Он пришел мне на помощь, когда меня чуть не исключили из Гринвуда из-за проделок Жизель. Его свидетельство обеспечило мне алиби и положило конец инциденту.
Луис уехал в Европу для дальнейшего лечения и занятий в консерватории. Мы утратили связь, и теперь, как гром среди ясного неба, он стоял у меня на пороге.
– Пригласи его, – сказала я Обри и с нетерпением стала ждать нашей встречи, когда вдруг меня осенило: я не могу встретить его как Руби. Я – Жизель. Это смешало все мои карты.
Обри ввел его в библиотеку. Луис стал плотнее с нашей последней встречи, лицо его возмужаю, щеки запали, подбородок обострился, темно-каштановые волосы отросли и были зачесаны назад. Он по-прежнему был красив, с сильным чувственным ртом и безупречным римским носом. Единственное серьезное изменение было в том, что теперь на нем были очки с такими толстыми линзами, которых я никогда прежде не видывала.
– Спасибо, что приняли меня, мадам Андреа, – проговорил он. Я приблизилась к нему и протянула руку в приветствии. – Не знаю, помните ли вы меня. Я был очень дружен с вашей сестрой Руби, – сказал он, и я поняла, что он слышал новость и полагал, что я – Жизель.
– Да, я знаю. Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Тернбал.
– Зовите меня просто Луис, – попросил он и направился к дивану напротив моего кресла. С минуту я сидела и пристально смотрела на него, соображая, могу ли выложить ему всю правду. Я почувствовала, как во мне поднимается волна страха. Как будто внутри взрывались сотни мыльных пузырьков.
– Я только что вернулся из Европы, – объяснил он, – где изучал музыку и выступал.
– Выступал?
– Да, в лучших концертных залах, – сообщил он. – Как только прибыл в Новый Орлеан, сразу навел справки, и мне рассказали ужасную историю о вашей сестре. Дело в том, что в ближайшую субботу я собираюсь выступать здесь, в Новом Орлеане, в Художественном театре в парке Луи Армстронга на улице Святой Анны. Я так надеялся, что ваша сестра придет на концерт. – Он умолк.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Я знаю, как ей хотелось бы быть там.
– Правда! – С минуту он внимательно смотрел на меня, а потом добавил: – Я привез два билета для вас и месье Андреа на случай, если вам захочется пойти. – Он выложил их на стол.
– Спасибо.
– А теперь, – проговорил он с помрачневшим лицом, – пожалуйста, окажите мне любезность и расскажите о вашей сестре. Какое стряслось несчастье?
– Она заразилась вирусом, который вызывает острую форму энцефалита, – ответила я. – Она в больнице, в коме, и, боюсь, прогнозы мало обнадеживающие.
Он кивнул. Я подтвердила то, что он уже знал и чего боялся.
– Я вижу, у вас восстановилось зрение. Мне сестра рассказывала о вас, – быстро добавила я.
– Теперь у меня такое же зрение, как если бы я не пострадал от переживаний, но, как вы можете судить по этим очкам, мне от рождения не было суждено иметь хорошее зрение. Но пока я могу видеть страницы и писать ноты, я счастлив, – добавил он и улыбнулся. – Знаете, я буду исполнять здесь в субботу вечером свою собственную музыку. Думаю, одна вещь, возможно, заинтересует вас. Я написал ее для вашей сестры. Это – «Симфония Руби».
– Да, – прошептала я. К горлу подступил комок, и на глазах выступили слезы. Меня беспокоило, позволяет ли его зрение замечать такие мелочи. С минуту он не отрываясь молча смотрел на меня.
– Извините, мадам, я не хочу проявить неуважение, но месье Андреа, – спросил он, – разве когда-то он не был кавалером вашей сестры?
– Когда-то, – тихо ответила я.
– Я знаю, она очень была влюблена в него. Видите ли, я был в нее влюблен, но она дала мне понять, что сердце ее уже принадлежало другому, и что бы я ни сделал и ни сказал, ничто никогда не могло изменить этого. Такая любовь редка, подумал я, но, насколько я понимаю, она вышла замуж за кого-то другого?
– Да. – Я виновато отвела взгляд в сторону. Как бушующая река, история моя продолжала биться о дамбу.
– И у нее был ребенок, дочка? – продолжал он.
– Да. Ее зовут Перл. Она сейчас живет здесь, со мной.
– Муж Руби в полном отчаянии, могу себе представить.
Я кивнула.
– А как ваша бабушка, мадам Клейборн? – спросила я.
– Моя бабушка скончалась три месяца назад.
– О, мне очень жаль.
– Да. Никто и не подозревал, как она страдала. Жизнь ее, несмотря на богатство, не была счастливой. Но она дожила до того времени, когда у меня восстановилось зрение и я начал выступать в известных концертных залах.
– Должно быть, это сделало ее счастливой. А ваша кузина, которая руководила Гринвудом? Она все еще царствует над молодыми женщинами?
