Но Кристин, черт, крутится, как вентиль на холодной трубе — можно подумать, проклятая обезьяна укусила ее за жопу. И это вечное шушуканье — как пара голубков.
Он показал ядовитый язык призраку Кристин, вдруг нарисовавшемуся на стене сортира. Из открытой аптечки, завораживая своей внутренней энергией и блестя нержавейкой, торчали ножницы. Гноссос даже не посмотрел в их сторону — он нетерпеливо застегнул ширинку, вытряхнул из волос семена клена и направился к двери. Кажется, по мне плачет психушка.
Но не успел он отодвинуть задвижку, отчетливая стратегия защиты вдруг властно схватила его за ухо. Она же заставила вернуться к аптечке и достать с полки ножницы. Черт побери, детка, если звезды не ошибаются, мы сделаем это за них. Mea самая maxima culpa .
Он достал из рюкзака упакованный в пакетик фольги «троян». Между мыслями и физическими ощущениями собственных действий не было сейчас даже крохотного зазора — вообще ничего не было. Он развернул резинку, растянул ее и надул, как воздушный шарик. «Троян» разросся примерно до восьми дюймов в диаметре, на конце образовался мешочек, похожий на возбужденный сосок. Гноссос щелкнул по нему, несколько секунд поигрался, пропихивая пальцем внутрь и злобно посмеиваясь. Затем полоснул ножницами. Резина опала.
Он осторожно скрутил «троян» и засунул обратно в фольгу. Спрятал пакетик в рюкзак, перевернул бейсбольную кепку задом наперед и вернулся в салон.
Там уже почти никого не осталось. Хефф и Джек ждали у дверей, Сестра Фасс перекатывала через порог каталку с Фицгором, Кристин встала, вдоволь нашептавшись с Овусом.
— Ты готов? — спросила она.
— Нас ждет такси, — сказал Хефф, — пошли, старик.
Уже в дверях Гноссос обернулся и как бы между прочим спросил Овуса:
— Сколько мне причитается, детка?
— Что?
— Просто хочу знать, ты придумал, сколько мне причитается?
— Ты меня удивляешь, Гноссос. Кажется, мы обо всем с тобой договорились.
— Пошли, Папс, — Джек.
— Иммунитет, детка, мы договаривались об этом.
— Разумеется. Сколько угодно.
— Этого может не хватить.
— Ты хочешь что-то еще?
— Возможно, Алонзо, кто знает? Хороших каникул.
— Нет уж, спасибо. Многие флажки еще слишком зелены.
В такси Кристин сделала вид, что не обращает на него внимания, и завела разговор о том, как на следующей неделе поедет домой в Вашингтон. Она уместилась на переднем сиденье между Розенблюмом и Джек, которая без умолку трещала о Кубе, обращаясь в основном к Джуди:
— Так кто с нами едет — только ты и Хуан?
— Если это можно так назвать. Придется разбиться на пары, так легче стопить. Ты же знаешь, Фицгор не дает машину, а автобусы — это такой депрессняк, что и говорить не о чем.
Прижатый к заднему стеклу Гноссос сказал, дождавшись паузы.
— Я знаю одного мужика. Не парьтесь.
Хефф выписывал на листке расстояния между южными городами.
— Машина, старик?
— Кого ты знаешь с машиной? — Кристин.
— Так, один мужик.
— Ура, — воскликнула Джек, ласково поглаживая Хеффа по плечу. — будет на чем перебраться через Джорджию.
— Хорошо, а то мы уже выбились из графика. — Хефф. — Я встречаюсь с Аквавитусом на пароме из Майами.
— Боже, — ахнула Джуди Ламперс. — Поедем вчетвером. Как в старые добрые двадцатые. — Затем — Гноссосу и Кристин: — Правда, ребята, поехали с нами.
— Нужно же кому-то считать звезды, солнышко. Мы тоже служим — кто стоит и ждет. Пришлешь мне открытку. — Он подмигнул Хеффалампу, тот подмигнул в ответ и смял бумажку.
— Ну вот, Пятачок, уже совсем не страшно.
Они смотрели на большое белесое пятно над камином, где раньше висела картина Блэкнесса. Подозрительно принюхиваясь, Кристин прошлась по квартире. Окна и двери были распахнуты, по комнате гуляли легкие сквозняки.
— Я хотела поговорить с тобой не об этом. — Она состроила театральную гримаску, бровь приподнялась. — Поехали на каникулы со мной — познакомишься с папой.
Гноссос подавился жевательной резинкой, и Кристин пришлось долго лупить его по спине. Он хрипел и откашливался не меньше минуты, лицо побагровело.
— Чего? — выдавил он наконец.
— Я написала ему о тебе — не про то, что мы собираемся пожениться, а просто как тебя зовут и все такое. Ну, типа вежливость, как ты думаешь?
Как умело она лжет. Он кашлянул еще раз и умолк.
— Как ты думаешь, Пух?
Он ничего не ответил. Совсем.
— Ну не молчи, должен же ты что-то думать, не так это трудно.
