в него подносик с табличками и наступила на педаль стартера. Следом появились Джуди Ламперс в бирюзовом ангорском свитере, Дрю Янгблад в белой рубашке, Хуан Карлос Розенблюм в огромном «стетсоне», и декан Магнолия в мятом льняном костюме.
— Добрутро, мстр Паппадопулам. — Магнолия с натянутой улыбкой.
Говорить Гноссос уже не мог. За деканом вышагивал Джордж Раджаматту, прижимая ухом транзисторный приемник и держа в руке термос, в котором брякали кубики льда.
Когда общество заполнило комнату, сестра Фасс ко всеобщему удивлению почтительно произнесла:
— Готовность номер один.
На запертом телефоне мигала лампочка — судя по всему, уже несколько секунд. Овус отстегнул ключ от платиновой цепочки, висевшей у него на шее. Потом замер и перевел многозначительный взгляд с Гноссоса на сестру Фасс, которая тут же объявила:
— К сожалению, мистер Паппадопулис, вам придется уйти.
Ему указывали на дверь.
В коридоре на больничной каталке его ждал Хеффаламп. Увидев Гноссоса, вскочил и вытащил из кармана часы.
— Быстро, Папс, у нас нет времени.
— Боже, что еще?
— Некогда болтать, пошли, рис и все остальное я уже купил.
— Рис?
— Свадьба, старик.
От этого слова у него мерзко закружилась голова. Скользя мимо органов чувств, больничные стены валились прямиком в безумие.
— Вы с Джек, старик, нет, только не это, она же лесби.
— Утихни, Папс.
— Мне плохо.
Хефф усадил его на каталку и повез к выходу.
— Это английская цаца, как ее там? Памела.
— Уотсон-Мэй?
— Ага, мы уже опаздываем. Джек взяла у Фицгора «импалу».
Гноссос тер пальцами глаза и так в кресле выкатился через викторианские двери на яркое солнце. Машина с опущенным верхом стояла у обочины, Джек впихнула его внутрь, улыбаясь и ни о чем не спрашивая. Когда они отъехали, он жалобным голосом произнес:
— Сумасшедшая сука. Сказала мне, что Симон отравился выхлопом.
— Так и есть, старик. — Хефф с переднего сиденья. — Это уже другой.
— Другой?
— А ты не слыхал? Фицгор разве не говорил?
— Кто, черт побери?
— Моджо.
Услыхав это имя, он мягко повторил его в пространство рядом с собой — так, словно там сидел еще один Гноссос:
— Моджо.
— Насколько я знаю, он хотел, чтобы ты был у него шафером, но тебя не смогли найти.
— Моджо?
— Пришлось брать этого мальчика Хипа. — Они повернули на Авеню Академа. — Давай, Джек, быстрее, уже началось, наверное.
Гноссос закрыл полувоспаленные, тяжелые от стыда глаза, сполз вниз по кожезаменителю сиденья и приставил палец к виску, словно «смит-и-вессон» 38-го калибра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81