Он улыбнулся.
– Нет. Кузина моя ушла в отставку вскоре после кончины бабушки, и ее сменила более добрая и мягкая женщина, миссис Уэйверли. – Он улыбнулся. – Вашей семье нечего опасаться, если вы когда-нибудь отправите туда Перл.
– Это хорошо, – улыбнулась я. Он вынул ручку и блокнот.
– Быть может, вы будете столь добры и любезны, чтобы дать мне название и адрес больницы, где лечат вашу сестру. Я бы хотел послать цветы.
Я сообщила ему, и он записал.
– Ну, не хочу больше отнимать у вас время. Для вас и вашей семьи это – период испытаний. – Он встал, и я медленно поднялась. Он вручил мне билеты. – Надеюсь, вы с мужем сможете посетить концерт. – Он задержал мои пальцы в своей руке и так настойчиво вглядывался в меня своими темно-карими глазами, что мне пришлось потупить взор. Когда я вновь подняла глаза, он улыбался. – Вы узнаете эту часть, я уверен, – прошептал он.
– Луис…
– Я не задаю вопросов, мадам. Я только надеюсь, что вы будете в зале.
– Непременно.
– Что ж, очень хорошо.
Я проводила его до входной двери, где Обри вручил ему его шляпу.
– Я хочу, чтобы вы знали, что ваша сестра оказала огромное влияние на мою жизнь. Она глубоко тронула меня и возродила желание не просто жить, но и продолжать заниматься музыкой. Это милое невинное существо с чистым взглядом на мир восстановило мою веру в жизнь и дало мне вдохновение написать то, что, надеюсь, люди сочтут значительной музыкой. Вам следует гордиться ею.
– Я горжусь, – проговорила я.
– Тогда мы все будем за нее молиться.
– Да, будем молиться, – сказала я. По щекам у меня катились слезы, но я не пыталась смахивать их. – Благослови вас Господь, – прошептала я, Луис кивнул и ушел. Сердце у меня в груди упало, как камень, брошенный в болото. Наконец, я утерла слезы.
«Одна ложь порождает другую, – говорила бабушка Кэтрин. – А потом ложь свивается в клубок, как змеи, пожирающие на пиру своих молодых сородичей».
Сколько же еще придется мне лгать? Как далеко должна я зайти в своем обмане, прежде чем смогу жить в мире с любимым человеком? Луис увидел правду, понял, кто я такая. И понятно почему: он ведь знал меня в основном по голосу, по прикосновению, улавливал суть, потому что внешность была скрыта от него мраком слепоты, и он сразу же узнал меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Луис уехал в Европу для дальнейшего лечения и занятий в консерватории. Мы утратили связь, и теперь, как гром среди ясного неба, он стоял у меня на пороге.
– Пригласи его, – сказала я Обри и с нетерпением стала ждать нашей встречи, когда вдруг меня осенило: я не могу встретить его как Руби. Я – Жизель. Это смешало все мои карты.
Обри ввел его в библиотеку. Луис стал плотнее с нашей последней встречи, лицо его возмужаю, щеки запали, подбородок обострился, темно-каштановые волосы отросли и были зачесаны назад. Он по-прежнему был красив, с сильным чувственным ртом и безупречным римским носом. Единственное серьезное изменение было в том, что теперь на нем были очки с такими толстыми линзами, которых я никогда прежде не видывала.
– Спасибо, что приняли меня, мадам Андреа, – проговорил он. Я приблизилась к нему и протянула руку в приветствии. – Не знаю, помните ли вы меня. Я был очень дружен с вашей сестрой Руби, – сказал он, и я поняла, что он слышал новость и полагал, что я – Жизель.
– Да, я знаю. Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Тернбал.
– Зовите меня просто Луис, – попросил он и направился к дивану напротив моего кресла. С минуту я сидела и пристально смотрела на него, соображая, могу ли выложить ему всю правду. Я почувствовала, как во мне поднимается волна страха. Как будто внутри взрывались сотни мыльных пузырьков.
– Я только что вернулся из Европы, – объяснил он, – где изучал музыку и выступал.
– Выступал?
– Да, в лучших концертных залах, – сообщил он. – Как только прибыл в Новый Орлеан, сразу навел справки, и мне рассказали ужасную историю о вашей сестре. Дело в том, что в ближайшую субботу я собираюсь выступать здесь, в Новом Орлеане, в Художественном театре в парке Луи Армстронга на улице Святой Анны. Я так надеялся, что ваша сестра придет на концерт. – Он умолк.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Я знаю, как ей хотелось бы быть там.
– Правда! – С минуту он внимательно смотрел на меня, а потом добавил: – Я привез два билета для вас и месье Андреа на случай, если вам захочется пойти. – Он выложил их на стол.
– Спасибо.
– А теперь, – проговорил он с помрачневшим лицом, – пожалуйста, окажите мне любезность и расскажите о вашей сестре. Какое стряслось несчастье?