— Черт побери, ты прекрасно знаешь, что я думаю.
Она стукнула его напоследок по спине и отскочила к дивану.
— Правда, Гноссос, пожалуйста, ради бога, вместо того, чтобы убегать и вообще заморачиваться, может ты лучше съездишь, ну хотя бы потому что я тебя прошу.
— Куда, черт возьми, я должен ехать, о чем ты? Нет, конечно, я не могу поехать только потому, что ты меня просишь, поскольку оттого, что ты меня просишь, эта поездка не станет ни на каплю веселее.
— Веселее, — сказала она потолку.
— Ага, веселее.
— Это все, что тебя волнует, чтобы было веселее. Тебе ни на минуту не приходит в голову, что можно проявить, ну, хотя бы традиционное уважение к моей семье!
— Эй, ты о чем это?
— Об уважении к моей семье, вот о чем.
— К семье? Что за дела? Баварского нациста вместо папаши ты называешь семьей?
— Ладно, это бессмысленно, для тебя же это ничего не значит, за все это время ты ни слова не сказал о своих родителях, я даже не знаю, есть ли они у тебя.
— Да провалиться мне на этом месте, что я там забыл? Может еще и фрак прихватить?
— Ладно, проехали.
— Что? Тебе вдруг стало неудобно?
— Я же сказала, проехали, это плохая тема. Я просто не ожидала такой травматической реакции.
— Травматическая реакция — не то слово. Детка, да как только я попадусь ему на глаза, одна из его кишечных язв зальет кровью всю квартиру. А кстати, что это еще за французское дерьмо у Овуса на хате, где ты этого набралась, что за c'est assez ?
— Да забудь ты эту проклятую ерунду, ну пожалуйста.
— А что, нормально, Молли Питчер — оруженосица.
— Иди к черту.
— S'il vous pla't . Так ты скажешь, где нахваталась этого говна?
Она подняла за ручку кувшин, глаза сверкнули. До Гноссоса вдруг дошло, что еще немного — и она выплеснет мартини ему в лицо. Сцена из немого кино, посудометание в камин. Почему бы нет, старик, пусть чувствует себя виноватой, легче будет затащить в постель. Иначе уйдет не один час, слишком накалилась.
Он выставил вперед челюсть и произнес:
— Chacun a son got, мой сладенький.
Она предусмотрительно убрала из кувшина соломинку, но ничего не сказала. Он встал с парусинового кресла, подошел на расстояние вытянутой руки и повторил попытку:
— Rien a faire .
Она плеснула жидкость прямо ему в рот. Но он пригнулся и наклонился вперед. Все это произошло одновременно, и стекло разбилось о его бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Он показал ядовитый язык призраку Кристин, вдруг нарисовавшемуся на стене сортира. Из открытой аптечки, завораживая своей внутренней энергией и блестя нержавейкой, торчали ножницы. Гноссос даже не посмотрел в их сторону — он нетерпеливо застегнул ширинку, вытряхнул из волос семена клена и направился к двери. Кажется, по мне плачет психушка.
Но не успел он отодвинуть задвижку, отчетливая стратегия защиты вдруг властно схватила его за ухо. Она же заставила вернуться к аптечке и достать с полки ножницы. Черт побери, детка, если звезды не ошибаются, мы сделаем это за них. Mea самая maxima culpa .
Он достал из рюкзака упакованный в пакетик фольги «троян». Между мыслями и физическими ощущениями собственных действий не было сейчас даже крохотного зазора — вообще ничего не было. Он развернул резинку, растянул ее и надул, как воздушный шарик. «Троян» разросся примерно до восьми дюймов в диаметре, на конце образовался мешочек, похожий на возбужденный сосок. Гноссос щелкнул по нему, несколько секунд поигрался, пропихивая пальцем внутрь и злобно посмеиваясь. Затем полоснул ножницами. Резина опала.
Он осторожно скрутил «троян» и засунул обратно в фольгу. Спрятал пакетик в рюкзак, перевернул бейсбольную кепку задом наперед и вернулся в салон.
Там уже почти никого не осталось. Хефф и Джек ждали у дверей, Сестра Фасс перекатывала через порог каталку с Фицгором, Кристин встала, вдоволь нашептавшись с Овусом.
— Ты готов? — спросила она.
— Нас ждет такси, — сказал Хефф, — пошли, старик.
Уже в дверях Гноссос обернулся и как бы между прочим спросил Овуса:
— Сколько мне причитается, детка?
— Что?
— Просто хочу знать, ты придумал, сколько мне причитается?
— Ты меня удивляешь, Гноссос. Кажется, мы обо всем с тобой договорились.
— Пошли, Папс, — Джек.
— Иммунитет, детка, мы договаривались об этом.
— Разумеется. Сколько угодно.
— Этого может не хватить.
— Ты хочешь что-то еще?
— Возможно, Алонзо, кто знает? Хороших каникул.
— Нет уж, спасибо. Многие флажки еще слишком зелены.