– Она заразилась вирусом, который вызывает острую форму энцефалита, – ответила я. – Она в больнице, в коме, и, боюсь, прогнозы мало обнадеживающие.
Он кивнул. Я подтвердила то, что он уже знал и чего боялся.
– Я вижу, у вас восстановилось зрение. Мне сестра рассказывала о вас, – быстро добавила я.
– Теперь у меня такое же зрение, как если бы я не пострадал от переживаний, но, как вы можете судить по этим очкам, мне от рождения не было суждено иметь хорошее зрение. Но пока я могу видеть страницы и писать ноты, я счастлив, – добавил он и улыбнулся. – Знаете, я буду исполнять здесь в субботу вечером свою собственную музыку. Думаю, одна вещь, возможно, заинтересует вас. Я написал ее для вашей сестры. Это – «Симфония Руби».
– Да, – прошептала я. К горлу подступил комок, и на глазах выступили слезы. Меня беспокоило, позволяет ли его зрение замечать такие мелочи. С минуту он не отрываясь молча смотрел на меня.
– Извините, мадам, я не хочу проявить неуважение, но месье Андреа, – спросил он, – разве когда-то он не был кавалером вашей сестры?
– Когда-то, – тихо ответила я.
– Я знаю, она очень была влюблена в него. Видите ли, я был в нее влюблен, но она дала мне понять, что сердце ее уже принадлежало другому, и что бы я ни сделал и ни сказал, ничто никогда не могло изменить этого. Такая любовь редка, подумал я, но, насколько я понимаю, она вышла замуж за кого-то другого?
– Да. – Я виновато отвела взгляд в сторону. Как бушующая река, история моя продолжала биться о дамбу.
– И у нее был ребенок, дочка? – продолжал он.
– Да. Ее зовут Перл. Она сейчас живет здесь, со мной.
– Муж Руби в полном отчаянии, могу себе представить.
Я кивнула.
– А как ваша бабушка, мадам Клейборн? – спросила я.
– Моя бабушка скончалась три месяца назад.
– О, мне очень жаль.
– Да. Никто и не подозревал, как она страдала. Жизнь ее, несмотря на богатство, не была счастливой. Но она дожила до того времени, когда у меня восстановилось зрение и я начал выступать в известных концертных залах.
– Должно быть, это сделало ее счастливой. А ваша кузина, которая руководила Гринвудом? Она все еще царствует над молодыми женщинами?
Он улыбнулся.
– Нет. Кузина моя ушла в отставку вскоре после кончины бабушки, и ее сменила более добрая и мягкая женщина, миссис Уэйверли. – Он улыбнулся. – Вашей семье нечего опасаться, если вы когда-нибудь отправите туда Перл.
– Это хорошо, – улыбнулась я. Он вынул ручку и блокнот.
– Быть может, вы будете столь добры и любезны, чтобы дать мне название и адрес больницы, где лечат вашу сестру. Я бы хотел послать цветы.
Я сообщила ему, и он записал.
– Ну, не хочу больше отнимать у вас время. Для вас и вашей семьи это – период испытаний. – Он встал, и я медленно поднялась. Он вручил мне билеты. – Надеюсь, вы с мужем сможете посетить концерт. – Он задержал мои пальцы в своей руке и так настойчиво вглядывался в меня своими темно-карими глазами, что мне пришлось потупить взор. Когда я вновь подняла глаза, он улыбался. – Вы узнаете эту часть, я уверен, – прошептал он.
– Луис…
– Я не задаю вопросов, мадам. Я только надеюсь, что вы будете в зале.
– Непременно.
– Что ж, очень хорошо.
Я проводила его до входной двери, где Обри вручил ему его шляпу.
– Я хочу, чтобы вы знали, что ваша сестра оказала огромное влияние на мою жизнь. Она глубоко тронула меня и возродила желание не просто жить, но и продолжать заниматься музыкой. Это милое невинное существо с чистым взглядом на мир восстановило мою веру в жизнь и дало мне вдохновение написать то, что, надеюсь, люди сочтут значительной музыкой. Вам следует гордиться ею.
– Я горжусь, – проговорила я.
– Тогда мы все будем за нее молиться.
– Да, будем молиться, – сказала я. По щекам у меня катились слезы, но я не пыталась смахивать их. – Благослови вас Господь, – прошептала я, Луис кивнул и ушел. Сердце у меня в груди упало, как камень, брошенный в болото. Наконец, я утерла слезы.
«Одна ложь порождает другую, – говорила бабушка Кэтрин. – А потом ложь свивается в клубок, как змеи, пожирающие на пиру своих молодых сородичей».
Сколько же еще придется мне лгать? Как далеко должна я зайти в своем обмане, прежде чем смогу жить в мире с любимым человеком? Луис увидел правду, понял, кто я такая. И понятно почему: он ведь знал меня в основном по голосу, по прикосновению, улавливал суть, потому что внешность была скрыта от него мраком слепоты, и он сразу же узнал меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86