В такси Кристин сделала вид, что не обращает на него внимания, и завела разговор о том, как на следующей неделе поедет домой в Вашингтон. Она уместилась на переднем сиденье между Розенблюмом и Джек, которая без умолку трещала о Кубе, обращаясь в основном к Джуди:
— Так кто с нами едет — только ты и Хуан?
— Если это можно так назвать. Придется разбиться на пары, так легче стопить. Ты же знаешь, Фицгор не дает машину, а автобусы — это такой депрессняк, что и говорить не о чем.
Прижатый к заднему стеклу Гноссос сказал, дождавшись паузы.
— Я знаю одного мужика. Не парьтесь.
Хефф выписывал на листке расстояния между южными городами.
— Машина, старик?
— Кого ты знаешь с машиной? — Кристин.
— Так, один мужик.
— Ура, — воскликнула Джек, ласково поглаживая Хеффа по плечу. — будет на чем перебраться через Джорджию.
— Хорошо, а то мы уже выбились из графика. — Хефф. — Я встречаюсь с Аквавитусом на пароме из Майами.
— Боже, — ахнула Джуди Ламперс. — Поедем вчетвером. Как в старые добрые двадцатые. — Затем — Гноссосу и Кристин: — Правда, ребята, поехали с нами.
— Нужно же кому-то считать звезды, солнышко. Мы тоже служим — кто стоит и ждет. Пришлешь мне открытку. — Он подмигнул Хеффалампу, тот подмигнул в ответ и смял бумажку.
— Ну вот, Пятачок, уже совсем не страшно.
Они смотрели на большое белесое пятно над камином, где раньше висела картина Блэкнесса. Подозрительно принюхиваясь, Кристин прошлась по квартире. Окна и двери были распахнуты, по комнате гуляли легкие сквозняки.
— Я хотела поговорить с тобой не об этом. — Она состроила театральную гримаску, бровь приподнялась. — Поехали на каникулы со мной — познакомишься с папой.
Гноссос подавился жевательной резинкой, и Кристин пришлось долго лупить его по спине. Он хрипел и откашливался не меньше минуты, лицо побагровело.
— Чего? — выдавил он наконец.
— Я написала ему о тебе — не про то, что мы собираемся пожениться, а просто как тебя зовут и все такое. Ну, типа вежливость, как ты думаешь?
Как умело она лжет. Он кашлянул еще раз и умолк.
— Как ты думаешь, Пух?
Он ничего не ответил. Совсем.
— Ну не молчи, должен же ты что-то думать, не так это трудно.
— Черт побери, ты прекрасно знаешь, что я думаю.
Она стукнула его напоследок по спине и отскочила к дивану.
— Правда, Гноссос, пожалуйста, ради бога, вместо того, чтобы убегать и вообще заморачиваться, может ты лучше съездишь, ну хотя бы потому что я тебя прошу.
— Куда, черт возьми, я должен ехать, о чем ты? Нет, конечно, я не могу поехать только потому, что ты меня просишь, поскольку оттого, что ты меня просишь, эта поездка не станет ни на каплю веселее.
— Веселее, — сказала она потолку.
— Ага, веселее.
— Это все, что тебя волнует, чтобы было веселее. Тебе ни на минуту не приходит в голову, что можно проявить, ну, хотя бы традиционное уважение к моей семье!
— Эй, ты о чем это?
— Об уважении к моей семье, вот о чем.
— К семье? Что за дела? Баварского нациста вместо папаши ты называешь семьей?
— Ладно, это бессмысленно, для тебя же это ничего не значит, за все это время ты ни слова не сказал о своих родителях, я даже не знаю, есть ли они у тебя.
— Да провалиться мне на этом месте, что я там забыл? Может еще и фрак прихватить?
— Ладно, проехали.
— Что? Тебе вдруг стало неудобно?
— Я же сказала, проехали, это плохая тема. Я просто не ожидала такой травматической реакции.
— Травматическая реакция — не то слово. Детка, да как только я попадусь ему на глаза, одна из его кишечных язв зальет кровью всю квартиру. А кстати, что это еще за французское дерьмо у Овуса на хате, где ты этого набралась, что за c'est assez ?
— Да забудь ты эту проклятую ерунду, ну пожалуйста.
— А что, нормально, Молли Питчер — оруженосица.
— Иди к черту.
— S'il vous pla't . Так ты скажешь, где нахваталась этого говна?
Она подняла за ручку кувшин, глаза сверкнули. До Гноссоса вдруг дошло, что еще немного — и она выплеснет мартини ему в лицо. Сцена из немого кино, посудометание в камин. Почему бы нет, старик, пусть чувствует себя виноватой, легче будет затащить в постель. Иначе уйдет не один час, слишком накалилась.
Он выставил вперед челюсть и произнес:
— Chacun a son got, мой сладенький.
Она предусмотрительно убрала из кувшина соломинку, но ничего не сказала. Он встал с парусинового кресла, подошел на расстояние вытянутой руки и повторил попытку:
— Rien a faire .
Она плеснула жидкость прямо ему в рот. Но он пригнулся и наклонился вперед. Все это произошло одновременно, и стекло разбилось о его бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81